Кирилл Медведев: «Борьба на выборах продуктивна для общества и опасна для режима»

Выборы в Государственную думу 2021 года позади. Они запомнятся нам не только фальсификациями, милицией, навещающей дома независимых кандидатов, и электронным голосованием, благодаря которому ни один из независимых кандидатов не смог победить.

Одним из самых важных событий этих выборов стала кампания Михаила Лобанова, математика и профсоюзного активиста, известного своими акциями в МГУ. Благодаря блестящей предвыборной кампании Лобанов набрал в Кунцевском округе по результатам очного голосования на 10 тысяч голосов больше, чем, казалось бы, очевидный лидер — телеведущий Евгений Попов, поддержанный «Единой Россией» и мэром Москвы Собяниным.

Кирилл Медведев, поэт, левый активист и участник штаба Лобанова, рассказывает об уроках этих выборов. С ним говорит Наталья Савельева — социолог, исследующая протестные движения и войны на постсоветском пространстве, сотрудница Лаборатории публичной социологии.

— Кирилл, расскажи, как ты присоединился к кампании Михаила Лобанова.

— Когда КПРФ в прошлом году предложила Михаилу выдвинуться, он решил сделать прогрессивную лево-профсоюзную кампанию и собрал всех, с кем когда-то боролся вместе. Мы знакомы с 2006 года, состояли тогда в одной левой организации, участвовали в кампании против заемного труда. Потом Миша сосредоточился на МГУ, боролся за общежитие, стипендии, против сокращений, вел киноклуб, на который, помню, пригласил меня презентовать нашу книгу о Годаре. К убеждению, что левым надо не только заниматься активизмом, наукой и культурой, но и участвовать в выборах, мы, получается, шли параллельно больше десяти лет.

— Как твой предыдущий опыт участника муниципальных выборов помог вам в разработке стратегии штаба?

— Муниципальные выборы — это, конечно, другой масштаб. Но любые выборы дают возможность сфокусировать активистский азарт и опыт на одной задаче — пробиться к людям, найти с ними общий язык, объединить их в некое не существовавшее прежде сообщество. Создать чудо настоящего представительства — через живое общение, интернет, через такую удивительную вещь, как агитационные газеты и листовки. Я из кампании вынес интуитивное понимание того, как честность и открытость могут работать на политику в общих интересах.

— Чем именно ты занимался в рамках этой кампании?

— В первую очередь писал разные тексты, редактировал газету и другие агитационные издания.

— На что вы с Лобановым делали ставку? Что оказалось неожиданным?

— Ставку мы делали на несколько факторов: человеческая и активистская репутация Михаила в МГУ и в Раменках, коалиция локальных активистов и депутатов, технологичная полевая кампания, поддержка известных людей из оппозиционной среды, поддержка традиционной аудитории КПРФ, помощь «Умного голосования».

Изначально много обсуждался вопрос о профсоюзах. Михаил хотел позиционировать себя как в первую очередь профсоюзного кандидата, в штабе были сомнения, так ли уж это перспективно. Ведь достижения наших независимых профсоюзов пока, увы, не на слуху, профсоюзы по-прежнему ассоциируются, скорее, с каким-то бесполезным бюрократическим придатком. Мой вывод по итогам кампании — осторожность была, скорее, излишней, люди реагируют позитивно, видимо, из-за того, что у Михаила получается убедительно рассказывать о своем реальном профсоюзном опыте и достижениях. В общем, нужно с этим работать дальше.

— С какими проблемами вы столкнулись во время кампании и как вы их решали?

— Одна из проблем была связана с программой. Изначально необходим был компромисс между более левым, идеологическим, и более умеренным (скорее, прагматическим) крыльями команды. Работа над программой шла долго и муторно, сказывался недостаток электорального опыта у левых. То, что мы умели на момент начала кампании, — это, с одной стороны, левацкие идеологические программы, но живущие в вакууме, с другой — серьезные исследования, которые с ходу сложно превратить в тезисы для избирательной программы. Нашим экспертам из левой и профсоюзной среды, которые занимаются экономикой, социологией, политологией, было пока что непросто быстро переключаться в очень специфический формат работы избирательного штаба. Поэтому программные тексты и тезисы, я считаю, получились немного рыхлыми. Один из уроков для левых на будущее — работа над программой для наших кандидатов должна вестись постоянно. Для этого демократическим левым нужен свой think tank: это один из выводов.

