2 октября 2013Общество
211

Роб Хорнстра: «Русские “пять минут” — это как минимум день»

Голландский фотограф снимал к Олимпиаде Сочи. Но больше не будет: Россия отказала ему в визе. За что он пострадал, узнала Наталия Зотова

текст: Наталия Зотова
Detailed_pictureВстреча с дагестанской полицией© Rob Hornstra / An Atlas of War and Tourism in the Caucasus (Aperture, 2013).

Голландский фотограф Роб Хорнстра снимает российскую глубинку много лет, последние годы он посвятил работе над The Sochi Project — съемкам мест, где совсем скоро состоится Олимпиада. Проект окончен, выставка фотографий Хорнстры открывается в Москве. Но сам автор приехать не сможет — ему и его коллеге, который пишет сопровождающие фотографии эссе, без объяснений отказали в российской визе.

— Сколько раз вы были в России и в каких ее районах?

— Я работаю в России с 2003-го, а The Sochi Project мы начали в 2009-м и только для этого проекта приезжали в Россию 11 раз. Мы путешествовали по всему Кавказу: Северному, Южному, ездили в Грузию, в Сочи, конечно.

— Почему вы выбрали Россию для своих проектов?

— Если говорить именно о The Sochi Project, мы выбрали, по сути, не Россию, а место, где должны пройти Олимпийские игры. Если вы организуете Олимпиаду, вы понимаете, что внимание мировой прессы будет приковано к вам. А нас, как журналистов, уже заинтересовало это место: мы побывали там в 2007 году. И когда Путин объявил, что в Сочи пройдет Олимпиада, это нас удивило: было трудно поверить, что зимняя Олимпиада пройдет в субтропической зоне, да еще и в регионе, где вокруг бедность. И тогда мы поняли, что надо делать большой проект об этом, чтобы у всего мира была возможность увидеть, что это за место.

© Rob Hornstra / An Atlas of War and Tourism in the Caucasus (Aperture, 2013).

— Вы ведь понимали, что российские власти не обрадуются вашему проекту, потому что вы показываете как раз то, что они хотели бы спрятать?

— Трудно сказать, поэтому ли нам отказали в визе. Мы лишь догадываемся об этом, никто из российских властей не говорил прямо, что проект им не нравится. Я думаю, мы смотрим на регион будущей Олимпиады шире, чем они: они считают, что, если нам интересны Олимпийские игры, мы должны сфокусировать внимание на красивых и исключительно дорогих строящихся стадионах, на новых дорогах через горы, но им не нравится, что мы связываем очень дорогие, шикарные Игры с регионом, в котором они должны состояться, где повсюду бедность и нарушаются права человека. То, что мы делаем, — это способ показать реальность, по крайней мере, ту реальность, которую мы видели. А они стремятся показать только, какие замечательные они организовали Игры. Так что это — единственная причина не пускать нас в Россию, которую я могу себе представить. Ничего незаконного мы не делали. Да, нас пять раз задерживали, даже назначали по суду маленькие штрафы — но что ж, это специфика нашей работы, подобное иногда случается со всеми журналистами.

— Вы бывали задержаны в России? Расскажите.

— Когда мы начали работу над проектом, мы первым делом поехали в Абхазию, а потом сразу на Северный Кавказ. Туда трудно добраться, и там очень трудно работать: и иностранным журналистам, и российским тоже. Мы хотели добраться до одной деревни. Когда мы уже почти приехали туда, к нам подъехали открытые джипы со страшно выглядящими людьми внутри. Они отвезли нас в полицию, заявив, что мы не имеем права здесь находиться. Мы спорили: мы же журналисты, для нас разве другие правила, нежели для остальных людей? Тогда они сказали буквально следующее: здесь проходит антитеррористическая операция, она секретная, особенно для иностранцев. Вы не должны были это узнать. Поэтому вы арестованы. Мы возражали: нас никто не предупреждал, что туда нельзя. «Ну ладно, тогда вы оштрафованы», — заявили они.

Такие вещи случаются на Северном Кавказе: если решаешь там работать, приходится с этим смириться. Другой раз мы ехали в селение, где жил главный герой одной нашей книги. Мы делали интервью с главой поселка, а тот немедленно вызвал секретную службу. Те сказали нам: прекратите интервью и пройдите с нами на пять минут. Мы уже знали, что русские «пять минут» — это как минимум день, поэтому отказались: «Мы не хотим прерывать интервью. Или мы арестованы?» «Нет, — убеждали нас, — вы свободны, но вы обязаны пройти с нами». Когда вспоминаешь, это кажется смешным. Но тогда это было совсем не смешно. В конце концов они привели нас в полицию и объяснили, что есть особый закон о запрете посещения иностранцами Северной Осетии, кроме Владикавказа и других крупных городов. Мы никогда о таком законе не слышали, он не переведен ни на один иностранный язык, ни в одном посольстве его нет... В итоге нас повели на суд. Наконец-то мы встретили славного человека: судья согласился, что мы попали в дурацкую ситуацию, и сказал: «Я должен вас оштрафовать, потому что вы нарушили закон» — но назначил самое маленькое наказание.

«Ну ладно, тогда вы оштрафованы».

— Полиция — понятно. А как вам удавалось общаться с обычными людьми в России? Вы говорите по-русски?

— Мы знаем русский на таком уровне, чтобы более-менее понимать, что нам говорят, но брать интервью самостоятельно мы не можем. Поэтому мы нанимали кого-то местного: совсем не обязательно профессионала. Некоторых искали по интернету, в социальных сетях. Мы путешествовали с местными, и они для нас переводили. Но если что, нашего знания языка хватит, чтобы понять, что происходит.

— Вас ни разу не били?

— Нет (смеется). Нам угрожали полицейские: обычные угрозы, что заберут паспорт, депортируют или отправят в тюрьму... Этих угроз мы не боимся. На Северном Кавказе есть полиция, есть служба безопасности, а есть антитеррористические подразделения. Эти ребята опасны. Они недружелюбны, они даже не говорили с нами вовсе. Многие люди нам рассказывали, что у них под полицейским участком есть подвал, в котором они пытают мусульман.

— Было что-то в Сочи или вообще в России, что вам действительно понравилось?

— Разумеется! Мы подружились со многими людьми и в России, и в Грузии, и в Абхазии. Нам очень жаль, что мы не сможем повидать их теперь, раз нам отказали в визе. На Кавказе есть потрясающие вещи. Например, гостеприимство просто изумляет. Так прекрасно, когда люди приглашают тебя в дом и предлагают свою еду. В Сочи я сделал серию фото о певцах в ресторанах. Эти кафе для туристов мне чрезвычайно понравились, я сидел там, разговаривал с хозяевами... Я мог бы сделать огромный список всего, что мне понравилось в России. Пожалуй, единственное, что мне по-настоящему не нравится, — это режим, власть.

Фото с главой администрации с. Чермен, послужившее поводом для вызова полицииФото с главой администрации с. Чермен, послужившее поводом для вызова полиции© Rob Hornstra / An Atlas of War and Tourism in the Caucasus (Aperture, 2013).

— Проектом The Sochi Project вы стремились показать противоречивость региона, где тратятся огромные деньги на помпезное мероприятие, а вокруг бедность... А чем иностранному зрителю должны быть интересны, например, ваши Sochi Singers?

— Например, тем, что у нас в Европе такого нет, мы этого совсем не знаем. У нас нет ресторанов с постоянно работающими там певцами, которые весь вечер поют на сцене... Но я, честно говоря, смотрю на это шире: если говорить о Сочи, я замечаю у его жителей сильное стремление быть современными, делать все как в Европе. Это не мои слова, они сами так говорят: мебель — в европейском стиле, жить — по-европейски... Но зачем копировать европейское, когда есть замечательный русский стиль? Моей идеей было показать новую российскую идентичность. В этих ресторанах я вижу, как каждый хозяин пытается построить что-то, что, по его мнению, современно, что выглядит, ему кажется, как настоящий итальянский или греческий ресторан. Должны ли мы сказать, что новый русский стиль — это смесь всех европейских стилей плюс что-то этническое?

Мы бы предпочли получить от российского правительства визу, а не пиар.

— Мне кажется, новый русский стиль — попытка быть как в Европе, но без малейшего чувства вкуса.

— Не уверен. Я думаю, Россия найдет свою собственную идентичность. Ей не нужно копировать Европу.

— Что вы собирались делать в России в этот приезд?

— Во-первых, мы собирались присутствовать на открытии нашей выставки в Москве. Кроме того, мы хотели приехать в столицу Олимпиады, может быть, за неделю до начала и посмотреть на достроенные стадионы. Сама Олимпиада не в сфере наших интересов, спорт мы не снимаем. Но после нее мы, конечно, хотели бы посмотреть, что происходит в регионе: как используются новые стадионы, как живут все местные жители, которых мы знаем. Мы журналисты, работающие вдолгую, мы делаем долгосрочные проекты. Нам интересно наблюдать за постепенными изменениями, а не за однодневными событиями.

The Sochi Project закончен, у нас достаточно материала, выставка оформлена, сайт почти доделан. Но мы бы хотели продолжать работать в Сочи — просто потому, что нам там интересно.

— Как вы думаете, в конце концов вы все же получите русскую визу?

— Может быть, через пять лет. А может, российская власть поймет, что такая политика работает им во вред. Какой смысл отказывать нам — теперь эта новость шумит по всей Европе и США. Первое последствие отказа в визе — это критика России. А второе — большое внимание к нашему фотопроекту. Так что российские власти устроили нам промоушен. Они отказали нам — и этим оказали отличную услугу. Но мы бы предпочли получить от российского правительства визу, а не пиар. Так что я надеюсь, что они поймут: такая политика бесполезна, нет смысла так поступать.

Гостеприимство на избирательном участке в МахачкалеГостеприимство на избирательном участке в Махачкале© Rob Hornstra / An Atlas of War and Tourism in the Caucasus (Aperture, 2013).

— Какого отношения вы ждете от российского зрителя — выставка стартует в России, но рассчитана-то она на иностранного зрителя?

— Выставка не создавалась именно для иностранного зрителя. Мы — иностранцы, и проект отражает иное для россиян видение, взгляд на Россию людей с другим восприятием реальности: не лучше и не хуже, просто другим. Выставка не создавалась специально для европейцев: мы делали этот проект в том числе и для россиян, наш сайт будет переведен и на русский язык тоже — к выставке мы это сделаем. Уверен, тут будет интересно узнать, как два иностранных журналиста видят страну, видят Кавказ.

Я все еще надеюсь, что, может быть, попаду на открытие выставки в Москве. Никогда не знаешь: может, наш министр иностранных дел позвонит мистеру Лаврову?..


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202370153
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202341655