Амбициозный двухчастный альбом «Electronica» 67-летнего французского синтезаторного гуру — это реванш композитора-рекордсмена, когда-то выступавшего перед миллионными аудиториями, в новом тысячелетии, в котором его подзабыли. Жан-Мишель Жарр надумал записать свой magnum opus, где он излагает свой взгляд на историю электронной музыки и пытается предсказать ее будущее. К работе над «Electronica» Жан-Мишель Жарр привлек электронных музыкантов разных поколений и разных миров — от мэтров до многообещающих новичков, от нью-йоркской интеллектуалки Лори Андерсон до стадионной звезды Армина ван Бюрена. Каждый трек с альбома — это коллаборация Жан-Мишеля Жарра с другим музыкантом с мгновенно узнаваемым почерком, соединение параллельных электронных вселенных, расходящихся и в стилистике, и в историческом времени, что и делает эту пластинку интересной.
Перед выходом второй части альбома-альманаха «Electronica» Жан-Мишель Жарр приехал в Москву, чтобы встретиться с поклонниками, и рассказал COLTA.RU о том, как его зовут переехать в Россию вслед за Депардье.
— Вы учились у знаменитого композитора Пьера Шеффера, изобретателя «конкретной музыки». Почему вы решили ей заняться?
— У меня классическое музыкальное образование, но с самого юного возраста я играл и в рок-группах. Меня всегда восхищала идея обработки звука — саундпроцессинг. В 13—14 лет я записывал соло на электрогитаре на кассетный магнитофон и пытался с ним что-то делать — например, запускал наоборот. Когда я узнал о том, что Пьер Шеффер набирает студентов в свою группу исследователей конкретной музыки, я внезапно понял, что музыка, которую можно делать не только нотами и сольфеджио, но и повседневными звуками, — это мое. Берешь микрофон, записываешь звук дождя, шум машины или лай своей собаки — и делаешь из этого композицию. На прослушивании Шеффер сказал, что та музыка, который мы будем заниматься, против истеблишмента. Мне очень понравилась эта мысль. Действительно, конкретная музыка и вообще электронная музыка тогда была антивсем: антиклассикой, антироком и т.д.
Другой важный момент: электроника никак не связана с Америкой и американской музыкальной традицией — поп-музыкой, джазом или блюзом. Она родилась в Европе — во Франции, Германии и России. Первые электронные инструменты были сделаны у вас — Львом Терменом, который сильнейшим образом повлиял на Роберта Муга. Рок-н-ролл — это этническая американская музыка, которая покорила мир, а электроника — это музыка из континентальной Европы (сюда я отношу и Россию), которая покорила мир.
Jean-Michel Jarre — «Eros Machine» (1969)
Одно из ранних сочинений Жан-Мишеля Жарра, выдающее в нем ученика Пьера Шеффера
— Для Шеффера и многих других композиторов, занимавшихся в 1950—1960-х электронной музыкой, она была территорией научных исследований. Вы же в какой-то момент подошли к ней по-американски — как к поп-музыке — и вышли из лаборатории к большой аудитории, площадям и стадионам. Когда вы изменили свое отношение к электронике?
— Большое спасибо за интересный вопрос. Да, безусловно, я мог бы остаться в лаборатории — продолжал бы заниматься серьезной и экспериментальной электроникой, якобы авангардной. Но не забывайте, что у меня за плечами был рок-н-ролльный опыт. Я жил на парижских окраинах — вырос на улице, играл на улице и сохранил контакт с улицей. Мне хотелось перебросить мост между элитарной, экспериментальной электроникой и поп-музыкой, которую любила улица. Я занимался этим с самого начала карьеры — все мои альбомы записаны с этим стремлением, но лучше всего мне это удалось на альбоме «Oxygene», который стал огромным успехом и многое изменил для меня.
Jean-Michel Jarre — «Oxygene 4» (1976)
Одна из самых известных композиций Жан-Мишеля Жарра
— Вы же параллельно продюсировали записи популярных французских певцов.
— Да — это именно потому, что мне всегда хотелось раздвинуть границы влияния электронной музыки. Я продюсировал альбомы Патрика Жюве, Франсуазы Арди, Кристофа... Кстати, Кристоф — невероятно одаренный певец, слегка сумасшедший, со своим чувством звука. У нас будет совместный трек на второй части альбома «Electronica», которая, как вы, возможно, знаете, выйдет весной 2016-го. Так вот, возвращаясь к теме: я никогда не считал электронную музыку определенным жанром вроде рока или хип-хопа. Почему электроника до сих пор остается релевантной современности? Потому что это новый подход к сочинению, записи и даже распространению музыки.
Christophe — «Les mots bleus» (1974)
Титульный трек с альбома Кристофа «Les mots bleus», который считается одной из вершин французской поп-музыки. Жан-Мишель Жарр написал текст этой песни и получил за нее комплимент от Сержа Генсбура
— Вы выбрали для первой части «Electronica» подзаголовок «Машина времени». Что вы имели в виду?
— Машина времени может переносить человека не только в прошлое, но и в будущее, не так ли? На своем альбоме я хотел не только представить электронную музыку как почтенную даму с историей, но и подчеркнуть, что у нее есть будущее. На мой взгляд, у музыкантов, встретившихся на этой пластинке, — мэтров Джона Карпентера, Tangerine Dream и Лори Андерсон, звезд Air, Massive Attack и Moby, талантливых новичков Fuck Buttons и Gesaffelstein— есть общая музыкальная ДНК, которая будет репродуцироваться.
Jean-Michel Jarre + Fuck Buttons — «Immortals»
Совместный трек Жан-Мишеля Жарра и британского дуэта Fuck Buttons с альбома «Electronica»
— Как вы делали этот альбом — звали музыкантов к себе в студию или обменивались файлами по интернету?
— Делать музыку по интернету мне не нравится. Посылать друг другу файлы, ни разу не встретившись, не поговорив, не посмотрев друг другу в глаза, — это маркетинговая уловка. Мне было очень интересно поехать в путешествие, с каждым встретиться и поговорить. Предварительно я сделал наброски треков, держа в голове образ каждого музыканта, — это ведь мой альбом!
— Вы встречались с ними впервые в жизни или приглашали к сотрудничеству и ваших старых знакомых?
— Знакомые есть, но не старые — они как раз из категории талантливых молодых. Забавно, что с теми людьми, которые олицетворяют собой наследие электронной музыки, я прежде не встречался, зато хорошо знаю многих новичков. Мне только что пришло это в голову (смеется)! Кстати, когда я начал делать первые совместные записи для этой пластинки, я представлял себе, что молодые музыканты будут более технически подкованы, лучше осведомлены о новинках, будут настоящими гиками. А на самом деле нет — старики дадут фору молодым!
— Кажется, что из вашего прекрасного списка коллабораторов выбивается Лан Лан — он ведь классический пианист.
— Да, он великолепный пианист, но у него еще есть особенная страсть к звуку, как и у остальных участников проекта. Кроме того, впервые в жизни он играл на электронном пианино. С Лан Ланом у нас была чудесная сессия, при том что мы записывались в моей парижской квартире. Были длинные выходные, и студия, где я обычно работаю, — в одном из парижских пригородов — была закрыта. Поэтому мы все сделали в домашних условиях. А к Эдгару Фрезе из TangerineDream я ездил в деревню под Веной, где находилась его студия. Через несколько месяцев Фрезе, увы, не стало. Наша композиция стала последним, что он записал. Вообще за каждым из треков с нового альбома стоит маленькая история.
Совместный трек Жан-Мишеля Жарра и Эдгара Фрезе с альбома «Electronica»
— Какой подзаголовок будет у второй части альбома «Electronica» и кто в ней будет участвовать, кроме Кристофа?
— Подзаголовок я пока объявить не могу, и имена коллабораторов тоже. Но я могу раскрыть несколько сюрпризов. На второй части «Electronica» появятся Гари Ньюман, Дэвид Линч, Ханс Циммер, Джефф Миллз и — вы удивитесь! — Синди Лопер. Будут и молодые музыканты — например, очень интересный французский электронщик Rone; не уверен, что вы про него слышали.
— Многие наши читатели в этот момент захотели бы спросить: а где же Daft Punk?
— Ответ очень прост. Когда я начал этот проект, Daft Punk выпустили новый альбом с заявлением, что они хотят вернуться от электроники к диско-музыке 1970-х. Моя концепция ровно противоположная. Я с большим уважением отношусь к Daft Punk, и, может быть, мы еще когда-нибудь будем сотрудничать. В другой раз. Ну а если говорить о группах поколения Daft Punk, то, на мой вкус, Air лучше вписывались в проект. Они сами признавались когда-то, что в Air есть доля «Oxygene», поэтому мы обязаны были сделать совместный трек.
Jean-Michel Jarre + Air — «Close Your Eyes»
Совместный трек Жан-Мишеля Жарра и французского дуэта Air с нового альбома «Electronica»
— Когда я рассказывал знакомым, что в Москву приехал Жан-Мишель Жарр и дает интервью, их первой реакцией было: «Он будет выступать?» Москвичи ждут второго лазерного шоу на Воробьевых горах, как в 1997-м.
— Вам следует задать этот вопрос мэру Москвы. В 1997 году я же не сам организовывал свое выступление: я получил приглашение от мэра Лужкова. У меня есть давняя мечта — устроить шоу на Байконуре, потому что я люблю космос и все, что с ним связано. Но это невозможно без участия в этом проекте города или региона. Закинете им идею?
Следующей весной у меня начнутся гастроли — сначала я буду выступать на фестивалях, а осенью поеду в мировой тур. Надеюсь, выступлю и в России — где-нибудь в октябре.
Жан Мишель Жарр. Концерт в Москве (1997)
— Во время шоу на Воробьевых горах у вас был необычный наряд — леопардовое пальто и берет как у Че Гевары, а к нему приколота октябрятская звездочка с Лениным.
— Знаете почему? Это случайно получилось. Перед концертом ко мне подошла маленькая русская девочка, подарила эту звездочку и попросила меня надеть ее. Я, конечно, не мог отказать. И это была прекрасная идея! С моей стороны это был жест большой любви к вашей стране и вашей культуре. Я не хочу говорить о политике — ни во времена Советского Союза, ни о нынешней, но я восхищен великой историей вашей страны и русской душой, полной противоречий, парадоксов и силы. В России всего много — великолепного искусства, архитектуры, мечтаний, романтики и сумасшествия. Да, Россия — сумасшедшая страна, и это то, что мне, как художнику, в ней нравится!
Вчера у меня была автограф-сессия в Москве. Во время сессии несколько людей у меня спросили, не хочу ли я переехать в Россию, как Жерар Депардье. Это очень забавно. Потому что они не знали о том, что, когда Депардье переезжал в Россию, мне посылали запросы люди из вашего правительства — не хочу ли я поступить так же, потому что Россия приветствует творческих людей. Я готов приезжать сюда как можно чаще! Всем нужно как можно чаще ездить в Россию. Потому что люди с Запада, особенно надменные англосаксонцы, забывают о том, сколько Россия дала миру: без Родченко не было бы Шанель, Диора и многих американских фотографов, без русского футуризма и конструктивизма не было бы Нью-Йорка. А абстрактная живопись? А электронная музыка? Мир не помнит об этом, потому что многие русские сами об этом позабыли.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова