5 декабря 2014Наука
118

Вам завернуть?

Книга «Packaged Pleasures» доказывает: переломные моменты в культуре случаются тогда, когда ученые изобретают новую упаковку для уже известных вещей — от лекарств и кока-колы до звука и приключений

текст: Борислав Козловский
Detailed_picture© Rotaenko Ann

Нацисты были первыми, кто затеял государственную кампанию по борьбе с курением, мотивируя ее заботой о здоровье народа, — хотя с момента, когда корабли Колумба привезли табак в Европу, и до прихода Гитлера к власти прошло целых 400 с лишним лет. Почему никто не спохватился раньше? Просто курить по-настоящему массово начали только к 1920-м, и все благодаря тому, что табак сменил упаковку.

Американский школьник Джеймс Бонсак в 1875 году специально бросил учебу, чтобы смастерить и запатентовать автомат для заворачивания табака в бумагу на фабриках: до тех пор это делалось преимущественно вручную, сигареты выходили дорогими, а объемы продаж не шли ни в какое сравнение с нынешними. Само собой, прежние трубка, сигара и жевательный табак никак не годились для потребления в естественном для сигарет темпе: достал — поджег — отправил окурок щелчком под ноги. За несколько десятилетий рак легких превратился из медицинского курьеза в обычное дело: до наступления XX века врачами было описано всего 140 случаев болезни.

Общество потребления сделали возможным консервы и сигареты, гильзы и тюбики.

Папиросная бумага сыграла в этом большую роль, чем сам никотин. Обертка, емкость, формат, способ доставки довольно часто важнее содержимого. И это они заставляют вертеться колеса прогресса, утверждают авторы книги. Роберт Проктор, профессор истории науки в Стэнфорде, издал несколько монографий про борьбу с раком в Америке и медицину гитлеровской Германии. Гэри Кросс, профессор Пенсильванского университета, — эксперт по истории США XX века, и, судя по списку публикаций («Игривая толпа», «Социальная история удовольствий»), консюмеризм во всех проявлениях — одна из его любимых тем.

Общество потребления сделали возможным консервы и сигареты, гильзы и тюбики. Главной поворотной точкой для современной медицины принято считать открытие антибиотиков — а Проктор и Кросс предлагают освободить этот пьедестал для шприца, изобретенного в 1850-х. Тот позволил вводить препараты прямо в кровоток, вместо того чтобы больной их глотал. Чем плохи пилюли и порошки? Желудок нейтрализует многие лекарства частично или полностью; чтобы добиться хоть какого-то результата, нужна лошадиная доза, вызывающая массу побочных эффектов, а в случае некоторых веществ не помогает и она. Шприц открыл огромному множеству препаратов, включая те же антибиотики, возможность достучаться до нашего сердца — причем и в буквальном смысле тоже.

Про обезболивающий эффект опиума знали с древности, но чтобы появился наркоз для хирургических операций, понадобилась «переупаковка». В 1804 году выделили действующее вещество опия, морфин, которое врачи смогли наконец точно дозировать — чего нельзя сделать с млечным соком мака, состав которого меняется от порции к порции и сильно зависит от условий хранения.

Практическая разница между ивовой корой, содержащей аспирин, и таблеткой аспирина — как между регулярными занятиями на беговой дорожке по 40 минут в сутки и хождением по комнате из угла в угол.

На таком примере, кстати, легко объяснить, почему несостоятельны разговоры о «натуральных лекарствах» и вообще нью-эйджевский трепет перед медициной традиционных культур, которые до изобретения таблеток и ампул якобы владели секретами целебных трав с кореньями. Ивовая кора, содержащая аспирин, и таблетка аспирина — совсем не одно и то же; практическая разница между ними — как между регулярными занятиями на беговой дорожке по 40 минут в сутки и хождением по комнате из угла в угол, когда наскучит лежать на диване. Суть вроде бы одна, а вот упаковка разная — и это оборачивается разными результатами.

За эпидемией ожирения стоят сладкая газировка в алюминиевых банках и снэки, расфасованные по 50—100 граммов, — примеры «суперъеды» и «гиперъеды», изобретенных в XIX веке.

