Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244794Кольта публикует главу из новой книги Виктора Вахштайна «Воображая город. Введение в теорию концептуализации» (НЛО, 2022), посвященной анализу городов с разных точек зрения — начиная с прошлого до сегодняшнего дня.
Прочитайте также разговор о книге с автором, который сделал Денис Куренов.
Исторически поддержание порядка в английских колониях на американском континенте было организовано по британской модели: существовала частная полиция — так называемые «дубиночники» (The Big Stick) — и волонтерские силы народной милиции, «Ночной Дозор». Первая служба дозора появилась в Бостоне (1636), затем в Нью-Йорке (1658) и Филадельфии (1700). Дозорные рекрутировались местными сообществами. Обеспокоенные граждане, виджиланты, уклонисты, алкоголики и дебоширы (отправленные в Дозор в наказание за непристойное поведение) — таков был состав колониальных дружинников [Potter 2013].
Первые полицейские участки представляли собой будки общей площадью в полтора квадратных метра. В некоторых городах, отправляясь на ночной обход, дозорный брал с собой зеленый фонарь, который вешал у входа после возвращения из патруля. (Традиция маркировать полицейские участки двумя зелеными фонарями у входа сохранилась до сих пор.)
При всех недостатках волонтерской системы поддержания порядка дозорные были частью локального сообщества — назначались местными властями, жили здесь же и были хорошо знакомы с обитателями района. А потому силы дозора сыграли особую роль в мобилизации населения и создании системы своевременного оповещения в период войны за независимость США.
Собственно, институционализация и централизация полиции начинается в XIX веке. Первый городской полицейский департамент был создан в 1838 году в Бостоне, затем — в Нью-Йорке (1845), Олбани и Чикаго (1851), Новом Орлеане и Цинциннати (1853), Филадельфии (1855) и Балтиморе (1857). К 1880 году централизованные полицейские департаменты есть уже во всех крупных городах. Должность полицейского становится оплачиваемой, появляются униформа и знаки отличия, полицейские участки начинают работать круглосуточно, регламентируются часы ночных и дневных патрулей. С 1850 года телеграфные линии связывают полицейские участки с центральными офисами, начинает формироваться система регулярных рапортов. Институционализация полицейских сил США идет опять же по образцу модернизации полиции в Великобритании. Принятие в 1829 году в Лондоне Акта о городской полиции (так называемого «Акта Пиля») обозначает основные векторы реформы: централизация, дисциплина, регуляризация времени и пространства контроля (границы патрулируемых зон и маршруты обхода жестко регламентируются), ориентация на местное сообщество и — одновременно — дистанцирование от него.
В этот же период городская полиция становится неотъемлемой частью системы политической коррупции, формируются устойчивые альянсы между партийными лидерами, боссами мафии, крупным бизнесом и руководством полицейских департаментов. (Все это будет вскрыто последующими федеральными расследованиями.) Полицейские участки так же стремительно меняют свой облик — теперь это помпезные здания, воплощающие силу и мощь нового городского Левиафана. Однако участковые (как и преступники) все еще — плоть от плоти локальных сообществ. Они живут неподалеку и выполняют множество функций, не связанных с охраной правопорядка (в частности, им в обязанность вменялся поиск работы для новых иммигрантов). Стремительная урбанизация — экономический подъем после Гражданской войны стимулирует рост городского населения Восточного побережья — заставляет полицейских полагаться на поддержку местных жителей. Распространение стационарных телефонов после 1890 года повышает скорость полицейского реагирования, по-новому связывая городское пространство, однако доступ к телефонам помимо сотрудников полиции имеют также все «доверенные члены местных сообществ».
Следующий этап — автомобилизация. Хотя первый полицейский автомобиль появился еще в 1899 году в городе Акрон, Огайо, эта инновация некоторое время не получала распространения. (Причем сам первый автомобиль представлял собой вагонетку с электродвигателем, предназначенную для доставки в участок уснувших на улице пьяниц.) Однако в 1908 году Генри Форд запустил в Детройте массовое производство своей знаменитой «Модели Т». И уже к началу 30-х годов подавляющее большинство полицейских участков были «автомобилизированы». Как следствие, полицейские здания становятся похожи на укрепленные гаражи, средней площадью 400 кв.м. Зоны патрулирования расширяются (чему в немалой степени способствует субурбанизация и «расползание» американских городов в 50-е). Патрульные стараются реже выходить из машин, к началу 50-х годов половина из них уже не живут в патрулируемых районах.
