Чуть ниже радаров
Введение в самоорганизацию. Полина Патимова говорит с социологом Эллой Панеях об истории идеи, о сложных отношениях горизонтали с вертикалью и о том, как самоорганизация работала в России — до войны
15 сентября 202244876COLTA.RU и Гёте-институт в Москве продолжают просветительский онлайн-курс «Маскулинность для чайников» (18+). Он раскрывает темы прошедшего в 2019 году цикла публичных дискуссий «Быть мужчиной» и продолжает курс 2016 года «Гендер для чайников».
«Маскулинность для чайников» — это восемь небольших познавательных лекций на самые актуальные темы, касающиеся образа жизни, установок, ценностей и паттернов поведения современного мужчины.
Наш третий эксперт — Дмитрий Исаев, кандидат медицинских наук, сексолог, психотерапевт, занимающийся проблемами гендерной идентичности и сексуальной ориентации.
Из лекции «Маскулинность и насилие» вы узнаете: почему мужчины чаще, чем женщины, совершают преступления, проявляют насилие и демонстрируют агрессию; почему идея о том, что мужчина от природы склонен к насилию и во всем виноват тестостерон, — это миф; что такое «нормальная» (или «настоящая») маскулинность и существует ли она; что нужно делать, чтобы снизить уровень насилия.
Мужчина от природы склонен к насилию — правда или миф?
Почему мужчины совершают насилие?
Рисковое поведение и преступления — почему именно мужчины?
Как снизить уровень насилия?
Традиционно за время существования европейской цивилизации сложились определенные представления о том, какими качествами или какими особенностями обладают мужчины. Считается, что они характеризуются выраженной силой, склонностью к доминированию, агрессивностью, сексуальной раскрепощенностью, стремлением инициировать сексуальные контакты, стремлением к соревнованию с другими мужчинами. Долгое время считалось, что основы этих качеств лежат в биологии. Сформировался даже так называемый биологический эволюционный подход, в основе которого лежало утверждение: эволюция существования человеческого рода невозможна без существования воинствующего начала, которое как раз и приписывалось мужчине. С биологической точки зрения только самцы как носители некоего генетического материала должны были воспроизводить его и передавать максимальному количеству самок. С этой точки зрения их агрессия, в том числе сексуальная, рассматривалась как что-то нормальное, существующее и обязательное для того, чтобы смогли выжить определенный род, определенная культура, определенная страна.
В течение долгого времени сама идея о существовании насилия рассматривалась как неотъемлемое качество существования мужчины в целом. Если раньше говорилось о том, что все социальные явления — продукт этой самой агрессивности и стремления к соревнованию, к доминированию, и на этом основывалась конструкция всего общества, то тогда, когда, казалось бы, предпосылки для воинствующего поведения мужчин ушли, стали утверждать, что остатки этого как сформировавшиеся на биологических основах сохраняются в межличностных отношениях. И поэтому мужчины продолжают демонстрировать эти качества по отношению к своему ближайшему окружению — неважно, будет ли это касаться друзей, общества, женщин, детей.
Результаты исследований, которые стали проводиться уже во второй половине XX века и на рубеже XXI века, показали, что сама идея о существовании биологически заданных особенностей носит, скорее, умозрительный характер и отражает те мифы, что сформировались в культуре и обеспечивают идею о власти и приоритетах мужского применительно к той модели социабельности и социальной активности, которая характерна для любого человека. Поэтому стали утверждать, что если женщина хочет быть успешна в обществе, то она должна обладать теми самыми качествами, которые традиционно приписывают мужчинам. И вот эти качества, таким образом, стали все дальше уходить и отрываться от конкретного человека. То есть стало возможным говорить о том, что эти качества не есть мужские качества, но они приписываются мужчинам в силу того, что их наличие определяет так называемую успешную маскулинность, или успешные качества, характерные для мужчин.
Но тогда возникает вопрос: зачем эти качества нужны и почему они приписываются именно мужчинам, а не любому человеку? Тогда становится очевидным, что вся модель маскулинности, вся модель мужественности, выстроена как некая оппозиция. Оппозиция по отношению, прежде всего, к лицам женского гендера. То есть мужская идентичность, мужские особенности, мужские характеристики — это на самом деле те характеристики, которыми должно обладать одно из лиц в паре, и этот человек является мужчиной или должен являться мужчиной. Когда он обладает этими качествами, он якобы становится мужчиной. Когда он не обладает этими качествами, то он не может называться «настоящим мужчиной», «истинным мужчиной», поскольку в этом случае для него оказывается невозможным быть успешным в обществе и в отношениях с лицами другого пола. Маскулинность, прежде всего, существует как набор характеристик, противопоставляющихся женственности и феминности. Соответственно, мужчина должен обладать властью, и единственная власть, которая на самом деле у него есть (поскольку по отношению к другим мужчинам он вряд ли может обладать полноценной властью), — это власть над женщиной.
Таким образом, сама идея существования маскулинности возникла и существует исключительно в паре, где есть мужчина и женщина. Если есть женщина, то тогда есть и мужчина. Без женщины, без подчинения женщины власть мужчины как таковая оказывается отсутствующей, тем более в современных условиях. Поэтому идея, которая говорит о существовании так называемой гендерной схемы, в конечном счете подтверждает и утверждает наличие власти мужчин над женщинами. И легитимность власти мужчин над женщинами, которая может проявляться в самых разных формах. Это может проявляться в доминировании в отношениях, это может проявляться в легитимности насилия по отношению к женщине. И формулировка, существующая в русской культуре, — «бьет — значит, любит» — отражает способность или возможность через насилие проявлять те самые чувства, которые никакого отношения к насилию не имеют.
Когда мы говорим о природе мужской идентичности, основное содержание и основной принцип мужской идентичности заключаются в создании некой иерархической модели, в рамках которой мужское противопоставляется женскому. В этой оппозиции, в этом противопоставлении утверждается, что маскулинное характеризуется положительными качествами, характеризуется качествами со знаком «плюс», по отношению к которым со знаком «минус» выступает женщина. Соответственно, женщина рассматривается как что-то вторичное, зависимое, подчиненное, а раз так, то все отношения, которые мужчина может строить с женщиной, выстроены по принципу доминирования, лидерства, инициации, активности, агрессии и так далее.
Когда мы говорим о самом разном формировании мужской личности или мужской идентичности, мы понимаем, что есть мужчины, далеко не отличающиеся какими-то ярко выраженными маскулинными качествами, но по отношению к женщинам они этими качествами обладают. В этом случае у них возникает возможность продемонстрировать свою маскулинность. Единственным объектом для применения и реализации своей маскулинности для них становятся отношения с женщинами. Известно, что максимально брутальную агрессивность проявляют мужчины, обладающие неполноценной идентичностью, неуверенные в себе. Их уверенность проявляется тогда, когда они проявляют насилие, вплоть до серийных сексуальных убийств. Известно, что серийные сексуальные убийцы — это те самые мужчины, которые не уверены в своей мужской идентичности.
Исследования, которые попытались выявить наличие различий, характерных для мужчин или лиц мужской идентичности, показали следующее. Ранее утверждались биологические основания в виде андрогенов — что мужчина агрессивен, мужчина силен только благодаря тому, что у него присутствует тестостерон. Так вот, исследования, которые проводились как достоверные, на основании многочисленных изучений этого вопроса и сравнений мужчин и женщин показали, что мужская агрессивность подтверждается только для пяти процентов. А пятипроцентный барьер — это процент уровня достоверности. То есть на уровне достоверности эти различия существуют. Более того, индивидуальные различия оказываются еще меньшими. А с взрослением, с возрастом эти различия уменьшаются. Точно так же утверждалось, что та косвенная агрессия, которую могут демонстрировать женщины, характерна и для мужчин. Существует миф о том, что мужчины более агрессивны и что это отражение их природной сущности, но с точки зрения природной сущности эти различия минимальны и, скорее, носят индивидуализированный характер.
Если мы говорим о природе мужской агрессии, природе мужского насилия, то приходится говорить о том, что фактически насилие становится одной из форм социальной реализации мужской идентичности. Это способ самоутверждения для многих людей, поскольку позитивные критерии для формирования ощущения своего отличия от феминной идентичности, от женственности для мужчин практически не существуют. Лишь сейчас можно говорить о том, что начинает формироваться представление, что маскулинность — это высокий интеллект. Но обнаруживается, что и здесь мы не имеем никакого преимущества по отношению к лицам женского гендера.