Пищу научились конструировать таким образом, чтобы пищевая ценность, вкус и текстура сочетались в ней произвольным образом. Мозг ждет от вкусовых окончаний прогноза, какая порция даст организму нужное количество калорий, но тщательно переупакованные ингредиенты заставляют его ошибаться в большую или меньшую сторону. Желе, образцовый суррогат еды, появилось на свет в 1896 году. Вода, ароматизатор, немного сахара — и желатин, инструмент их упаковки, изобретенный химиками на 50 лет раньше: именно он в ответе за обманчивое ощущение объемного куска чего-то съедобного. Шоколад, напротив, выдает себя за менее калорийную пищу. В 1847 году швейцарец Линдт и англичанин Фрай додумались смешивать сахар с какао в форме порошка и масла, а потом спрессовывать в плитки. Горечь какао позволяет употребить больше сахара, не ощущая приторной сладости. Когда в смесь через 30 лет стали добавлять молоко, продукт и вовсе покорил мир: в 1860 году в США был съеден миллион фунтов шоколада (450 тонн), а в 1898 году — уже 26 миллионов фунтов (11 тысяч тонн).

Слово «упаковка» авторы толкуют широко: в том смысле, в котором виниловая пластинка — это упакованная музыка, а американские горки — упакованное приключение. Можно считать это развитием замысла книги Сьюзен Зонтаг «О фотографии»: Зонтаг вместо разговоров о светотени и композиции решила посмотреть на фотографию как на способ вырезать кусок реальности, упаковать в плоский прямоугольник и запустить в оборот.

Пластинка вмещала две-три минуты звука, и песни должны были укладываться в этот интервал. Так сложился современный стандарт продолжительности трека.

Фонография, заявляют авторы «Packaged Pleasures», могла пойти по пути фотографии. Когда Эдисон сконструировал свой фонограф в 1877 году, он и не думал тиражировать музыку. Аппарат интересовал его как модификация телефона, который вместо того, чтобы передавать звук по проводам, повторяет его за говорящим. Главной функцией была бы звукозапись, и в каждом доме появился бы тяжеловесный аппарат для надиктовывания мыслей и фиксации семейных торжеств. Индустрия предпочла другой вариант: уже в граммофоне Берлинера, прототипе советских проигрывателей, функция записи была отключена — и граммофон сделался устройством для потребления расфасованных арий и симфоний. Но сначала — жанров рангом ниже: от художественного свиста (буквально) до эпизодов из оперетт.

Пластинка вмещала две-три минуты звука, и песни должны были укладываться в этот интервал. Так сложился стандарт продолжительности трека, «единицы музыки», который не сильно поменялся к моменту появления iTunes. Примерно то же самое случилось с идеей «альбома» — набора граммофонных пластинок в конвертах, собранных под одним переплетом.

Функция музыки всякий раз менялась с приходом нового носителя — способа ее упаковать. Портативный кассетный плеер Sony Walkman в 1979 году сделал общедоступной технику «одиночества в толпе»: человеку в наушниках проще изолировать себя от окружающих в метро или в лифте, тогда как кассетный магнитофон или граммофон ничего такого не обещают.

Что еще можно упаковать? Природные ландшафты и пейзажи после битвы: это предмет диорам в павильонах. Почувствовать себя преступником и смелым нарушителем правил позволяет авантюрное кино. Чтобы каждый мог ощутить смертельную опасность лично, в 1890-е придумали американские горки и парки развлечений.

Каждое из этих «пакетированных развлечений», от леденцов и морфина до кино и музыкальных альбомов, в конце концов превратилось в культурное явление, несоизмеримое с исходным замыслом. Главное — соорудить правильную упаковку, и она не замедлит наполниться чем-то стоящим. Дело ученых и изобретателей — соорудить ящик, украсить его этикетками, оставить открытым. И ждать, пока внутрь заберется неизвестная культуре новая сущность.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244964
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246520
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413101
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419582
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423654
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428956
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429612