Напряжение между местными сообществами и городской полицией продолжает нарастать, и к 70-м годам полицейские участки больше напоминают средневековые крепости в стиле брутализма (занимая площадь до 4000 кв.м). Приоритет «обеспечить безопасность тех, кто обеспечивает безопасность» приводит к смене идеологии полицейской работы: от защиты сообщества к защите от сообщества.
Такова часть истории американской полиции, рассказанной архитекторами студии Джин Гэнг в их проекте «Polis Station» [Gang 2015]. И, хотя в этой истории многое осталось за кадром (к примеру, институционализация полиции в южных штатах шла принципиально иным путем), общий вектор изменений проследить довольно легко.
Следующий шаг — опора на камеры наблюдения и революция больших данных, еще большая технологизация полицейской работы. Здания, построенные после 11 сентября, архитектурно воплощают эту новую метафорику полицейского участка как центра мониторинга и наблюдения, контроля и предупреждения. Идея дозора возвращается, но уже в совершенно иной форме — теперь это «Цифровой дозор», не имеющий никакого отношения к местному сообществу и контролируемой территории. Соответственно, увеличиваются территории охвата: один только 10-й участок Чикаго включает в себя пять разномастных локальных сообществ.
Что дальше? Следуя логике архитекторов из студии Гэнг, мы можем предположить, чем станет полицейская работа «в эпоху разумных машин» [Деланда 2015], благодаря замещению сотрудников полиции интерактивными сервисами (как это уже сделано в проекте Smart Police Stations в Дубае), использованию беспилотников для контроля за городскими улицами и алгоритмов для оперативного принятия тактических решений. Этой антиутопической картине Гэнг противопоставляет свою утопию новой «полиции Полиса» — придание полицейским участкам функции общинных центров, в которых участковые и лидеры местных подростковых группировок будут вместе играть в баскетбол, смотреть фильмы и учиться. Видимо, друг у друга.
Что отличает исследование архитектурной эволюции американских полицейских участков от исследования эволюции зданий немецких судов, о котором мы писали в предыдущей главе? Модель объяснения. Вернер Гепхарт, следуя традиции Альфреда Вебера, различает два онтологических региона — регион культурных форм (например, «идеи права») и регион их материальных воплощений (зданий). Его объяснения линейны: меняется идея права и его место в социальной жизни — меняется облик судебных построек.
Исследование Гэнг устроено принципиально иначе. Здесь не только постройки оказывают обратное воздействие на социальные факты (такая оптика вполне естественна для архитектора), но и сами онтологические регионы мультиплицируются, утрачивая привилегированный статус. Гэнг изучает параллельную трансформацию социальных функций полиции, ее институциональной архитектуры, технологического оснащения, правовой регламентации, политического контекста etc. так, как если бы ни одна из выделенных сфер — будь то «социальное», «политическое», «технологическое» или «демографическое» — не имела приоритета перед остальными, а всякое фиксируемое изменение было результатом наложения разнородных и разнонаправленных процессов. (Кажется, архитекторам гораздо лучше, чем социологам удалось реализовать в исследовании латуровский «принцип ирредукции» [Латур 2015].) При этом в фокусе повествования сохраняется ключевой вопрос — как меняются отношения между полицейским участком и локальным сообществом от учреждения первых дозоров до недавних случаев полицейского насилия и возникновения движения «Black Lives Matter». Мы же, в свою очередь, можем проследить в этом нарративе гомологию двух типов сцепок и расцеплений.
Первый тип — в духе объектно-ориентированного интеракционизма:
1. Появление телеграфа «сцепляет» полицейские участки друг с другом и с центральным офисом. Существовавшие независимо и автономно пункты дозора становятся элементами единой техно-институциональной сети.
2. Появление телефонной связи повышает внутреннюю связность полицейской сети и одновременно — усиливает полицейское присутствие на улицах (благодаря стационарным телефонам и доступу к ним представителей местных сообществ).
3. Автомобилизация расцепляет полицейские участки и локальные сообщества. Патрулировать в автомобиле — не то же самое, что патрулировать пешком. Контакты между местными жителями и участковыми сокращаются. Расширение патрулируемых зон ослабляет полицейское присутствие на территории.
4. Распространение камер наблюдения еще больше усиливает расцепление пространства улицы и пространства полицейского участка. Круглосуточное «телеметрическое патрулирование» приводит к новому витку отчуждения полицейской машины от локальных сообществ.
Второй тип сцепок и расцеплений — в духе социальной топологии:
1. На первом этапе каждое локальное сообщество существует как самостоятельный объект в сетевом пространстве. Службы дозора — один из его конститутивных элементов. Связь между локальным дозором и местным сообществом сильнее, чем между отдельными дозорами и отдельными сообществами.
2. Городская полиция формируется как единый объект со своим конститутивным ядром отношений. В него входят отношения отдельных участков с городским департаментом полиции, отношения департамента с мэрией, местной организованной преступностью и крупным бизнесом. Отношения полицейских участков с локальными сообществами ослабевают, но сохраняют свою значимость. После расследования комиссии Викершема (1929) растет напряжение между городской полицией и ФБР.
3. Полиция профессионализируется и утрачивает свои «неспецифические» функции (прежде всего, функцию социальной работы), становясь в то же время конститутивным элементом города (чему в немалой степени способствует активность полицейских сил в разгоне демонстраций и забастовок).
4. Попытки восстановить связь местной полиции с местными же сообществами в 80-е годы реализуются «сверху вниз» в рамках идеологии сообщностно-ориентированной полицейской деятельности (community policing). Но теракты 11 сентября и новый виток технологизации смещают акценты. Наступает эпоха «полицейской работы, основанной на данных» (data-driven policing).
В каждый выделенный период полицейский участок — это иной объект. Граница периодов — точки морфогенеза. Если проект Гэнг получит — вопреки ожиданиям экспертов — распространение хотя бы в масштабах Чикаго (для которого изначально и предназначался), то в скором времени мы увидим не только усиление ориентации на сообщество в работе полиции, но и усиление ориентации на полицию в жизни сообщества. Отсюда одно из главных возражений против проекта Гэнг со стороны городских активистов: под видом гуманизации и коммунитаризации полицейских участков нам предлагают проект полицейского города и полицейского сообщества — такой формы человеческого общежития, в которой полицейский участок играет роль «точки обязательного прохождения».
И здесь мы сталкиваемся с проблемой, которая касается отношения между двумя типами сцепок и расцеплений. Предложенное выше теоретическое решение требует рассматривать их симметрично. Этот ход запрещает нам отдавать приоритет одному типу отношений сцепки/расцепления в ущерб другим, представлять одно как частный случай или следствие другого. Теперь нельзя объяснять расцепление полицейского участка и локального сообщества той технологической дистанцией, которая возникает вследствие широкого использования камер уличного наблюдения. И наоборот. Уже нельзя с уверенностью заявить: «Разделение кузова полицейского автомобиля решеткой на два отсека — для задержанных и для полицейских (такая модель была выпущена Фордом в 1919 году по заказу сразу нескольких полицейских департаментов) — это материальное свидетельство отчуждения полиции от сообщества!» Гомология предполагает симметрию и несводимость одного к другому. А следовательно, отношение между двумя типами сцепок и расцеплений — не вопрос масштаба.
Подобное теоретическое решение требует от исследователя выстраивать свои концептуализации в «бифокальной» оптике: анализировать одновременно и сцепку/расцепление конкретных фреймов взаимодействия, и сцепку/расцепление объектов в сетевом пространстве отношений.
● М. Деланда. Война в эпоху разумных машин. М.: Кабинетный ученый, 2015.
● Б. Латур. Несводимое // Пастер: Война и мир микробов. СПб.: Изд-во Европейского ун-та, 2015.
● Gang G. et al. Polis station film by spirit of space, 2015.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244794Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246346Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202412950Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419433Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420114Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422775Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423531Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428691Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428822Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429500