Были проблемные темы, которые невозможно обойти: например, коронавирус. Не секрет, что КПРФ, выступая против принудительной вакцинации, часто заходит в чисто антиваксерскую повестку. Это опасно для здоровья людей и дает возможность режиму выставлять себя «единственным европейцем», а не коррумпированной диктатурой латиноамериканского типа, слегка присыпанной нефтедолларами, какой он является на самом деле. Но здесь мы нашли подход: хороший текст для нашей газеты написала биолог из МГУ и участница кампании Виктория Скобеева, речь в нем шла о главной проблеме — власть вызывает у людей совершенно обоснованное недоверие, на котором и подогревается антиваксерство.

Другая конфликтная тема возникла совсем неожиданно. Михаил подписал декларацию велосипедного движения, которое выступает за более благоприятную инфраструктуру для велосипедистов. Тема оказалась очень болезненной, шквал комментариев. Есть автомобилисты, которые чувствуют себя задавленными собянинской перекройкой Москвы. Есть очень активная группа москвичей, для которой слова «урбанизм», «Собянин», «Кац» и «благоустройство» слипаются в один большой токсичный комок.

В общем, пришлось объяснять, что мы против «авторитарного урбанизма». И мы действительно программно категорически против него — в этом плане очень важна разница между демократическим и технократическим подходами к решению городских проблем.

Об этом много пишет Александр Замятин, муниципальный депутат Зюзина, преподаватель «Шанинки», один из ключевых участников штаба. Возможность локальных сообществ оперировать местным бюджетом и совместно, при участии муниципальных депутатов, решать, как должен быть устроен район, — обязательная и вполне реализуемая часть демократической и, кстати, левой повестки. Вопрос о том, как уравновешивать интересы пешеходов, автомобилистов и велосипедистов в рамках совершенно необходимого, конечно, «зеленого» курса, остается открытым.

— Каким было соотношение любителей и «профи» от политики в штабе? Людей с разными политическими взглядами? Что представители этих групп дали кампании?

— В штабе собрались очень разные люди, и это принесло отличный кумулятивный эффект. Были левые активисты, пара людей с опытом работы в больших корпорациях, люди с электоральным опытом. От первых — политическая страсть, от вторых — организационные навыки и здоровый прагматизм, от третьих — очень редкий и ценный в нашей стране опыт электоральных полевых кампаний.

Для левых активистов это все новый опыт, потому что наша обычная борьба, устремленная в утопию, сильно отличается от действий, ориентированных на конкретный результат здесь и сейчас. Единственным политическим профессионалом в штабе можно назвать того же Александра Замятина. Важно, кстати, что в команде не было никаких политтехнологов: был начальник штаба, но все тактические и пиар-решения принимались коллективно ядром команды.

Что было специфически левым? Я думаю, та идейная убежденность, с которой общались с жителями агитаторы на кубах; в основном это были активисты левых организаций.

— Расскажи про вашу аудиторию — избирателей, жителей округа. Есть ли у Кунцевского округа какая-то специфика, которая повлияла на кампанию? Что это за люди? Как у вас получилось до них «достучаться»?

— Специфика Кунцевского округа, в который входит восемь районов, в том, что он очень разный, это Москва в миниатюре. От супероппозиционных эмгэушных Раменок до Можайского района, по поводу которого мы волновались больше всего: удастся ли консолидировать там нашу аудиторию и закрыть весь округ наблюдателями. В итоге наша разнонаправленная кампания очень соответствовала специфике округа. Где-то оказалась ближе «зеленая» повестка, где-то градозащитная, где-то удалось мобилизовать голоса колеблющихся, которых просто бесит авторитарный и однопартийный режим вне зависимости от прочих приоритетов. Подозреваю, что на последнем этапе выборов этот сегмент сыграл решающую роль.

Когда команда формируется из друзей и единомышленников, а не специалистов по конкретным направлениям за конкретную плату, это, с одной стороны, грозит хаосом, а с другой, открывает случайные возможности. Мне кажется, у нас произошло, скорее, второе. Например, то, что к кампании подключилась Саша Талавер, феминистка, специалистка по гендерной истории СССР, и организовала программу фандрайзинговых лекций в поддержку штаба, очень сильно помогло нам и практически, и репутационно, и, я уверен, стратегически. То же самое можно сказать и про участие Григория Тарасевича, известного популяризатора науки, главного редактора журнала «Кот Шредингера».

Помимо протестной аудитории мы рассчитывали и на тех людей, для которых конструктивность, рассудительность кандидата, его способность совершать конкретные малые дела важнее, чем оппозиционный пафос как таковой. И на ту часть молодой аудитории, для которой локальные проблемы — прежде всего, связанные с экологией, с защитой биоразнообразия, с раздельным сбором отходов — важнее, чем большие идеологии и политика. Мы устраивали субботники и экскурсии, впрочем, это не было каким-то специальным электоральным трюком: ведь Михаил вместе с женой Сашей Запольской, социологом и активисткой штаба, занимался такими вещами в Раменках и раньше.

— Одной из интриг выборов в вашем округе было соревнование Михаила Лобанова и Кирилла Гончарова, который баллотировался от «Яблока». Как ты думаешь, за счет чего Михаил в результате набрал больше голосов, чем Гончаров?

— У Гончарова были преимущества в этой кампании — например, величина избирательного фонда, но были и слабые стороны. Одна из них — он чужой в округе, он оказался в нем из-за раскладов внутри «Яблока», я так понимаю, связанных со сложной историей выдвижения-невыдвижения навальнистов. Другая слабая сторона — он функционер «Яблока» и ассоциируется с партией, а это не очень выгодный имидж. В течение всей кампании Кирилл делал ставку на оппозиционные настроения, на необходимость менять власть, а Явлинский тем временем изо всех сил показывал, что партия не хочет и не может быть рупором широкого протеста. Во многом благодаря этому, а не только из-за «Умного голосования» электорат Кирилла, несмотря на неплохую кампанию, сократился в итоге до непримиримого идеологического ядра сторонников «Яблока». А нам удалось объединить протестно настроенных людей с самыми разными взглядами.

Важно, что за Михаилом стояла в первую очередь не партия, а коалиция из местных активистов, известных в округе людей, муниципальных депутатов. Я бы упомянул, например, Марину Ивлиеву, коллегу Михаила по МГУ и очень уважаемую активистку Раменок. Марина умерла от ковида в самый разгар кампании. Лобанова и всех, кто ее знал, это довольно сильно выбило из колеи, но придало всему процессу драматизма и, наверное, моральной правоты, ощущения, что мы боремся в том числе за тех, кто уже не с нами.

Роль районных активистов, кстати, очень важна для консолидации разных идеологических аудиторий. Локальные движения, борясь за конкретные вещи, обычно практикуют очень прагматический подход, в котором идейные разногласия и разнообразные идеалы глубоко вторичны. Отчасти это помогло нам сломать барьер между условной просоветской и либеральной аудиториями и, надеюсь, поможет еще не раз. Ну а другим фактором стало, конечно, «Умное голосование» — тоже чисто прагматическая вещь, такое грубое орудие взлома системы, которую невозможно взломать иначе.

— А что насчет Попова? Никто не ожидал такого большого разрыва — Лобанов обошел его при голосовании на участках на 10 тысяч голосов. Почему, на твой взгляд, люди выбрали «темную лошадку» вместо известного ведущего?

— Это сначала Михаил был «темной лошадкой», а потом стал вполне «светлой» для районных кампаний своего штаба. Если серьезно, то уже общим местом в разговорах о Лобанове стало то, что он редкий кандидат на этих выборах, за которого хотелось голосовать сердцем, а не только умом.

Мы хотели показать, что вопреки всему репутация работает — и репутация нашего друга, университетского и районного активиста, поддержанная нашими скромными репутациями, способна превратить его в политика как минимум городского масштаба. И одновременно мы наблюдали, как репутация Навального, человека, которого хотели убить, а потом засунули в камеру, влияет на миллионы людей, убеждая их действовать по его рецептам. Зловещая по-своему история с большим моральным смыслом.

Ну а часть избирателей, конечно, голосовала в первую очередь против Попова, людям очень хотелось прокатить ресурсного пропагандиста. Да, для многих сегодня это единственный вид политического empowerment'а, обретения силы.

Правда, сейчас я понимаю, что вариантов не было — Попов явно согласился выдвигаться под гарантии «победы». Одно дело, когда оппозиция выбивает какого-нибудь нелепого жулика Метельского, другое дело — Попов, спикер власти. Как бы он, проиграв, продолжал бряцать геополитикой, как бы он впаривал людям новые оптимизации и пенсионные реформы? Поражение означало бы конец его карьеры. Вообще Попов — это голос и плоть от плоти путинской элиты с ее понтами из 1990-х, цинизмом, какой-то человеческой мелкотравчатостью, глубоким страхом перед демократией и презрением к народу. Ну и, конечно, то, что называется — «врут как дышат».

Был смешной эпизод, когда Попов заехал на один из участков, спросил у нашего наблюдателя, как идут дела. Наблюдатель честно ответил, что нарушений на участке пока не замечал. И Попов тут же без проблем заявил на камеры: мол, даже штаб конкурентов признает, что выборы в Госдуму проходят абсолютно чисто...

Лобанов победил еще и потому, что его образ, или то, что называют харизмой, оказался полностью противоположным поповскому, очень свежим, непохожим на все, к чему мы привыкли в российской политике. Интеллигентность, открытость, настоящий, не показной демократизм — что-то такое есть и в Корбине, было и в Альенде.

— И ты, и Миша Лобанов придерживаетесь левых взглядов. А была ли левая направленность у самой кампании? В программе, в отношениях в штабе? Если да, то в чем состояла эта левизна?

— Не было задачи непременно заявить что-то маркированно левое. Образование и медицина, работающий прогрессивный налог, экология, местное самоуправление, профсоюзы, права и свободы — это можно назвать леводемократической программой, но в первую очередь это программа здравого смысла, понятная и близкая большинству. Задача была в том, чтобы такую программу выразил не либерал, не националист, не сталинопатриот, а левый, профсоюзник, человек, называющий себя демократическим социалистом. Вообще одна из удач кампании в том, что мы фактически с нуля запустили в обиход понятие «демократический социализм». Стало ясно, что оно не отпугивает людей, а вызывает симпатию, объединяет, снимает всякие навязанные и устаревшие разделения, и наша задача — наполнять его дальнейшим смыслом.

— Как ты сам уже отметил, явная идеологическая направленность — это то, что скорее отпугивает, чем привлекает. На твой взгляд, исходя из опыта этой кампании, какой должна быть левая повестка, находящая отзыв у обычных людей, не погруженных в политику и в дискуссии о марксизме?

— Сырьевые ресурсы должны работать на общество — на науку, образование, медицину. Нужна свобода слова, собраний, политической конкуренции, при этом влияние больших денег на выборы должно быть жестко сведено к минимуму. Нужна работающая демократия, для которой необходимо, чтобы люди гораздо меньше времени тратили на личное выживание и гораздо больше — на низовую политику, на самоуправление. Соответственно, нужно мощное социальное государство, которое контролируется сильным обществом и постепенно, по возможности, растворяет в нем свои функции. Это то, что мы называем демократическим социализмом. Да, при каких-то вызовах эта повестка может радикализироваться, а может, наоборот, смыкаться с либеральной. Но сейчас именно она способна объединять людей и показывать образ будущего.

— И последний вопрос: что дальше?

— Понятно, что энтузиазм по поводу избирательной кампании выглядит странно, если учесть, что победу у нас и у других кандидатов отняли и, вероятно, собираются с помощью ДЭГ и дальше убивать институт выборов и доверие людей к власти. Но все эти ухищрения говорят только о том, что мы бьем по ключевым точкам, что борьба за выборы и на выборах продуктивна для общества и опасна для режима. Будем развивать то движение, которое сформировалось за время кампании Лобанова на западе Москвы, готовиться к муниципальным выборам следующего года. Совмещать районные истории с профсоюзными, с помощью сторонников пытаться масштабировать этот опыт на другие округа и регионы.

Понравился материал? Помоги сайту!