Одной из главных основ мужской идентичности оказывается необходимость ощущать или получать некую обратную связь относительно своей идентичности во взаимоотношениях с женщинами. Мужчина, который чувствует свою власть и свое превосходство по отношению к женщине, ощущает, что действительно является мужчиной. Когда женщина в обществе или в партнерских отношениях рассматривается как равная, как обладающая теми же возможностями, тем же интеллектом или той же физической силой, то она воспринимается как некое враждебное начало. По той причине, что моя мужская идентичность при этом куда-то уходит, я не чувствую своей мужской идентичности. И большинство мужчин старается искать партнерские отношения с женщинами, которые ниже их ростом, меньше зарабатывают, обладают меньшим интеллектуальным потенциалом. В этом случае мужчина может ощущать, что он — настоящий мужчина. Как только обнаруживается, что по всем этим параметрам или по любому из них для женщины возникает возможность реализоваться в неменьшей степени, а может, и в большей, мужчина чувствует потребность убегать, уходить или ощущает себя неполноценным. Не чувствуя уверенности в себе по этим пунктам, мужчина может ощущать возможность реализоваться с помощью проявления своей физической силы. То есть физическую силу отнять у меня женщина не может. И вот это ощущение того, что физическая сила будет все равно на его стороне, многих заставляет проявлять ее как способ утверждения себя по отношению к конкретной женщине или к женщинам вообще.
И тут важно и интересно сказать: во многих случаях, когда в обществе так называемые эгалитарные отношения между мужчинами и женщинами утверждаются юридически, это приводит к парадоксальным явлениям. Либо к снижению сексуальной активности со стороны мужчин, либо к проявлению сексуальной агрессии по отношению к абстрактной женщине. То есть я могу иметь нормальные сексуальные отношения со своей партнершей, но все равно у меня появляется желание продемонстрировать свою силу, агрессию и потентность по отношению к абстрактной женщине. Это явление ярко выражено в американском обществе, которое лидирует по уровню изнасилований в мире. Поэтому идея о том, что женщина, прежде всего, является неким мерилом моей идентичности, моей мужской силы, по-прежнему сохраняется на уровне того бытового сознания, которое характерно для большинства мужчин. В представлении многих, даже специалистов, не говоря об обществе в целом, освобождение или создание общества равных прав для мужчин и для женщин обусловлено тем, что мужчины перестают быть мужчинами, а вовсе не тем, что женщины получают больше прав.
Одной из главных проблем сексуального насилия является то, что оно изначально рассматривалось как некоторое доминирование мужчины над женщиной. И для мужского сознания очень часто инициация, сексуальное возбуждение и сексуальная разрядка тоже напрямую связаны с сексуальным насилием. Более того, в рамках эгалитарных отношений, которые формируются в обществе, для многих является необходимостью наличие некоего допинга, запускающего возбуждение. И это возбуждение в игровой или в реальной форме может реализовываться в партнерских отношениях. Если я могу сыграть в некую игру, где есть подчинение, где есть демонстрация насилия, хотя это насилие игровое, то я чувствую возбуждение, я чувствую желание, у меня есть потребность в разрядке. Если же этого не происходит, то либо у меня отсутствует стремление к эротическому сближению, либо мне требуются какие-то другие действия, требуется находить какой-то другой допинг. И иногда этот допинг может носить сколь угодно асоциальный характер. Поэтому один из синдромов, который формулировался применительно к современному западному обществу, — это так называемая западная асексуальность. Когда очень много эротических стимулов, но они не реализуются в сексуальное возбуждение и желание. Это связывалось во многих случаях с тем, что женщины обладают той же силой, той же потентностью и теми же самыми возможностями, которые современное общество предоставляет мужчинам. И насилие как раз являлось способом преодолеть это равенство, изменить отношения с равных на неравные. Стремление многих мужчин проявить эту агрессию является способом как раз обрести или восстановить ту самую утраченную маскулинность, которая, как им кажется, может быть возвращена только таким путем.
Если мы посмотрим на статистику, существующую в обществе, то становится очевидным, что подавляющее большинство преступлений совершается мужчинами, а не женщинами. Более того, когда мы говорим о преступлениях, связанных с насилием, то это соотношение процентов становится еще большим в сторону мужских преступлений. При этом если осуществляется насилие со стороны женщины, то чаще всего оно носит вторичный характер: как защита от насилия или невозможность выдерживать ситуацию, в которой человек доведен до критической точки кипения, когда насилие является возможностью сохранить свою жизнь или восстановить свои права, когда другой возможности нет.
Если же мы говорим про мужское насилие, мужские преступления, то очень часто они связаны с тем, что общество фактически позволяет мужчинам осуществлять насилие как нечто вполне приемлемое и возможное. Нам приходится говорить о том, что в обществе является нормальным и естественным для мужчины не сдерживать свои агрессивные порывы. Поэтому они для него — отражение той самой его «настоящей сущности». Как говорят: если мужчина уклоняется от драки, то он не «настоящий мужчина». А если мужчина проявляет свое агрессивное начало, он демонстрирует свою силу, способность быть полноценным и настоящим мужчиной, и неважно, по отношению к кому это насилие проявляется. Допустимость насилия по отношению к другим членам общества, неважно, кем они являются — женщинами или мужчинами, возможность реализовываться через физическое насилие становятся предпосылкой к тому, что для молодых людей это оказывается отправной точкой для построения своей идентичности. Я демонстрирую насилие, даже если это насилие является чем-то чуждым для меня. Для того чтобы восприниматься нормальным со стороны сверстников, со стороны компании, это насилие имеет смысл демонстрировать.
Мужские союзы и коллективы построены на принципе соревновательности. И поэтому то насилие, которое проявляется по отношению к другим членам этого союза, воспринимается как нормальное, нормативное, на которое нужно отвечать каким-либо образом, а не уходить от него. Потому что, как только человек в мужском союзе уклоняется от насилия, он тут же становится неким изгоем в глазах своих сверстников, своего окружения, утрачивает свою мужскую сущность. Поэтому получается, что если ты выдерживаешь удар, то с тобой все хорошо. Если ты на него отвечаешь, то ты, по крайней мере, не становишься ниже и не становишься хуже. Как только ты от него уклонился, ты утрачиваешь право называться настоящим мужчиной.
Взаимоотношения, существующие в мужских союзах, основаны на принципах соревновательности, лидерства, и тот мужчина, который занимает главенствующую позицию, позицию лидера, ощущает себя настоящим и полноценным мужчиной. И если мы говорим о биологическом эквиваленте всего этого, то хорошо известно, что на фоне обеспечения или достижения лидирующих властных позиций в мужском коллективе у мужчины повышается уровень тестостерона. Как следствие, а не как причина. Поэтому здесь можно говорить о том, что самоощущение и определенная социальная позиция тесно связаны между собой, они построены на принципах соревнования и доминирования. Неважно, по отношению к кому, в рамках того коллектива или того социума, той субкультуры, где находится данный конкретный человек.
Существует мнение, что если бы у власти стояли не мужчины, а женщины, то вся политика и устройство государства были бы другими. В реальности мы понимаем, что те модели государства, которые существовали веками, были построены на насилии, стремлении подчинять членов общества внутри страны, а также осуществлять агрессивные действия, иногда защитные, по отношению к тем, кто не входит в это сообщество, в это государство. Это больше задачи властные, задачи, которые ставит перед собою элита. Элита, настроенная на то, чтобы подчинять и управлять. И единственным способом, единственной возможностью заставить других людей подчиняться тебе является демонстрация брутальности и насилия, проявляющаяся в самых разных формах. Но это устаревшая модель государства, она не является обязательной в условиях мирного существования общества, которое не декларирует необходимость осуществлять насилие, когда власть идет через другие институты, другие механизмы. Тогда мы понимаем, что говорить о какой-либо природе, мужской природе, лежащей в основе этого насилия, в виде непременного существования армии, полиции, подавления начальником своих подчиненных и так далее — вовсе не обязательно.
Одна из главных проблем, с которыми приходится сталкиваться применительно к рискованному сексуальному, асоциальному и аддиктивному поведению, — то, что все эти явления так или иначе связываются, прежде всего, с мужчинами. И статистика это подтверждает. Крайне важно понимать, что все перечисленное очень часто связано и с некоей определенной возрастной группой. Это характерно для подростков, молодежи. Все эти проявления напрямую связаны с формированием и построением мужской идентичности, как она понимается молодыми людьми, поскольку нет каких-то точных и ясных критериев маскулинности. Критерии, которые существовали раньше, — ты должен быть настоящим воином, должен хорошо владеть мечом, дубиной, хорошо драться, и это твоя основа для формирования мужской идентичности. Если в обществе это утрачено, если сейчас драться с кем-то не только не нужно, но и противозаконно, то тогда возможностей для реализации и утверждения мужской идентичности становится еще меньше. Асоциальное поведение, рискованное поведение, аддиктивные действия позволяют снять те социальные запреты, которые говорят, что ты должен вести себя как порядочный гражданин, не проявляющий насилия. В этих случаях ты как раз получаешь возможность его проявить. И такие проявления становятся неким маркером моей взрослости, моей мужественности, моей силы. Хотя на самом деле ее может и не быть, она может являться результатом того самого допинга, связанного с алкоголем, наркотиками или чем-то другим.
