«В нас стали культивировать неприязнь»

Руслана Стелюк, 22 года, студентка

До начала военных действий я работала и училась в Донецке на инженера-строителя. Магистерская программа предполагала, что мы будем учиться полтора года, а потом уедем на стажировку в Вильнюс, но я недоучилась год. Работала на полставки в проектном институте проектировщиком металлоконструкций. Еще я спелеолог, завхоз, а со мной в Москву приехал руководитель Донецкого спелеоклуба. Сейчас многие спелеологи кто в Ростове, кто где-то на Украине, в Донецке мало кто остался.

Мы очень долго ждали, оттягивали переезд. Но в июле стали бомбить ближайшие к моему дому окраины и аэропорт, там как раз живет мой парень. Когда мы выезжали из Донецка, мы сначала уехали в Днепропетровск, поскольку прямых поездов не было. Мы приехали ночью и были шокированы, что машины стоят на улицах, люди ходят, кафешки работают, магазины открыты. Потому что, когда мы уезжали, в Донецке днем на улице людей было — как обычно в полночь. Один-единственный прохожий по главной улице идет, и все. Задолго до нашего отъезда люди стали прятать свои автомобили, потому что их отбирали ополченцы. Сначала они у нескольких автосалонов отобрали машины, а потом, собственно, у населения. В городе не работали светофоры, не было ГАИ. А началось это с момента, когда гаишники остановили какую-то машину и взяли взятку, потом проехала следующая машина и расстреляла их. После этого из Донецка просто организованно уволились или перевелись все работники ГАИ. По городу ездят машины без номеров, нарушая все мыслимые и немыслимые правила движения, они просто жмут на бибикалку и едут. Сетевые магазины, которые были круглосуточными, стали работать максимум до шести-семи вечера. Где-то в начале лета все турфирмы, парикмахерские, салоны и прочий малый бизнес стали срочно сворачиваться и уезжать. А люди там живут, у них там квартиры, они вряд ли купят квартиру в другом каком-то городе.

Ополченцы пришли со своим правлением и очень жестко себя ведут.

Я не знаю, насколько это правда, но по всему городу ходили слухи, что просто пьяного человека с улицы могут забрать на какие-то работы. Люди стали серьезно говорить о том, что наркоманов в нашем городе не стало. Ополченцы пришли со своим правлением и очень жестко себя ведут. Оно и понятно, ведь это военные люди, они не умеют как-то мирно распоряжаться.

Ехали мы именно в Москву, потому что здесь у нас много знакомых и друг, который согласился приютить нас на некоторое время. А оказаться в чужом городе, где никого не знаешь, — это страшно.

Когда мы приехали, количество квот на статус беженца в Москве было давно исчерпано, поэтому мы въезжали как гости. Встал вопрос о получении разрешения на работу и РВП. Мы изначально хотели сделать все как надо. Получили регистрацию, оформили все необходимые документы, и нам оставалось просто отстоять очередь и подать заявление на временное проживание. Мы пришли в отделение УФМС в пять утра в определенный день и записались в список. А когда дождались открытия, нам сообщили, что нужный нам работник сейчас в отпуске, и предложили прийти через месяц опять в определенный день в пять утра, но не факт, что тогда этот работник не будет, например, на больничном. Это и привело нас к пониманию того, что нужно все-таки обращаться в фирмы, которые знают, когда эти работники выходят из отпусков.

На данный момент мы уже получили разрешение на работу. Я работаю по профессии — проектировщиком фасадных систем. Молодой человек пока в поиске. Вообще у вас без разрешения найти нормальную работу просто невозможно. Разве что курьером и бумажки раздавать, на остальное требуют разрешение. Наверное, это хорошо.

Меня лично волнует то, что я училась пять лет в университете и сейчас могу получить диплом непризнанного государства.

Сейчас мы в активной фазе поиска квартиры. Ищем, договариваемся, вот в понедельник пойдем смотреть. У вас очень сложно найти квартиру, в которой бы разрешили кошку. Но у нас есть запасной вариант — друзья-москвичи предложили нам снимать двухкомнатную квартиру вместе, на две семьи, но мы немного побаиваемся того, что можем не сойтись в бытовых отношениях. Придется каждый месяц закупать новую посуду.

В Донецке у меня осталась одна подруга, которая не имеет возможности оттуда уехать. Сейчас они в очень бедственном положении. Муж работает на металлургическом комбинате, и зарплаты там сильно урезали, а зарплата рабочего и так была небольшой. Прекратили всяческие выплаты пособий. И получается так, что даже бабушки им не могут помочь. А семья молодая, маленький ребенок. Одно дело — мы с парнем быстро собрались и рванули в Москву, стали активно делать документы, искать работу, жилье. А им это сделать проблематично.

