Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244926Редакция уже готова расстаться друг с другом, читателями и культурным процессом до конца зимних праздников. А есть вещи, с которыми хотелось бы проститься и навсегда. Сегодня мы публикуем новогодний черный список: все, с чем нам не хотелось бы сталкиваться в 2014 (и в любом другом) году.
В 2013 году от новой русской волны не осталось и эха: на «Кинотавре» критики даже не могли решить, кому дать свой приз, чтобы не положить планку на землю. Все новые русские фильмы в этом году, по сути, были сняты в жанре культурного апокалипсиса: сценарий умер, режиссуре оторвало голову, актеры превратились в зомби, выжил только Федор Бондарчук. Великие фильмы о великой войне, впрочем, тоже хотелось бы оставить в прошлом.
Видимо, наконец открыв для себя русскую классику, в 2013-м Минкульт и подчиненный ему Фонд кино повадились проделывать с кинорежиссерами тот же фокус, что подмастерье Федюшка проделывал с Каштанкой: «привязывал на ниточку кусочек мяса <...> потом же, когда она проглатывала, он с громким смехом вытаскивал его обратно». Любимым развлечением министерства этим летом было обойти кого-нибудь хорошего и важного (например, Александра Миндадзе или Кирилла Серебренникова) при распределении финансирования, отменить решение после первых признаков массового возмущения, а после опять отыграть все назад под каким-нибудь нелепейшим предлогом. А потом все по новой.
Самый важный фильм года (таковыми по традиции считаются победители Каннского кинофестиваля) — а на самом деле грубая, крикливая поделка, снятая методом дедушки Дурова. Режиссер Кешиш попросту провоцировал актрис на съемках, доводя их до слез, до истерик, — вот и весь секрет «удивительного психологизма». Бесконечные крупные планы, «провокационная» обнаженка, навязчивая фиксация на макаронах с томатным соусом. Если это — кино сегодня, мы против сегодня.
«Кино сегодня дороговато», — говорит Грета Гервиг во «Фрэнсис Ха» и смотрит все фильмы на макбуке, прямо как мы. Увы, в 2014-м кино в Москве и Питере станет еще дороже. В Санкт-Петербурге закрылось четыре старинных кинотеатра на Невском, в Москве грядут закрытия (вроде бы только на реконструкцию) самого дешевого кинотеатра в центре — «Художественного» и одной из главных фестивальных площадок — «35 мм». Все эти мероприятия первоначально планировали начать и закончить в уходящем году. Увы, придется тащить их в 2014-й.
Слабый конкурс, необъяснимый главный приз ничем не примечательной, рваной документалке про Римскую кольцевую, почти полное отсутствие важных критиков — все поехали в Торонто. В 2014-м мы тоже хотим в Торонто.
Триеровский opus magnum, который опять наверняка окажется никаким не порно, а мизантропической комедией, еще не вышел в прокат, а от его многочисленных тизеров и трейлеров, основанных на механистической провокации, уже сводит скулы. Одно дело — когда провоцирует сам датчанин, другое — когда это делают маркетологи.
7 главных фильмов об автогонках, 15 лучших педофилов киноэкрана, 42 увлечения Сильвестра Сталлоне... Понятно, что читатели, не знающие о том, что лучший спортивный фильм всех времен — «Рокки», не переведутся никогда, непонятно только, какой Гринч украл у редакторов Москвы и Петербурга воображение.
Господин Капков и эффективные менеджеры достойны остаться в печальных воспоминаниях о потерянном времени. Вся деятельность Капкова заключалась в создании фасада благополучия и свободы в стране, в которой ни того, ни другого не наблюдается уже довольно давно. Одно это достойно крайне негативной оценки и, возможно, своеобразного Нюрнбергского процесса. Что же касается кампании за эффективность, в которой самыми голосистыми запевалами были Капков и министр Мединский, — это всего лишь прикрытие для частных и чиновничьих интересов, решение, что называется, конкретных проблем, стоящих не перед жителями страны, а перед захватившими политическую и экономическую власть группировками.
Илья Кабаков несколько надоел. Это не значит, что нужно забыть о его прежних заслугах. Отнюдь. Речь не идет и об обязательном ответе или тем более мести за неприятный случай, связанный с Юрием Злотниковым. Не стоит также придавать чрезмерное значение конъюнктурным проектам, которыми в последнее время занят мэтр московского концептуализма. Просто, видимо, имеет смысл попроще относиться к художнику, пережившему самого себя: ничего уж тут не поделаешь. Обожествлять людей опасно. Про далекое будущее не знаю, но в самое ближайшее Кабакова не следует брать.
Некоторые сотрудники и руководители музеев, особенно созданных за последние год-два, постарались сделать все возможное, чтобы говорить о них можно было только критически. Самыми громкими были, конечно же, сражения вокруг цензуры в филиалах Музейного объединения «Манеж» и Государственного центрального музея современной истории России. На Украине было нечто подобное: борьба за власть в Национальном художественном музее, цензура и вандализм в «Мыстецком арсенале». Там художники, активисты и младшее звено музейных сотрудников консолидировались, не желая мириться с несправедливостью, и в итоге чаще добивались побед, пускай часто временных. Хотелось бы, чтобы российское художественное сообщество вспомнило лозунг Партии социалистов-революционеров: в борьбе обретешь ты право свое. Причем можно и без терроризма.
Уничтожение архитектурного наследия перешло за совсем короткий срок в какую-то практически терминальную стадию — разрушают больше, быстрее, активнее и эффективнее. Ничего не стесняются, никого не боятся. А уж если деструктивный запрос исходит откуда-то с заоблачных высот нашей государствообразующей вертикали, то вообще нет никаких шансов — пример стелы Свободы в Александровском саду тому подтверждение. Только в редких случаях получается это беззаконие остановить.
Нам усиленно спускают сверху духовность и прочее благолепие. То так, то сяк, то один депутат, то другой, а то и министр культуры. Думаю, излишне объяснять, о чем я говорю. В общем, кошмар. Вот этому бы положить конец, и поскорее.
Хит музыкальных запросов в «Яндексе» за 2013-й. Песня, которая триумфально вернула в радиоэфир Наталью «Ветер с моря дул» Рудину и диагностировала, что за десятилетия роста скорости трафика музыкальные вкусы россиян только деградировали. Стоит ли рожать детей от таких мужчин?
Суперэгоманьяк с большими финансовыми возможностями, который воистину считает себя рэп-богом Йизусом. Культ Йизуса был бы смешон, если бы не звериная серьезность, с которой его раздувают многие музыкальные издания. Истина же состоит в том, что лучшая мелодия на провозглашенной футуристической по звуку пластинке «Yeezus» принадлежит венгерской группе Omega — то есть была написана 40 лет назад и уже 20 лет назад перепета группой Scorpions.
Ярмарка снобизма, собрание коллективных заблуждений музыкальных журналистов, самый простой способ состряпать рейтинговый материал под конец года... Под статьей с таким заголовком может скрываться что угодно, только не список лучших альбомов за год.
Сейчас, когда в России работают iStore, Google Play и «Яндекс.Музыка», раз в месяц не отдать 10 рублей за трек, а 100 за хорошую пластинку уже просто неприлично. Не платить за прослушанную музыку — это как целоваться без любви.
Вместо того чтобы поаплодировать любимому музыканту, вы дрожащей рукой ведете дурнокачественную съемку, которую одновременно с вами ведет еще сотня зрителей и которая потом будет похоронена в YouTube. Разве это не странно?
Мадонна, Леди Гага, Селена Гомес и «Океан Ельзи»... Кто следующий будет выведен на чистую воду доблестными сотрудниками Федеральной миграционной службы, которые выслеживают лиц, ведущих незаконную трудовую деятельность на территории РФ? Впрочем, их можно понять — искать нарушителей на концертах явно веселее, чем на рынках.
«Эрвин Шротт будет помогать своей супруге исполнить самые трудные участки этих композиций, используя свой бас, благодаря которому мужчина начинает выходить из тени славы своей жены» — этот текст про Нетребко, конечно, своего рода шедевр. Но вообще-то продажа классической музыки ширнармассам в наших краях в последнее время принимает слишком дикий вид.
Эта катастрофа началась после ремонта и не прекращается до сих пор. Это самая ужасная публика на свете. Она разговаривает, шуршит, скрипит, кашляет, ходит во время музыки и, главное, искренне удивляется, когда говоришь, что этого делать не надо. Когда уже она сфоткает мобильниками всю позолоту и исчезнет наконец?
Место то же, проблема другая. Непрекращающийся поток криминально-административных топ-новостей из главного театра страны — конечно, хлеб для журналистов. Но уже перебор.
В Москве небогато с залами для камерной музыки, а в самом главном из них эту музыку — как правило, негромкую — слушаешь, будто сидя на старой, разваливающейся корабельной палубе. Ремонта с заменой кресел все ждем и ждем, а тем временем целое поколение вырастет под Брамса со скрипом.
Я не знаю, что тут нужно сделать, но хочется, чтобы это как-то закончилось. А то обе стороны конфликта довольно по-дурацки выглядят.
Было бы странно, если б эпоха реваншизма, коей мы имеем несчастье быть свидетелями, не ознаменовалась попытками восстановления советской модели отношений между литературой и государством — когда щедрое государство берет под крыло бедных писателей, ожидая от них благодарной лояльности. Но поскольку искусственная реанимация чего-то давно и прочно мертвого всегда оборачивается фарсом, нынешние заигрывания писательского сообщества с властью приняли комедийные формы: потомки и родственники русских классиков — от Достоевского до Солженицына — созывали литературную общественность на встречу с Путиным. Хотелось бы, чтобы этот театр остался дурным воспоминанием.
Когда литература жаждет прильнуть к шинели городового — она искренне хочет быть ему полезной. И начинает доносить, воображая, что ее внутрицеховые разборки интересны власти, как были когда-то интересны власти советской. Делается это по традиции в жанре критического очерка. Особенно отметились на этой стезе работники быв. «Литературной газеты», воображающие себя сотрудниками былого органа СП СССР под ред. партийного графомана А.Б. Чаковского. И мишени у них прежние: авангардисты и эмигранты — от Набокова до Цветкова. Однако вместо всемогущего Чаковского начальствует над ними никому не нужный ныне беспартийный быв. комсомолец Ю. Поляков, а потому все их доносительные писания, так сказать, повисают в воздухе, не находя адресата — кроме таких же, как они, обиженных литературной судьбой бедолаг. Хотелось бы, чтоб эта несчастная обезьяна советского агитпропа окончательно сдохла в уходящем году.
Двенадцать лет назад петербургский критик-«скандалист» (по его самоаттестации) Вик. Топоров придумал литературную премию — «Национальный бестселлер». Премиальный механизм был соответственно до скандальности прост: группа случайно подобранных людей, в своем роде достойных, но по большей части не имеющих к словесности никакого отношения, выбирала «книгу года». Предполагалось, что поименование оной «бестселлером» обеспечит автору в дальнейшем баснословные продажи. Баснословных продаж как-то не случилось, зато скандалов оказалось в избытке: первым «бестселлером» стал нечитаемый опус графомана Проханова, «открытием» премии — канувшая в Лету писательница Денежкина, каким-то авторам не выплатили денег, очень скоро обнаружилась неспособность организаторов дирижировать жюри, и очередной лауреат — Дмитрий Быков — был облит ими критическими помоями и оскорблен лично непосредственно после церемонии. В общем, свадьба пила и гуляла (пышный банкет был единственным неоспоримым достоинством премии) — пора бы и на покой. Хотелось бы, чтоб питерские литераторы нашли уже наконец другой повод выпить в Зимнем саду гостиницы «Астория».
Оглядываясь на прошедший год и вспоминая шорт-листы наших самых заметных премий, ловишь себя на ощущении, что все они — и авторы, и книги — сливаются в некий общий список, единый для всех премиальных институций. Одни и те же тексты кочуют из одного шорт-листа в другой, как будто литературное поле являет собой не пестрое лоскутное одеяло, но унылую белую простыню. Словом, нам всем показывают Большой Букеровский Нос. Хотелось бы, чтоб в будущем году внешнее разнообразие премий наполнилось и внутренним смыслом — и чтобы у каждой из них была своя концептуальная физиономия, свой персональный подбор авторов и текстов.
Фестивальный бум, о котором так много говорили в последние годы, достиг в 2013-м своего апогея: перенасыщение театрального рынка привозными спектаклями, что называется, налицо. Количество, впрочем, не переходит в качество: за редким исключением — вроде столичной «Территории» или фестиваля NET — отборщики делают ставку на проверенные имена и узаконенные временем форматы, при этом отыскать в абсолютном большинстве фестивальных программ приметы хоть какой-то кураторской логики невозможно.
Православные активисты, срывающие спектакль в МХТ, вандалы на открытии юбилейной выставки в Театре на Таганке, казаки, подбросившие свиную голову худруку МДТ Льву Додину, — и так далее, и тому подобное. «Скандал» — самое частотное слово в театральной хронике уходящего года. И это, кажется, многое объясняет.
Использующиеся столь же бездумно и беспорядочно, сколь и повсеместно, в 2013-м они окончательно стали ключевыми элементами сценографии отечественного театра, без которых не мыслят свою практику и желторотые дебютанты, и маститые режиссеры, и художники со стажем. Ни те, ни другие, ни третьи меж тем не заметили, что из-за неумелого использования видеопроекция из непременного атрибута актуального театра превратилась в набивший оскомину вульгарный штамп.
Многоходовки, жертвами которых становятся руководители ведущих культурных институций, процветающая в крупнейших танцевальных компаниях страны коррупция, удушливые les liaisons dangereuses и попытки физической расправы с конкурентами то ли по сцене, то ли по нелегальному бизнесу: кажется, предмет «Искусство интриги» следует включить в учебный план хореографических школ и училищ наряду с каким-нибудь характерным танцем и сольфеджио — чтобы будущим примам и премьерам проще жилось в мире большого балета.
Судя по афишам премьер уходящего года, записные книжки худруков и директоров больших и малых драматических театров не обновлялись годами: русский театр варится в собственном соку, уже почти сварился — ему срочно требуются переливание крови и обновление кадрового состава.
Слухи об увольнении К. Эрнста, О. Добродеева и В. Кулистикова, аккуратно возникающие в начале и конце каждого телесезона, а также во дни сомнений, тягостных раздумий, снегопадов. И так последние лет пятнадцать. Ну уйдут они, и что? Никто не заметит, ничего не изменится. А если на их места назначат, скажем, Д. Киселева, А. Мамонтова и Б. Корчевникова, станет даже веселее.
Искреннее желание принять участие в записи телевизионого ток-шоу со стороны взрослых, вменяемых, обученных грамоте людей, жаждущих донести до широких масс свою точку зрения. С последующим искренним возмущением, что всё вырезали, переврали, совсем не показали.
Всеобщее возмущение телеканалом «Дождь», которое сменяет всеобщее восхищение телеканалом «Дождь».
Кульбиты гребаной цепи
Звенья в эвклидовом порядке — уже норма, все привыкли. Но увольнение прямо целыми редакциями и концернами, закрытие архивов, слияние активов и прочие радости 13-го года — уже не цепь, а гребаная цепочная карусель. А когда родоначальник гребаной цепи, уволенный дважды за два года, сделав двойное сальто, возвращается в точку первого увольнения — это не цепь, а гребаный Мёбиус.
Увлечение письменных медиа лайками, цитируемостью и прочими количественными оценками. ТВ этим увлеклось еще раньше (рейтинги) — и мы все видим, куда его это привело.
Финансирование Общественного телевидения России. Надо все-таки иметь милосердие. Полгода позора — вполне достаточный срок, все уже всё осознали и больше не будут.
P.S.
Еще хочу оставить в уходящем 2013 году сочинскую Олимпиаду-2014. Дорогой Дедушка Мороз, сделай как будто она уже была.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244926Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246481Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413070Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419556Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420224Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422873Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423632Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428804Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428935Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429589