Когда мы говорим о насилии как о некоем социальном явлении, как о психологической проблеме для каждого конкретного человека, то мы должны понимать, что те или иные формы сексуального или физического насилия, которые демонстрирует человек, — это, прежде всего, его индивидуальные особенности. Эти индивидуальные особенности могут носить биологическую основу, но в первую очередь они определяются тем воспитанием, той моделью нормативности, что существует в обществе. Поэтому, когда насилие перестает быть допустимым в обществе, его уровень снижается. Когда люди через разные институты образования и информирования понимают, что насилие по отношению к другим членам общества является недопустимым — неважно, отличается ли этот человек цветом кожи, национальностью, ориентацией или чем-то еще, — градус насилия снижается еще больше. И последнее: личностная зрелость приводит к тому, что с пониманием ценности человеческой жизни, ценности личности (как своей собственной, так и другого человека) уровень агрессии, градус насилия — в том числе в межличностных отношениях, а не только как некое социальное явление — становятся ниже. Поэтому здесь можно и нужно говорить о трех уровнях регуляции и профилактики насилия: уровень социальной политики, государственной политики, которая обеспечивается законами, уровень образования, которое обеспечивает понимание и представление о том, что агрессия и насилие недопустимы, и уровень личностной зрелости как внутреннего понимания и ощущения того, что насилие противоречит природе человека, противоречит межличностным отношениям.
Когда мы говорим о биологических особенностях, о том, что существуют люди с разным уровнем агрессивности, точно так же как существуют люди с разным уровнем тревожности, мы говорим о существовании очень небольшого процента людей с теми или иными проявлениями, традиционно относящимися к проявлениям аномальной личности — так называемой психопатической личности. Психопатические личности составляют минимум, на уровне 1–2%, людей. И эти люди, которые нуждаются в психологической или даже, может быть, медикаментозной коррекции, не создают тот фон или ту среду, где мы живем. Это люди, которые требуют специального, индивидуализированного подхода.
Одна из главных проблем маскулинности (как и феминности) заключается в том, что разделение всех людей по гендеру и существование гендерной схемы являются тупиковыми для развития человека и его самоощущения. Психологические исследования показывают, что нет мужчин, которые считали бы себя «настоящими мужчинами». Любой мужчина на психологическом уровне ощущает себя не дотягивающим до критериев и стандартов маскулинности, при этом этих реальных стандартов он даже не имеет. То есть существует некий миф, некая идея о нормальной и настоящей маскулинности, но в чем она заключается — непонятно. Поэтому многие ее ищут и находят в самых разных ее ипостасях. Для кого-то это проявление силы и агрессии, для кого-то — карьерная гонка, для кого-то — ощущение себя как уникального в каком-то творчестве. Но опять же, как только человек начинает задумываться, в какой же степени это является нормативным, в какой степени это отражает мужскую идентичность, обнаруживается, что критерии размыты и недостижимы. Поэтому главным оказывается не построение мужской идентичности, а личностные зрелость и рост.
Идея проекта: Ирина Костерина
Координаторы: Наталья Витол, Алена Жоголь
Продюсер: Максим Поплавский
Иллюстрации: Екатерина Горбачева
Камера: Олег Лейнов, Егор Крылов
Редактор: Лола Тагаева
Монтаж: Илья Железко
Как устроена маскулинность и почему нужно говорить о ней?
Как становятся мужчинами?
Мужчины, отношения и секс
Мужская гомосексуальность
Мужчины рабочего класса
Современное отцовство
Мужчины и феминизм
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиВведение в самоорганизацию. Полина Патимова говорит с социологом Эллой Панеях об истории идеи, о сложных отношениях горизонтали с вертикалью и о том, как самоорганизация работала в России — до войны
15 сентября 202244876Философ Мария Бикбулатова о том, что делать с чувствами, охватившими многих на фоне военных событий, — и как перейти от эмоций к рациональному действию
1 марта 20224405Глеб Напреенко о том, на какой внутренней территории он может обнаружить себя в эти дни — по отношению к чувству Родины
1 марта 20224308Англо-немецкий и русско-украинский поэтический диалог Евгения Осташевского и Евгении Белорусец
1 марта 20223888Разговор Дениса Куренова о новой книге «Воображая город», о блеске и нищете урбанистики, о том, что смогла (или не смогла) изменить в идеях о городе пандемия, — и о том, почему Юго-Запад Москвы выигрывает по очкам у Юго-Востока
22 февраля 20224206