Новая пластинка разменявшей тридцатник группы «Браво» называется «Навсегда». На ней — впервые в истории знаменитых московских ретро-рокеров — все песни исполнены бессменным лидером группы Евгением Хавтаном (кроме двух — записанных с приглашенными вокалистками). Альбом, который автор песен «Браво» называет «более личным», выходит 16 октября — ко дню рождения Евгения Хавтана.
— Вашему предыдущему альбому «Мода» предшествовала пауза в 10 лет. «Навсегда» появилось гораздо скорее — в трехлетний срок. С чем это связано?
— Стала понятнее схема, по которой выпускать альбом. До этого я не мог найти здесь человека, с которым могу сделать альбом. Сделать — я имею в виду смикшировать, собрать треки вместе. Мне очень просто написать песню, но сложно довести ее до конца. На последних наших записях звучат хор, большая духовая секция, струнная группа и так далее. Чтобы все это собрать, нужен квалифицированный инженер. Я таких в России не знаю. Теперь я нашел такого человека в Лос-Анджелесе — его зовут Гиан Райт, и как только возникли песни, как только появилась идея альбома — он получился.
— Говорят, что участник группы «Браво», с которым вы больше всего проводите время, — это ее звукорежиссер Константин Дюжарден. При этом о нем меньше всего известно. Какую роль он сыграл в появлении «Навсегда»?
— Он писал этот альбом в России — делал продакшн «Навсегда». Если бы не Костя, ни «Навсегда», ни «Моды» не было бы. Мы с ним, собственно, и придумали схему, как песни записывать.
Костя — очень хороший музыкант. С большим вкусом. Кстати, он сыграл много треков на «Навсегда».
— Как вы с ним познакомились?
— Его привел наш предыдущий звукорежиссер, который ушел работать к Земфире. Продакшн — это сложно. Мы долго возились. Три с лишним года — это тоже большой срок. Я завидую группам, которые выпускают по два альбома каждый год. Я так не умею. У меня есть своя планка. Я должен точно понимать, как песня звучит. Что я точно хочу эту песню выпускать. Мне хочется, чтобы через 10—20 лет, когда я выйду на пенсию, я бы не краснел за то, что написал сейчас. Потому что мы столько дерьма записали всякого за свою историю. Не хочется это делать сейчас, когда все это можно делать хорошо.
— На «Навсегда» вы впервые в истории «Браво» поете все песни. Было сложно?
— Сложно не было. Я к этому времени много учился — уже понял, что почем. Напротив, было легко. Этот альбом более личный, поэтому мне с ним все было понятно. Еще на полпути этого альбома планировалось, что Роберт (Ленц. — Ред.) что-то споет. Потом я понял, что мне хочется, чтобы за историю группы «Браво» был один альбом, в котором я высказался бы от себя. Раньше я говорил через других вокалистов группы.
— Вы говорите, что этот альбом личный. Что это означает? Каждая песня у вас ассоциируется с какой-то историей из своей жизни?
— Я просто знаю, что в этом альбоме про меня больше, чем в других. Там есть про меня. Тот чувак Вася — это не про меня, как выяснилось. Мне нравится Вася, но я — другой.
— Что делал Роберт Ленц на этом альбоме?
— Ничего вообще. У нас с ним был разговор после концерта. Я сказал ему, что хочу этот альбом спеть сам, а он ответил, что не против. Я был обязан у него спросить. Было бы неправильно, если бы я принял единоличное решение.
— Это в том числе означает, что в новой концертной программе, куда войдет, наверное, много новых песен, вам придется больше петь и меньше играть на гитаре.
— Я не думаю, что мы будем играть «Навсегда» полностью. У нас на «Моде» много замечательных песен, которые спеты Робертом. Дисбаланса не будет. А мне будет лучше — я как раз хочу себя разгрузить как гитариста. Роберт отлично играет на гитаре. Группа сейчас находится в лучшей форме за последние 30 лет. Наконец-то мы научились играть. Научились многим вещам, которые не знали до этого.
— 30 лет — большой срок. Как группе удается так долго держать форму и развиваться?
— Дело в том, что нам до сих пор это нравится. Правда — нам нравится. У нас только что был концерт в Самаре. Мы играли на улице. После четвертой песни поднялся настоящий ураган. Такое было впервые в истории группы. Сорвало крышу навеса. Комбики и усилители летали по сцене как пушинки. Пульт залило. Нам сказали: вы можете уезжать — понятно, что концерта не будет. Но мы экстренно перенесли концерт внутрь центра, перед которым выступали, и отлично сыграли в составе контрабаса, аккордеона, духовых, включена была только гитара. Вот это была хорошая проверка для группы. Я думал, получится ли у нас, и получилось шикарно. Я видел счастливые физиономии своих музыкантов, которым нравилось играть, и зрителей, которые видели нас на расстоянии метра.
— Сколько времени в неделю вы посвящаете группе?
— Сейчас, когда у нас релиз альбома, мы видимся через день. Собираемся и репетируем по шесть часов. А до этого мы заканчивали альбом — каждый день ко мне кто-то приезжал. Последние два месяца у меня вообще не было свободного времени. Но мне это нравится до сих пор. А когда нравится, это в радость.
— Среди людей, работавших над «Навсегда», мое внимание привлек автор стихов к «Теплому ветру», который в свободное от написания песен время работает управляющим кладбища.
