23 сентября 2013Общество
153

Что Ксения Собчак и Геннадий Гудков искали на Валдае

По мнению некоторых спецов, Путин позвал на Валдай оппозицию как проигравшую сторону. Об этом, о близком конце КС оппозиции и о выборах в Мосгордуму расспрашивал Роман Доброхотов

текст: Роман Доброхотов
Detailed_picture© ИТАР-ТАСС

На днях завершился форум Валдайского клуба, в ходе которого Путин, вопреки обыкновению, встретился с теми, кого принято относить к внесистемной оппозиции. COLTA.RU поговорила с двумя участниками встречи — Геннадием Гудковым и Ксенией Собчак — и выяснила, зачем им понадобилось участие в форуме.

Ксения Собчак: «Путин расслабился»
© Дмитрий Азаров / Коммерсантъ

— Ксения, зачем вы ездили на Валдай?

— Я уже говорила об этом: я посетила это мероприятие как журналист, пусть и оппозиционный, но все-таки журналист. Для меня как для человека, который пишет о политике и интервьюирует политиков, всегда интересно узнать, как мыслят эти люди. Для того чтобы кому-то эффективно оппонировать, нужно понимать психологию людей, почему они принимают те или иные решения. И в этом смысле двухчасовая сессия с первыми людьми России, которые делают доклады, выступают, отвечают на вопросы, — это возможность многое узнать о них.

— Что нового вы узнали о Путине, Ксения?

— К Путину это не относится, я сейчас не про него говорю. Из психологии известно, что когда человек говорит больше полутора-двух часов, он неизбежно расслабляется и начинает раскрываться. Вот, например, очень интересной оказалась сессия с Шойгу. Было видно, когда он говорил о НАТО и приближении альянса к российским границам, что его прямо начинает потрясывать, настолько его переполняют антиамериканские убеждения. Также было очень интересно послушать Кудрина — как угодно можно относиться к его политической позиции, но, отвечая экспертам по самому широкому кругу вопросов, он может без бумажек, с ходу воспроизводить самые сложные статистические, экономические данные и легко ими оперирует. Задавала я вопросы и Володину, в том числе о том, почему Собянин не участвует в дебатах, хотя это одна из ключевых составляющих общественного договора между политиком и обществом, а также спросила, почему, согласно данным Gallup, Собянин выступал за предвыборный период по федеральным каналам более 20 раз, а у Навального не было ни одного эфира. Володин на это ничего не ответил, ограничившись общими фразами. Но это тоже ответ: то, как он себя ведет, как пытается расположить к себе, — все это производило впечатление иезуитской позиции, когда человек делает вид, что он полностью открыт для тебя, но результат всегда один и тот же, и мы его знаем.

— И все-таки Путин как-то изменился за последнее время, вы же не в первый раз с ним общались?

— Мне кажется, он перестал бояться. К сожалению. После первых митингов в декабре он был очень зол, а злость в его характере — это выражение если не паники, то потери контроля. А сейчас у меня сложилось впечатление, что он перестал бояться и расслабился.

У Володина иезуитская позиция.

— То, как этот разговор с оппозицией выставлялся в федеральных СМИ, выглядело, по выражению Глеба Павловского, «шествием побежденных»…

— Мне все равно, как это выставлялось, вы не найдете ни одного моего выступления, где я выставляю себя как политический деятель. У меня есть гражданская позиция, которую я имела смелость более года назад высказать. Делала я это исключительно для того, чтобы показать: если у тебя есть карьера, если у тебя есть деньги и ты успешный человек, ты все равно не должен бояться говорить то, что думаешь. И даже потеряв часть того, что у меня было, я совершенно не жалею, потому что для меня мое человеческое достоинство всегда было важнее, я всю мою жизнь была на стороне справедливости, такой уж у меня характер. Я не по своей воле отказалась от развлекательных эфиров на телевидении, но поскольку это на сегодняшний день невозможно, я смогла сконцентрировать свою невероятную, необузданную энергию на журналистике, и у меня это стало получаться: у меня эксклюзивные гости, беспрецедентные интервью, самые большие просмотры на сайте «Дождя» — это объективные данные. Вот в этом журналистском качестве я и была на Валдае. Поэтому, когда я задавала вопрос, мне действительно было интереснее то, что он ответит, чем то, что я спрашиваю. Вот когда политик задает вопрос, он спрашивает так, чтобы на него и его позицию обратили внимание, а когда спрашивает журналист, нужно, чтобы интересно было послушать ответ.

— Только ответ какой-то вышел неинтересный. Вы поняли вообще, что Путин хотел сказать?

— Кстати, поняла. Знаете, по технологии НЛП очень важна частотность употребляемых слов. Я где-то читала (кажется, в «Economist»), что Обама в своей «прямой линии» (в США тоже есть подобный формат выступлений) упомянул Китай пять или шесть раз, а Россию — ни одного, в то время как Путин во время «прямой линии» упомянул Америку 14 раз — и вот эта одна цифра о многом говорит. Так и здесь можно обратить внимание на то, что Путин, говоря о молодом поколении, почему-то два раза употребил слово «разрушители» и один раз сослался на хунвейбинов. Поэтому у меня создалось впечатление, что к этому постсоветскому поколению, о котором я спрашивала, он отчасти относится как к разрушителям и этого разрушения очень боится. И вот тогда становятся понятными какие-то его зажимы, реакция на происходящие события и нежелание вести политику открытости и либерализации.

Все время в КС съедали бессмысленные споры между Бондариком и Илларионовым.

— К слову, о реакции на происходящие события: как вы относитесь к сегодняшним дискуссиям о будущем Координационного совета, нужно ли его сохранять и будете ли вы баллотироваться?

— Я была одним из тех людей, которые всячески пропагандировали идею закрытия КС, потому что как человек, много работающий и любящий работать, я совершенно не переношу, когда коэффициент полезного действия не оправдывает затраченного времени. Я присутствовала практически на всех заседаниях, кроме случаев, когда они совпадали по дате с моим гастрольным графиком, и я могу сказать, что КПД 8—10-часового сидения был очень низким. То есть все съедали какие-то бессмысленные споры между Бондариком и Илларионовым, какие-то бесконечные выяснения отношений. Думаю, КС создавался все-таки совсем с другой целью. Надо уметь признавать свои ошибки — и вот сейчас я признаю, что участие в КС было моей личной ошибкой и сам этот орган не состоялся. Думаю при этом, что надо использовать самое лучшее, что было в истории КС, — это выборы — и по той же модели провести праймериз оппозиционных кандидатов в Мосгордуму. То есть сначала можно было бы выбрать первую тройку, потом одномандатников для самых перспективных округов — и далее по списку. Я уже обсуждала эту идею со многими, и вроде бы она пока всем нравится.

— А сами вы будете участвовать в выборах в качестве кандидата или хотя бы в качестве «группы поддержки»?

— Я думаю, эти выборы — главная задача на повестке дня сегодня. Очевидно, что в Москве у «Единой России» нет никакой поддержки, и ее кандидаты будут по возможности скрывать свою принадлежность к партии, это будут такие единороссы-оборотни. Поэтому победить их вполне реально, причем выборы эти имеют немаловажное значение, все-таки Мосгордума — орган с очень серьезными полномочиями. Поэтому я совершенно точно буду активно участвовать в этой кампании, но пока еще не решила, в каком качестве. Меня активно уговаривают выдвигаться, но пока я нахожусь в больших сомнениях.

Геннадий Гудков: «Нахожусь в философском поиске»
© РИА Новости

— Геннадий Владимирович, какой смысл имело ваше участие в Валдайском форуме?

— Честно говоря, помимо обещания Путина рассмотреть возможность амнистии для узников 6 мая никакого смысла в Валдае я не увидел. И все же сам факт диалога важен, пусть он и не привел ни к каким прорывным результатам. По крайней мере, мы показываем, что готовы садиться за стол и вести переговоры, это сигнал для власти. Если власть понимает свою ответственность перед страной и перед народом — это хорошо, а если нет — то все это бессмысленно.

— Вам не показалось, что власть только для того вовлекает оппозиционеров сначала в контролируемые выборы, а затем вот в такие форумы, чтобы потом сказать: мы дали им возможность поучаствовать, но они проиграли, потому что оказались слабыми? Надо ли тогда во всем этом участвовать?

— Честно говоря, у меня больше нет никакого желания участвовать в таких выборах — они представляют собой откровенное злоупотребление административным ресурсом и повсеместные фальсификации. Беда только в том, что бойкот тоже ничего не дает: сейчас и так почти 80% бойкотирует выборы, но это не приводит ни к каким изменениям в стране, ни к каким политическим подвижкам. Поэтому надо вопрос ставить так: либо мы делаем нормальное избирательное право и избавляемся от всех злоупотреблений, без которых власть побеждать уже не может, либо действительно надо бойкотировать выборы. Думаю, эта дилемма в ближайшее время будет темой для острых дискуссий в оппозиции. Если учесть, что в Москве в день выборов подсчет голосов был относительно честным, каких-то подвижек, может, и можно добиваться, посмотрим.

— Так значит, если, как вы говорите, в Москве в отличие от Подмосковья выборы были относительно честными, то оппозиции все-таки имеет смысл готовиться к выборам в Мосгордуму?

— Во-первых, я не говорил, что выборы в Москве были честными, — я говорил лишь, что относительно честным был день голосования, но выборы сами честными не были: не было, например, равного доступа к медийным ресурсам. Да, почти не было задержаний агитаторов, не было снятий — но равных возможностей для кандидатов не было. Во-вторых, если говорить о выборах в Мосгордуму — не забывайте, что власть сейчас, пытаясь себя обезопасить, принимает закон, по которому 75% мест будет отдано под одномандатные округа. Понятно, что административный, а также финансовый и медийный ресурсы власти будут работать на своих кандидатов. Поэтому имеет ли смысл участвовать в таких условиях — открытый вопрос, надо его обсуждать. Не думаю, что надо давать противнику возможность навязывать свои правила игры.

Новые партии — это тупик.

— Где должны проходить эти обсуждения, в Координационном совете? Какое будущее у этого органа?

— Координирующий орган все равно нужен, как бы он ни назывался. Вопрос в том, какова у него будет структура. То, что он был малоэффективен, я думаю, было связано с тем, что при нем так и не сложилось четкой структуры и постоянно работающих органов. Поэтому если КС останется в том же виде, в котором он существовал целый год, то я выдвигаться в его члены не буду. Да, я готов участвовать в работе оппозиции, в акциях, но в таком виде Координационный совет не нужен. Нужно искать другую форму; будет ли это реинкарнация КС или другой орган — это уже второй вопрос.

— Может быть, этой новой формой становятся внесистемные политические партии? Сейчас туда смещается организационная активность, вот и Навальный даже наконец решил стать партийным.

— Нет, я думаю, это тупик, в который нас с удовольствием загоняет власть. Она хочет, чтобы мы все разбились на сотню разных мелких партий и боролись не за власть, а за проценты или голоса муниципальных депутатов. Надо добиваться принятия нового избирательного законодательства, которое разрешало бы партийные блоки, чтобы выступать единым фронтом.

— А вы рассматриваете для себя возможность вступления в какую-то новую политическую партию или создания своей партии, после того как в «СР» с вами так нехорошо обошлись?

— Я об этом постоянно думаю, но пока никакого решения не принял. Конечно, когда создадут нормальные условия для политической борьбы, будущее будет за партиями, но пока таких условий нет. Так что я пока для себя решение не принял и нахожусь в философском поиске.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Дни локальной жизниМолодая Россия
Дни локальной жизни 

«Говорят, что трех девушек из бара, забравшихся по старой памяти на стойку, наказали принудительными курсами Школы материнства». Рассказ Артема Сошникова

31 января 20221545
На кораблеМолодая Россия
На корабле 

«Ходят слухи, что в Центре генетики и биоинженерии грибов выращивают грибы размером с трехэтажные дома». Текст Дианы Турмасовой

27 января 20221586