Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244925Гуманитарная помощь из России угрожает соседней стране. Что-то в этом факте сводит с ума.
Назвать колонну белых «КамАЗов» конвоем и отправить на Украину — идея могла прийти в голову только человеку, который что-то подобное уже видел. Мне кажется, выдумать белые «КамАЗы» просто невозможно, не хватит белого порошка. И тут, конечно, на память приходит Крым. Россия покоряла Крым на «КамАЗах». Новенькие одинаковые зеленые «КамАЗы» стали таким же символом покорения полуострова, как и пресловутые зеленые человечки. Те «КамАЗы» на фоне дряхлой украинской техники были гламурной рекламой России. Работали на контраст. Белые «КамАЗы» стали их творческим продолжением. Не случайно украинские силовики, с которыми я говорил, утверждают, что придумал гуманитарный конвой и предложил нашему президенту Сергей Аксенов, и.о. начальника Крыма.
К встрече с колонной грузовиков я готовился, смотрел фотографии, но все равно удивился: площадка размером с футбольное поле, уставленная рядами одинаковых машин, в свете заходящего солнца. Машины стоят по-военному, ровными прямоугольниками, девять батальонов по тридцать три грузовика в каждом. Площадка под стоянку расположена в чистом поле, хотя нас уверяли, что это уже территория воинской части. С дороги машины видны лишь с одного края, дальше их закрывает холм. На шоссе, где открывается вид на стоянку, притормаживают проезжающие, чтобы рассмотреть и сфотографировать технику.
Выдумать белые «КамАЗы» просто невозможно, не хватит белого порошка.
Когда мы искали лагерь, я вышел и спросил дорогу у немолодого, приличного вида мужчины, державшего за руку ребенка. Мужчина сразу отрицательно покачал головой, но качнулся в мою сторону, как будто призывая подойти ближе. Уже зная некоторые особенности Ростовской области, я так и сделал. Продолжая вертеть головой, мой собеседник прошептал, куда ехать. И это не удивило.
Ростовская область живет в окружении врагов — ну или, по крайней мере, выполняет какую-то секретную миссию. За две недели я дважды въезжал в нее с территории Украины, и в электричке попутчики сразу опознали неместных, да к тому же любопытных пассажиров и устроили что-то вроде опроса на границе в комнате оперативника. После нас еще дважды останавливали и опрашивали сотрудники местной полиции. Тем временем колонны бронетехники снуют вдоль украинской границы, а «контрики», контрабандисты, знакомые местным водителям, за двести долларов могут перевезти через нее полями. Впрочем, такой переход — скорее платная услуга приграничной службы, эти люди едва ли не делятся с уполномоченными коллегами выручкой и информацией.
Наутро возле лагеря стали останавливаться такси, в которые садились мужчины в одинаковой песочной форме, гладких шортах и футболках. Футболки они чаще несли в руках. Это отправились в магазины водители «КамАЗов». «Вы как сюда попали?» — спрашивали у каждого журналисты. «Мы дальнобойщики, пришли по объявлению», — говорили им в ответ одно и то же водители. После эту процедуру сменили обычные кивки: мы им — как бы спрашивая, они нам — как будто пересказывая одну и ту же историю. Бывали, конечно, и откровения: так, удалось выяснить, что один из водителей приехал из Санкт-Петербурга и думал, что повезет груз в Ставрополь — так ему сказали, но уже под Москвой выяснил, что придется ехать в Луганск. Перспектива оказаться в зоне антитеррористической операции ему не нравилась. И никому не нравилась. «Не важно, как зайдем, вопрос, сколько выйдет обратно», — тяжело вздохнул на мой вопрос один из них. Стало ясно, что они встали надолго, с утра, то тут, то там опустились кабины, и водители начали копаться в двигателях. Стало жарко, под открытым небом термометр показывал сорок градусов, и с зеленого брезента кое-где кусками осыпалась белая краска. Выкрашенные из пульверизатора кабины еще держались. Шильдики с фирменным знаком завода и номером модели оказались закрашены тоже.
Почти триста машин — это не только фуры, хотя их и большинство; вместе с ними в конвое приехали белые тягачи-технички с запасом автомобильного масла, белые бензовозы и белая машина с питьевой водой. Сзади из крана цистерны отмывал руки еще один безымянный водитель, который объяснил, что траву под машинами сняли с корнем по технике безопасности, чтобы избежать пожара, но погорячились, земля как порох, и выдержать на жаре без навеса трудно. Тентов и палаток там нет. На земле остались следы от бульдозера, который спешно снимал слой грунта, пока «КамАЗы» добирались из Воронежа. Они не должны были сюда приезжать. Гуманитарную помощь ждали в Харьковской области. Украинское МЧС даже разбило лагерь под Волчанском напротив пограничного пункта. Но машины неожиданно изменили маршрут. Из-за этого появились слухи, что российские спецслужбы в последний момент узнали о том, что на украинской границе установлены скрытые сканеры, которые проверяют содержимое фур, и решили в этом месте границу не пересекать. Версия эта быстро стала новостью в украинских СМИ. При этом по договоренностям Красный Крест все равно должен был бы досмотреть все грузовики. Вместо этого фуры досмотрели мы. Но выборочно и немного смущаясь.
Не важно, как зайдем, вопрос, сколько выйдет обратно.
Собственно, смущаться я начал в ответ. Увидев, как неудобно себя чувствует сотрудник ростовского МЧС, проводивший нас в лагерь. «Смотрите, смотрите что хотите», — как будто извинялся он, но при этом заглядывал в список машин, где значилось, какая из них что везет. Каждая фура была опломбирована. Каждый «КамАЗ» пронумерован. Три группы журналистов по очереди попросили поднять брезент у машин, стоящих ближе к входу, но, как мне показалось, можно было уговорить проделать то же самое с любой машиной. Впрочем, на другом конце стоянки уже никого не было — ни камер, ни МЧС, только грузовики и вертолет сопровождения Вооруженных сил России. Там стояло несколько фур с большей осадкой, остальные, судя по колесам, не были слишком нагружены.
Сюрприз меня все-таки ожидал. Внутри грузовиков. Там было почти пусто. Гуманитарный груз занимал менее трети объема кузова. В одном я насчитал три поддона с белыми мешками гречки, уложенными не доверху, а лишь в три- четыре ряда. В других машинах возле дальнего борта ютились коробки с тушенкой или упаковки с водой. «Почему они пустые?» — спросил я сотрудника МЧС и водителя, который стоял рядом. Первый замялся, а водитель, чуть подумав, ответил, что так надо, груз на самом деле большой, то, что я вижу, — это девять-десять тонн, вес распределяют по всем машинам, чтобы не рисковать, они поедут по плохим дорогам Луганской области и могут сломаться. Офицер-спасатель тут же подхватил эту мысль и дальше уже всем объяснял все сам.
То, что груз распределили, сомнений нет, но зачем это сделали, остается неясным. Дороги в зоне АТО действительно хорошими не назовешь, попадаются участки, на которых надо объезжать воронки, еще больше дорог с очень старым асфальтовым покрытием, в ямах и выбоинах, но все же не таких, чтобы у фур отлетали мосты.
Объяснений я не нашел, но у офицеров украинской армии, с которыми потом удалось поговорить, есть подозрение, что «КамАЗы» везли много оружия, а когда стало понятно, что их не пропустят без досмотра, груз спешно извлекли, а оставшиеся продукты распределили. Свои догадки они объясняют тем, что колонна под Воронежем разделялась на две части и стояла на территории военного аэродрома. Вот тогда-то и разгрузили, уверяли меня они. Проверить это, кажется, невозможно, но даже если отбросить довольно спорную версию о военном грузе, остается пространство для спекуляций.
Почти все в разговорах допускают, что российскую колонну на украинской территории могут обстрелять и это станет поводом для вторжения.
В любом случае гуманитарный конвой оказался беспроигрышной затеей. Он на несколько дней отвлек внимание журналистов от всего, что происходит на границе и в самой зоне антитеррористической операции. В случае отказа украинских властей пропустить машины Россия всегда может сказать, что проклятая хунта хочет заморить голодом жителей Донбасса. И в первую очередь это будут рассказывать боевики самим жителям Донбасса, и так пребывающим в несколько измененном состоянии сознания из-за телевизора, который работает в перерывах между обстрелами, когда есть свет.
Если же российская гуманитарная помощь заедет официально, на условиях Украины, то триста фур перегрузят на 50 грузовиков и наше телевидение сообщит, что проклятая хунта объела жителей Донбасса. В конце концов, даже если гречка и электростанции доедут до цели и достанутся ополченцам, может быть, они какое-то время не будут отнимать еду у волонтеров, которые по-партизански на свои деньги покупают продукты и отвозят их вынужденным переселенцам в том же Донецке и старикам, у кого нет ни возможности уехать, ни средств к существованию.
Переселенцы приезжают в Донецк в том числе c окраин города, из населенных пунктов, оказавшихся на линии фронта. Часть из них живет в общежитии на улице Розы Люксембург. Здание окружают многоэтажки, где обитают сами бойцы ДНР, и таким образом люди становятся их живым щитом, а продукты, которые привозят для семей, бойцы делят между собой.
В Донецке закрылись почти все кафе. В одном из редких открытых бесплатно кормят обедами. Днем туда приезжает автобус с женщинами, некоторые приходят сами и, очень стесняясь, спрашивают, можно ли поесть. Они не привыкли просить, но денег просто нет, потому что в городе не работают банки. До войны, кстати, это место считалось дорогим, там и сейчас цены вполне столичные, но уличную веранду посреди воюющего города облюбовали командиры и руководство ДНР. Некоторые паркуются возле входа на машинах, отобранных у местных бизнесменов. В Донецке дорогие иномарки принято дополнительно украшать какими-то эксклюзивными элементами, и в автомобилях новой военной верхушки без труда узнаются машины донецких знакомых.
На такой веранде люди в камуфляже говорят что-то в телефоны, тихо переговариваются, их охрана курит кальян, положив пулемет прямо на столик с красивой посудой. Там я первый раз увидел бойцов, действительно очень похожих на российских чеченцев. Туда заходит министр информации ДНР Александр Хряков, который в самом начале всей заварушки сообщал, что воюет с Украиной, потому что он везде натыкается на изображение «сисек» и они ему мешают жить. Зачем лично им гуманитарный конвой — непонятно. Почти все в разговорах допускают, что российскую колонну на украинской территории могут обстрелять и это станет поводом для вторжения. Думают так, как мне показалось, и сами водители «КамАЗов», которые все равно не могут сдержать тревогу, несмотря на явный запрет обсуждать это с журналистами.
Пока фуры стоят возле Изварина, в Донецке по местному телеканалу ДНР уже показывают, что российская помощь доехала. В новостях российская гуманитарная помощь уже победила украинскую таможню. Как будто кто-то очень упрямый в России заставляет двигаться этот конвой дальше, а кто-то очень усталый там же пытается как-то его остановить или хотя бы перевести в легальное поле. Ну и, разумеется, никто сейчас не может сказать, что именно «КамАЗы» — если они, конечно, вообще куда-то поедут — повезут назад. Например, в кузов каждого вполне помещаются одна-две «отжатые» машины.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244925Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246481Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413070Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419556Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420224Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422873Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423632Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428804Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428934Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429589