— Я так и знал. Желательно, чтобы кто-нибудь еще и умер во время записи. Отличный пиар-ход для промо-кампании альбома.
— Согласитесь, это необычно.
— Это такая же профессия, как водитель трамвая. Что тут необычного? Водители трамвая тоже пишут стихи. Андрей (Пищулов. — Ред.) в прошлой жизни — музыкант. Сейчас записывает арт-роковые пластинки на независимых лейблах. В стиле Yes и Genesis. Он мне ставил — шикарная музыка, кстати, хоть я никогда и не любил такой жанр.
— В этом году исполняется 30 лет Московской рок-лаборатории, в которую входила группа «Браво». У вас какое о ней осталось воспоминание?
— Мы оттуда смылись сразу. Я как только туда пришел — сразу понял, что рок-лаборатория — не моя тема. Группы приятные, а что дальше? Это то же самое, что Ленинградский рок-клуб, который неминуемо распался. Мы побыли там чуть-чуть и пошли дальше работать. Профессионально.
— Вы были выше уровнем, чем другие?
— Для рок-лаборатории мы были попсой. Считалось, что для рок-музыки мы слишком попсовые, а для поп-музыки — слишком рок. В России никогда не было настоящей поп-музыки, в моем представлении поп — это NewOrder, TheSmiths и Belle & Sebastian. Мы ближе к ним. А в рок-лаборатории мы были чужими. Все эти самиздатовские рок-журналы — «Ухо», «Урлайт», как только мы ушли, сразу нас стали поливать грязью. А группы там были отличные.
— Вы очень любите 60-е, а что вы думаете про 90-е? «Браво» — одна из немногих групп, преодолевших это бурное десятилетие: она регулярно выпускала хорошие и успешные альбомы. В отличие от многих коллег по Московской рок-лаборатории и Ленинградскому рок-клубу.
— Мы писали хорошие песни. В 90-е мы записали три очень хороших коммерческих альбома: «Московский бит», «Стиляги из Москвы», «Дорога в облака». Они были в точку. Все получилось, потому что были хорошие песни. Эти песни до сих пор звучат — на радио, в телепрограммах и всяких шоу двойников. Все очень просто: надо писать хорошие песни, и тогда все будет нормально.
— Какая судьба на радио будет у песен с «Навсегда»?
— Я не знаю. Мне очень приятно, когда песни звучат на радиостанциях, но что будет с новыми — я не знаю. Для меня хороший показатель, когда мои песни играют и на рок-станциях, и на поп-станциях. Это означает, что альбом удался. Я считаю, что музыка должна быть и для тех, и для других.
— Под «другими» вы имеете в виду какую-то продвинутую аудиторию?
— Продвинутая аудитория — это нонсенс. Я видел, как в андеграундных клубах «продвинутые люди», выпивши, круче пляшут под «Ласковый май», чем под какой-нибудь Bauhaus. Российские люди не будут танцевать под инди, они будут рубиться под «Ласковый май».
— А у «Ласкового мая» были хорошие песни?
— Я не очень люблю обсуждать коллег. В любом случае они какие-то… музыканты. Каждый для себя делает вывод.
— Вы следите за тем, что сейчас происходит в русской поп-музыке?
— Я радио в машине не слушаю. Телевизор вообще не смотрю — смотреть там нечего. У меня своя радиостанция: я включаю iPhone по Bluetooth и слушаю свою музыку. Все хорошее в интернете сейчас, и плохое все тоже там.
— Какие-то русские группы вам в интернете попадаются?
— Пытаюсь вспомнить. На самом деле вектор качественной музыки сейчас сместился на Украину. Там планка высокая. За последние два года там появилось много хороших групп и певиц. А у нас — что у нас появилось за последние 10 лет? Может, вы мне скажете?
— Появились целые пласты музыки, которой вообще раньше не было.
— А вот это хорошие группы — молодые, нормальные: On-The-Go, Pompeya... Мне нравятся. Я умом понимаю, как они тут появились, но я не понимаю, как они аранжируют, как они пишутся. Это другая школа.
— При всей любви к британской музыке группа «Браво» никогда не думала запеть на английском и пойти покорять международный рынок?
— Нам поздняк метаться. Если бы нам было по 20 лет… У нас был этот шанс в перестройку, но мы его не использовали — и, может быть, правильно сделали. Это было, когда у нас вышел альбом с Жанной (Агузаровой. — Ред.) в Финляндии. Нам с Жанной надо было принимать решение, готовы ли мы на год смыться из России. Но те условия, которые предлагались по контракту, предполагали, что группу могут разрубить по частям. Поменять кого угодно — композитора, вокалиста и т.д. — по желанию шведской компании, которая нам предлагала контракт. Я принял решение его не подписывать.
Чтобы делать успехи там, надо там родиться либо уехать в 13 лет — днем мыть посуду, а вечером в пабах играть. Надо знакомиться с людьми, быть тусовщиком, впитывать культуру и музыку. Это очень долгий путь. Хотя наше новое поколение очень похоже на то, которое в Европе живет. Они одеваются так же, и многие говорят по-английски хорошо. Они не слушали радио «Маяк», и «Утренней почты» у них тоже не было — им с детства не портили вкус и слух.
27 ноября «Браво» представит альбом «Навсегда» концертом в YotaSpace.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова