Pompeya — одна из первых и немногих инди-групп, добившихся в России успеха с англоязычным репертуаром. Московские модники, играющие лощеный диско-рок, стали собирать тысячные площадки и энергично гастролировать по России. Успехи Pompeya стали символом надежды для многих молодых русских групп, поющих на английском. В этом году Pompeya переехала в Лос-Анджелес — по музыкальной тусовке прошел слух, что навсегда. Перед московскими концертами группы, которые пройдут 23 и 24 декабря в клубе «16 тонн» под девизом «Back in USSR», COLTA.RU позвонила вокалисту Даниилу Броду в Лос-Анджелес, чтобы выяснить, что означают их заокеанские маневры.
— Вы насовсем в Америку уехали?
— У нас рабочая виза — обновляется раз в год. Сам себе я дал установку, что «переехал». Но это больше психологическое — так проще перенаправить мыслительный процесс в нужное русло. Расставлять приоритеты. С другой стороны, это можно назвать командировкой. Мы ездим в Америку уже на протяжении нескольких лет — давно курсируем между двумя странами.
Pompeya — «Liar»
— А в чем польза вашего переезда?
— Тут все просто: в России у нас уже достигнута определенная планка, в остальном мире — пока нет. Эту планку нельзя взять дистанционно — мы поняли это из собственного опыта. Надо больше проводить времени на том рынке, на котором хотим укрепиться. В России Pompeya — это indie-level: артисты, собирающие 500 человек в регионе, допустим, а в своем родном городе — тысячу. В Америке таких музыкантов много. Наш американский менеджер Филипп рассказывал, что у него была группа — они выросли до уровня, когда продали клуб HouseofBlues два дня подряд в их родном Лос-Анджелесе. На этом уровне можно спокойно жить музыкой.
— Вы сейчас работаете в Лос-Анджелесе на дневных работах?
— Нет, мы не ходим мыть посуду. Наша работа — писать музыку и репетировать. Вот мы пишем и репетируем — в том же доме, где живем. Финансово нас поддерживает лейбл. Мы пользуемся этим, чтобы построить себе бэкграунд без необходимости спать в мини-вэне.
— Хорошо, что лейбл в вас верит. Кстати, он раньше назывался No Shame, а теперь Mishu. Это один и тот же лейбл — или разные?
— Один и тот же. Поэтому лейбл в нас и верит, что они такие же новички, как и мы (смеется). Они в какой-то момент дали нам мощный импульс — даже чрезмерный. Теперь мы, например, понимаем, что не нужно снимать клипы за 40 тысяч долларов. Мы вчера сняли клип на песню «Real», на который даже не попросили денег у лейбла, и, по всей видимости, он будет более интересным, чем то, что мы делали, нанимая дорогих режиссеров.
Pompeya — «Pasadena»
— А что работает в Америке? Вы же, наверное, много думаете на эту тему сейчас. Вот клипы за 40 тысяч не работают.
— Наш опыт может быть не показателен. Но это наш опыт! Так получилось, что в последних клипах нет участников группы. Тут, может, нет прямой связи между бюджетом и популярностью видео. Но мы точно решили, что надо появляться в собственных клипах чаще!
А в остальном работает все то же самое, что и в России: активность, хитовость, настырность. Играешь концерты с другими группами — знакомишься, заводишь новых фэнов. В зависимости от того, насколько у группы потенциально популярная музыка, настолько может растянуться период становления. Вот группа War on Drugs уже 10 лет играет, а мы о ней только в прошлом году узнали. Группы уезжают в туры и катаются бесконечно, а потом ты их слышишь в шоу у Леттермана.
— А почему вы уехали в Лос-Анджелес, а не в Нью-Йорк или Портленд?
— Нью-Йорк дороже Лос-Анджелеса в два раза. Тут мы снимаем дом, а там мы будем снимать шкаф. Вот и вся разница. Плюс погода — у нас тут каждый день +25 тепла. В Нью-Йорке холоднее, чем в Москве. Там же океан. Многие артисты переезжают из Нью-Йорка в Лос-Анджелес — Twin Shadow, например, переехал. Понятно, что Нью-Йорк круче всего, но до него надо еще дорасти.
— Вы выступали на американских фестивалях — на SXSW в Техасе и CMJ в Нью-Йорке. Это вам помогло?
— Как выглядит день на CMJ: есть в Нью-Йорке куча клевых клубов, и мы выступаем, скажем, в четыре часа дня в одном клубе — перед журналистами и блогерами. Shaking hands — making connections. А в десять вечера выступаем в другом клубе уже перед пьяной публикой, которая хочет новой музыки. Вот так все это происходит. После одного концерта трудно сказать, что он тебе дал. Но потом выясняется, что какой-то радиодиджей слышал нас в каком-то клубе и теперь хочет пригласить нас в эфир. Активность дает плоды.
Pompeya — «90»
— Вы ассоциируетесь в Америке с Россией?
— В пресс-релизах об этом пишут. Но на этой информации не делается акцент. Я не помню, чтобы кто-нибудь сказал: «Вау, вы из России» или «Бу-у-у, вы из России». Я люблю пообщаться с фанатами, узнать, как давно нас слушают, откуда про нас узнали и так далее. На последнем концерте я общался с парочкой — они нас услышали полтора месяца назад в каком-то молле, зашазамили, и им понравилось. Ага, я делаю вывод, значит — узнали о нас уже в новый период, наши действия дают плоды. Они пришли на концерт сами и привели друзей. Я им говорю: «Спасибо, ребята. Вы — наши первые фанаты в Америке. Купите майку!»
— Кто популярнее в Штатах сейчас — Pompeya, Tesla Boy или «Мумий Тролль»?
— Да никто. По цифрам, наверное, «Мумий Тролль» популярнее, но они и собирают русскую аудиторию. Они в принципе популярные. Мы же для русской аудитории в Америке не так известны, чтобы это сделало нам кассу. Поэтому Pompeya развивается как любая другая новая американская группа.
И мы всегда хотели стать такой группой! Это была наша детская мечта. В 2006-м почувствовали, что можем эту мечту осуществить. Ушли из своих предыдущих групп и сделали Pompeya. То, что мы задержались в России так надолго и даже достигли успехов, — чистейшая случайность. Мы правда не ожидали этого! Но нельзя вечно изображать в Москве «группу с Запада» — надо ей когда-то стать.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова