Русский мир и нескорая помощь

Пока не каждый день, но раз в неделю уж точно газеты радуют нас заголовком «Депутаты Госдумы решили запретить». Дальше — любое слово практически. Сморкаться. Плавать. Кеды. Самокаты. Мат в кино. Дышать по средам. Произносить больше трех слов в течение часа. Осквернять дни воинской славы. Кружевные трусы. Канадский бекон. Украинского кукурузного жука. Песню «Валенки».

На самом деле про это даже неинтересно шутить — все равно не угнаться человеку, который хоть как-то в рамках нормы пытается остаться, за творчеством явных душевнобольных. (Кстати, депутаты решили обеспечить всех россиян помощью психологов, и это не шутка.) Вы просто вдумайтесь, например, или даже вслушайтесь в эти звуки — «осквернение дней». Вот придет вам в голову осквернять дни? Или оберегать дни от осквернения? Вам — нет, но осквернять дни воинской славы в России запретили, и дело это теперь уголовно наказуемое.

Шутить неинтересно, зато интересно попробовать разобраться, зачем они все-таки это делают. Есть две версии ответа, столь же популярные, сколь и неверные (есть две версии, какую сам выберешь, какую матери перескажешь — простите, не могу удержаться).

Версия первая: за счет вброса нелепых запретительных инициатив создается медийный шум, который отвлекает общество от законов, опасных по-настоящему. Может быть, здесь правильно писать так — ПО-НАСТОЯЩЕМУ, потому что люди, упрекающие нас, убогих, за любовь пообсуждать перспективы запрета кружевных трусов, как правило, серьезны до неприличия и всем видом своим намекают, что уж они-то о России знают всю правду.

Не верьте. Ничего такого особенного они не знают. Во-первых, как показывает наш же печальный опыт, нам не дано предугадать, что депутаты все-таки запретят, а что нет. Любая, самая нелепая, идея в нынешней Думе может стать законом. Кеды (пока) не запретили, а осквернять дни — запретили. Могли бы наоборот. Нет тут никакой разницы и никакой логики.

И (что важнее) во-вторых, за последние два года Дума приняла целую кучу вредных, стыдных и просто террористических законов, практически уничтоживших в стране гражданские свободы. Все эти законы бурно и обильно обсуждались — свидетельствую неложно, как активный участник бурных и обильных обсуждений. Против одного из этих законов — пресловутого «закона Димы Яковлева» — даже многотысячное шествие в Москве провели. И что? Это как-то помешало их принятию? Никакого смысла «отвлекать внимание» общества нет — просто потому, что общество никак на власть не влияет. Да и вообще, большой еще вопрос, не следует ли в подобных предложениях заключать слово «общество» в кавычки, но от этой дискуссии пока воздержимся.

Сегодня запрещаем абу, абажур, абаима, абаку, абаната и аббата. Завтра начнем с запрета аббревиации и абдала.

Скажу больше: в текущий исторический момент внимание тех, кто себя обществом называет (возомнил?), любому скандальному закону скорее в плюс, так как является важным козырем официальной пропаганды. Если неофашисты, бандеровцы и национал-предатели против — значит, хорошее, важное, правильное дело делаем.

Вторая версия еще нелепее. Ее адепты все списывают на понятное тщеславие малоизвестных депутатов. На жажду славы — или, по-русски выражаясь, на пиар. Чтобы с ней разделаться, попробуйте ответить: помните ли вы фамилии тех депутатов, которые собирались на днях запретить кеды и каблуки? Вы не помните, и я не сразу вспоминаю, хотя мне по долгу службы, на беду мою, положено такие вещи знать.

Ну какой теперь, извините, «пиар», какая слава, когда все партии слиплись в один коричневый ком и стала Дума подобием двуглавой орлицы. Такая, панимаешь, мизулина яровая получилась, и даже о существовании Жириновского не все помнят. А ведь яркий мужчина, заметный, из мундира генеральского не вылезает, крови требует — и все зря. Какие уж тут кеды.

В противовес двум несостоятельным версиям имею тоже две. Первая по-своему даже эффектная, но, что ли, антигуманная какая-то. Сегодня в моде словосочетание «русский мир». Можно диссертацию написать и о современных интерпретациях понятия, и уж тем более о том, что же он такое на самом деле. Но я ограничусь парой абзацев.

Идеальный мир для человека нашей культуры — это мир порядка, а порядок равен запрету. В пределе запрещено должно быть вообще все. И это вовсе не значит, что русский человек — природный раб, как учила нас Валерия Ильинична. Все ровно наоборот. Русский человек — природный свободолюбец. Он хочет жить внутри абсолютного порядка, порядок этот нарушая самим своим существованием. Например, потому, что жить ведь тоже запрещено там, где запрещено все. Знает ли, например, русский человек, что материться нехорошо? Конечно, знает. Русского человека коробит, когда он слышит матерную брань из телевизора.

— Зачем, … (здесь в лучшем случае запрещенное Роскомнадзором слово, обозначающее женщину легкого поведения, в худшем — что-нибудь еще позаковыристее), такое разрешают? — вопрошает русский человек в приступе праведного гнева. И, конечно, он доволен, если «это» запрещают.

Означает ли это, что русский человек не матерится? Ну, в общем, вы сами все понимаете.

Вы же не верите, что мы всерьез хотим запретить вам носить кеды! Спасите нас!

И вот, возможно, депутаты эту волну поймали и, как народным избранникам положено, действуют в соответствии с народными чаяниями, просто стихийно и бессистемно. Мечутся, не зная, что выбрать. Чтобы победить хаос, достаточно выбрать такого, который читать обучен (их там больше четырех сотен, наверняка грамотные тоже имеются), и подарить ему толковый словарь. Обладатель словаря сделает карьеру, а заседания парламента приобретут вид благообразный. Вы только представьте — взбирается на трибуну спикер и объявляет:

— Уважаемые коллеги, сегодня запрещаем абу, абажур, абаима, абаку, абаната и аббата. Завтра работу начнем с запрета аббревиации и абдала.

В Думе мир, в депутатах благоволение. И не просто мир, а русский, повторюсь, мир.

Ну и вторая версия, которая представляется мне более гуманной. Вы посмотрите на этих людей. За исключением немногочисленного актива, воспаленной от неудовлетворенности несовершенством мироздания мизулины яровой, все они — опытные, успешные, розовые, холеные пустые места. Они в Думу шли, чтобы штамповать присылаемые из администрации законопроекты, которых никто — ни они, ни мы — не читал никогда, сладко кушать и крепко спать, пробавляясь в перерывах между едой и сном подачками от корпоративных лоббистов. Дело скучное, конечно, но по-своему приятное. И тут вдруг хрустнуло что-то, и их заставили под гневное улюлюканье газетчиков принимать законы, позволяющие сажать людей в тюрьму за чих и хоровое пение.

А они ведь не звери. Они в душе добрые, просто трусоватые. Отказаться, конечно, не могут — страшно, но, оттарабанив под камеры положенное о скрепах, фашизме, который поднимает голову, и угрозе от стран закатных, идут и пишут собственные законопроекты. Один другого нелепее.

Каждый дурацкий запрет — это сигнал бедствия. Вы же понимаете, говорят избранники народу: это не мы. Мы, может, тут, конечно, люди ума скромного, но бед вам не желаем. Нас заставили. Вы же не верите, что мы всерьез хотим запретить вам носить кеды! Спасите нас!

Депутаты, как умеют, молят о помощи. А народ привычно безмолвствует и движется на всякий случай к ларькам торговцев — впрок прикупить кружевных трусов.

Понравился материал? Помоги сайту!