«Могу ли я отыграть беззвучно?»

Британский музыкант и писатель Дэвид Туп о песнях шаманов яномами, «безмолвных медиа», «внимательном слушании» и других видах экстремального слушания

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Jana Chiellino

Никто не знает о современной музыке больше, чем британский писатель и музыкант Дэвид Туп. В своих знаменитых книгах (кстати, переведенных на русский «Рэп-атаке», «Океане звука» и «Навязчивой погоде») он вольно дрейфует по бескрайнему океану мировой музыки, прокладывая логичный курс от Клода Дебюсси к Aphex Twin и от песен аборигенов Амазонки к радикальным звуковым перформансам нынешних медиахудожников. 31 июля в рамках конференции Selector PRO на «Стрелке» пройдет его лекция «Океан звука. Как рождается музыка». Перед ней Дэвид Туп рассказал Денису Бояринову о своих книгах и музыке, которая имела наибольшее значение в его жизни.

Я — педагогический неудачник. Меня дважды выгоняли из арт-колледжа, так что доучиться дизайну я не смог. Теперь я профессор и сам читаю лекции, но всему, что я знаю, я научился самостоятельно. У меня нет степеней в антропологии и этномузыкологии, поэтому я аутсайдер в этом мире. Зато я собрал огромную коллекцию записей, то есть у меня прекрасная библиотека, которая меня всему и научила.

В детстве я слушал много афроамериканской музыки. Можно сказать, я на ней вырос. Одной из первых пластинок, купленных мной, была пластинка Сэма Кука. Я слушал блюз и ритм-н-блюз, потом переключился на джаз. В конце 1960-х и начале 1970-х, когда я уже играл в бескомпромиссной импровизационной группе, я продолжал слушать черную поп-музыку — соул, фанк — и следить за ней. Но наибольшее влияние на меня оказала электронная музыка. Я начал слушать ее с раннего детства. Рок-н-ролл — это тоже электронная музыка: неакустическая, ненатуральная. Еще в детстве меня привлек звук электрогитары, обработанный различными эффектами. Когда я стал тинейджером, я открыл для себя «магнитофонную музыку» (tape music) — Штокхаузена, Берио, Кейджа и т.д. Электронная музыка дала нам экстравозможности выходить за границы человеческого масштаба, за границы осязаемого. Электронная музыка может быть музыкой амазонских джунглей или музыкой нейрологии. Она расширила представления о том, что может быть музыкально рассказано, и дала возможность опыта, который представим только в воображении. Черная поп-музыка, усиленный звук электрогитары и вольная электроника стали основой моего музыкального языка.

К 1980-м я понял, что мои музыкальные интересы не приносят мне денег и мне не на что жить, поэтому я решил написать книгу. С чего-то я решил, что написание книги решит мои финансовые проблемы. Когда я стал выбирать тему для первой книги, я выбрал хип-хоп, потому что он выглядел логическим продолжением черной поп-музыки, на которой я вырос и которую не перестал слушать. Это была невероятно интересная работа — я поехал в Нью-Йорк и познакомился со многими людьми, стоявшими у колыбели рэпа. А в 1984-м издал «Rap Attack», свою первую книгу. Моих финансовых проблем она не решила, но сделала меня музыкальным журналистом, и так я получил постоянный приработок.

Музыка в западном мире потеряла свое социальное значение.

Когда я издал «Rap Attack», многие мои знакомые были удивлены, что я взялся за книгу о хип-хопе. Были и обратные примеры — люди, которые прочли «Rap Attack», не могли поверить, что на самом деле я интересуюсь народной, экспериментальной и импровизационной музыкой. У меня всегда были очень широкие взгляды на музыку — мне может понравиться музыка в любом стиле или жанре, если мне понравится именно музыка. Большинство людей, увлекающихся музыкой, говорят о себе: «я — фанат металла» или «я — поклонник классической музыки». Для меня такое определение немыслимо.

В своей следующей книге «Ocean of Sound» (1995) я пытался уйти от жанрового способа описания и думания о музыке, ставшего общераспространенным. Меня интересовали поиски связей между музыкой, которую принято раскладывать по разным полкам — здесь у нас классика, здесь фолк, здесь электроника. С момента выхода «Ocean of Sound» поиск связей стал моим самым сильным увлечением. Возьмите два любых музыкальных стиля из разных эпох — они не будут полностью изолированы друг от друга. Наверняка найдутся параллели — в развитии стиля, в истории, во влиянии, в социальных связях. Это означает, что все виды музыки, которые люди привыкли разделять, соединены друг с другом, влияют друг на друга и образуют одно бесконечное целое — прекрасный океан музыки. Иногда эти связи легко заметны, иногда — почти невидимы. Цель всех моих книг — обнаруживать эти связи и по-другому думать о предположительно не связанных друг с другом «музыках».

Начиная со своих 20 лет я увлекаюсь явлением шаманизма. Мне кажется, это потому, что музыка в западном мире потеряла свое социальное значение. Что у нас осталось? Фолк умер с началом индустриальной революции. То, что сейчас называют фолком, — это пустая оболочка, кенотаф. Есть так называемая классическая музыка, отношение к которой зиждется на снобизме, и коммерческая музыка, которая становится все менее интересной. Поэтому я заинтересовался музыкой из других частей мира, где за ней сохранилась крепкая связь с духовным миром людей и устройством их жизни. Так я и стал изучать шаманизм. Музыка шаманов, вернее, звуки, используемые ими, позволяют нам немного приблизиться к затерянному миру, где звук имеет большую власть над людьми.

С чего-то я решил, что написание книги решит мои финансовые проблемы.

Изучая шаманов и все, что с ними связано, я не мог пройти мимо феномена сибирского шаманизма. Стал читать разные книги на эту тему. Наибольшее впечатление на меня произвела книга венгерского исследователя Вильмоса Диожеги о сибирских шаманах. Забавно, что он венгр. Пару лет назад судьба свела меня с венгерским певцом в стиле блэк-метал Аттилой Чихаром (Attila Csihar). Я рассказал ему про книгу его земляка, и он счел это не случайным — знаком судьбы. В моей коллекции есть записи сибирских шаманов; одна из них очень старая, начала XX века, восстановленная еще с фонографических валиков, — и она, разумеется, наиболее поразительная.

Скоро у меня выходит альбом «Lost Shadows» с записями песнопений шаманов племени яномами, которые я сделал еще в конце 1970-х. Я издавал некоторые из этих записей на пластинке в середине 1980-х и рассказывал о моем опыте поездки к яномами в книге «Океан звука». Но для меня этот сюжет оставался неоконченным. В моих архивах много записей, которые не были изданы и уже, вероятно, никогда не будут. Но от записей племени яномами у меня всегда было ощущение, что за ними стоит что-то более значительное, чем за всеми остальными. Основатель лейбла Sub Rosa Гай Марк Хинан (Guy Marc Hinant) давно предлагал мне переиздать эти записи — впервые он появился с таким предложением лет шесть или семь назад, но у меня все не доходили руки. Года три назад в моей жизни настала черная полоса, и одним особенно кошмарным Рождеством я сел и написал большой текст, где изложил обстоятельства путешествия в джунгли Амазонки и то, как оно для меня было значимо. Во время написания текста я понял, что та поездка и сделанные в это время записи — прекрасных ритуальных песен по вызову дождя и заклинанию духов предков — серьезно меня изменили. Эти прошедшие три с лишним десятилетия потребовались на то, чтобы абсорбировать полученный опыт и понять, что же на самом деле произошло со мной в этой поездке.

С записями людей из племени яномами связан еще один странный эпизод из моей жизни. Однажды я смотрел голливудский фильм «Дорога», снятый по роману Кормака Маккарти. Музыку к нему сделал Ник Кейв. В этом фильме есть одна душераздирающая сцена, в которой отец мальчика спускается в подвал заброшенного дома и обнаруживает там пленных людей, оставленных для съедения другими — поскольку в этом постапокалиптическом мире на всех не хватает еды. Звук, которым сопровождена эта сцена, украден с одной из моих яномами-записей. Я опознал ее мгновенно, и для меня было большим шоком ее услышать в таком контексте. Я призадумался, что же теперь делать — тащить эту голливудскую компанию в суд? Пока ничего не предпринял.

Нет ничего скучнее современного рок-концерта.

Я всегда был импровизатором — и когда играл блюз в группе, и когда влился в движение свободной импровизации в начале 1970-х. Импровизационный подход лежит в основе всего, что я делаю. Когда я начинаю писать книгу, у меня нет четкого плана. Я начинаю с хорошей идеи и с того, что сажусь писать за стол.

Так же я сочиняю и музыку. Соединяя два способа. Первый — импровизация на инструменте, но это не сочинительство в чистом виде, это скорее ближе к практике «внимательного слушания» (close listening) — экстремальному способу напряженного вслушивания, во время которого микрозвуки раздуваются в размерах, так что уже не различаешь, какие приходят к тебе из внешнего мира, а какие звучат у тебя самого в голове. Но я также делаю музыку на компьютере, используя программы вроде Ableton Live или Logic. Обычно я начинаю с того, что записываю короткий звук — какой угодно, а потом начинаю с ним работать, трансформирую его, добавляю другие звуки, эффекты и т.д. По сути, я создаю коллаж из звуков. Такая методология сочинения музыки выработалась у меня начиная где-то с 2000-х годов, когда я начал делать музыку один и дома, а не в студиях. Впрочем, я все время что-то меняю. К примеру, в понедельник мне предстоит перформанс, и по его поводу я задумался о том, насколько радикальным он может быть — как далеко я могу пойти. Могу ли я, например, отыграть перед публикой беззвучно? Но своими действиями на сцене все-таки дать им понятие о том, какой звук я слышу и каким хотел бы с ними поделиться. Это сложно объяснить. Смысл в том, что я ищу новые способы представления работы сочинителями. Новые подходы к тому, как можно слушать звук совместно. Другие форматы того, как можно обмениваться друг с другом идеями и информацией. Отличные от скучнейшего стандарта, когда некто стоит высоко на подиуме или на сцене и вещает или поет. Нет ничего скучнее современного рок-концерта — четыре парня на сцене с колонками, они играют песню, им аплодируют, еще раз играют, еще раз аплодируют, потом концовка с хитами, потом овация, потом они выходят на бис. Тоска! К примеру, последний «концерт», на котором я был (если его можно назвать концертом), — это выступление японца Тецуя Умеды (Tetsuya Umeda). Если объяснять по-простому, он капал водой на пол и заставлял тем самым звучать помещение, в котором происходило выступление. Иными словами, играл на зале как на гитаре. Наверное, это максимально далеко от обычного представления о том, что называется музыкой и концертом. Кстати, в своей преподавательской деятельности я тоже постоянно экспериментирую и не читаю обычных лекций, предпочитая такие, в которых слушатели более тесно взаимодействуют с лектором, а иногда сидят с мыслью «что тут, черт возьми, вообще происходит?»

Музыка шаманов позволяет нам немного приблизиться к затерянному миру, где звук имеет большую власть над людьми.

Сейчас я пишу книгу о свободной импровизации. Она будет называться «Into the Maelstrom» — по рассказу Эдгара Аллана По «Низвержение в Мальстрём» о человеке, попавшем в морской водоворот и спасшемся. Эдгара По я много читал в детстве. Кстати, он познакомил меня с идеей «внимательного слушания». Низвержение человека в водоворот мне показалось лучшей метафорой для того, чтобы объяснить, что происходит с музыкантом, когда он отступает от композиционных структур — от нот, инструкций, правил, сеток, программ — и начинает импровизировать без предварительной подготовки. Она лучше всего описывает попадание в зону хаоса, которой и является свободная импровизация. Одним из пионеров импровизации был американский джазовый пианист Ленни Тристано. В начале 1940-х он одним из первых начал экспериментировать с импровизацией и сделал несколько записей. Покурил марихуаны и записал несколько треков — без мелодии и без аранжировки, просто начал играть. Тристано был очень интересный человек. В кругу его интересов были и литература, и Эдгар Аллан По. В начале 1950-х он сочинил композицию по мотивам этого же рассказа По — он импровизировал на пианино и использовал наложение звука. Она не была издана до 1970-х, но ей Тристано предвосхитил появление фри-джазового фортепьяно в духе Сесила Тейлора. Книга «Into the Maelstrom» выйдет в двух частях. Она не строго исторически-хронологическая. Первая часть посвящена ранним 1960-м, а вторая вольно движется между поздними 60-ми и нашими днями. Первая часть уже закончена и выйдет в следующем марте. А вторую я планирую сесть писать к концу этого года.

Мой разговор с московскими слушателями будет строиться вокруг моей последней книги «Sinister Resonance». А точнее, вокруг одной из идей, отраженных в этой книге, — опыта слушания silent media («безмолвных медиа»). Что такое «безмолвные медиа»? Ну вот, например, картины голландского художника XVII века Николаса Маса — их можно услышать. На своем московском выступлении я расскажу, как можно проинтерпретировать картину как музыку, и о многом другом, о чем захотят поговорить слушатели.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Дни локальной жизниМолодая Россия
Дни локальной жизни 

«Говорят, что трех девушек из бара, забравшихся по старой памяти на стойку, наказали принудительными курсами Школы материнства». Рассказ Артема Сошникова

31 января 20221857
На кораблеМолодая Россия
На корабле 

«Ходят слухи, что в Центре генетики и биоинженерии грибов выращивают грибы размером с трехэтажные дома». Текст Дианы Турмасовой

27 января 20221976