Сейчас многие возвращаются назад, но вопрос в том, как там жить. Ведь там не работает банковская система, то есть если человек — пенсионер или работает в какой-то бюджетной сфере, то зарплату ему просто не перечисляют. Если раньше я, учась, получая стипендию и работая на полставки, могла нормально жить с родителями, то сейчас папе, когда-то работавшему на коммунальном предприятии, госвыплаты не идут, стипендии и зарплаты в государственный институт тоже не идут. На что жить?

Нужно обращаться в фирмы, которые знают, когда работники УФМС выходят из отпусков.

Большинство больниц, университетов и прочих учреждений перешло под полный контроль ополченцев. Меня лично волнует то, что я училась пять лет в университете и сейчас могу получить диплом непризнанного государства. На Новый год у меня должна была быть защита, теперь неизвестно, что будет. В Москве подать документы на платное, конечно, можно, но очень дорого.

Родители сейчас на время выехали из Донецка, потому что произошел случай с участием ополченцев, который угрожал их жизни. Мой папа работает в госадминистрации, а поскольку у ополченцев только боевые силы, им надо налаживать быт. И вот они просто подошли к двум людям, вышедшим из госадминистрации, и сказали: «О! А вот нам надо, чтобы вы строили нам инфраструктуру. Давайте вы будете нам помогать? Или хотите — можем вас на экскурсию в СБУ сводить?» Родители вечером позвонили мне, сдавленным голосом рассказали, а утром уехали. Но они надеются, как только станет спокойнее, вернуться домой.

Плюс всех очень волнует проблема отопительного сезона. Вопрос в том, что большинство наших местных электростанций работало на местных углях. Но теперь у нас около 80% шахт затоплено или заполнено метаном, угля просто нет. Значит, электроэнергии тоже вряд ли будет много. Еще, честно говоря, меня очень пугает то, что приостанавливались многие предприятия непрерывного цикла. Приостанавливались коксохимические предприятия, где тоже есть вещи, которые невозможно остановить. Домна наша, по-моему, тоже встала. Вы ведь понимаете, что когда доменная печь останавливается, то она застывает вместе с металлом. Ее потом сносят и строят новую, а печь эта размером с пятиэтажный дом. Мне тревожно за благосостояние людей, которые там живут, потому что это экономически страшно.

Давайте вы будете нам помогать? Или хотите — можем вас на экскурсию в СБУ сводить?

Люди работают в больницах, садах, приютах, но не получают зарплату. Моя бабушка, например, работает в психбольнице, и если раньше пациентов вполне сносно кормили, то сейчас им какой-то колхоз пару мешков зерна прислал — и все. Люди в подобных учреждениях просто голодают.

По поводу Майдана и ЕС мне трудно говорить, я очень плохо разбираюсь в экономике и политике. Но мне кажется, что, как и в большинстве стран, есть люди, которые недовольны своим правительством. Майдан — это волеизъявление недовольных людей. Его не разгоняют, какими-то путями переизбирают правительство. Потом подобное происходит в Донецке, но в этот раз толпу пытаются разогнать. Почему? Если вы не стали разгонять в одном случае, то вы не должны разгонять и в другом. Ощущение, что кто-то сверху играется.

До Майдана окружающие меня люди делились где-то поровну на тех, кто за, и тех, кто против ЕС. После бомбежек в Славянске народ стал массово говорить: «Что угодно, лишь бы было спокойно». На самом деле большинство из нас, простых людей, многого не знает. Мы можем видеть только один ход из этой многоходовой партии. Мы никогда не знаем, почему что-то так делается, а не по-другому. Я лично хотела просто спокойно работать, учиться, когда-нибудь замуж выйти. И меня совершенно не волнует, что там наверху, я просто хочу мира и спокойствия.

Люди в психбольницах просто голодают.

Разговоры о том, что русскоговорящее население как-то прессинговали, сильно преувеличены. Мы отлично говорили на русском, писали на русском, в школе один класс мог обучаться на русском, а второй на украинском, по желанию. Потом у нас ввели закон, что все госдокументы заполняются на украинском, и мы все нормально к этому отнеслись.

Мы хорошо относимся к западным областям Украины. Там есть свои достопримечательности, очень приятные люди живут. И раньше мы не замечали никакого диссонанса в отношениях с ними. Не подозревали, что есть какая-то разница между нами. Но в нас стали культивировать эту неприязнь. До 2004 года, до того, как к власти пришел Ющенко и устроил «оранжевую революцию», мы совершенно не ощущали никакой разницы между Западом и Востоком Украины. Именно Ющенко начал в своих выступлениях разжигать этот конфликт. На волне национализма ему удалось раскачать народ и начать культивировать подобное отношение. Сразу появились вопросы языка.

Пока я планирую жить и работать в Москве. Однако вернуться домой я, конечно, хочу, но только тогда, когда там будет спокойно и можно будет хоть какую-то зарплату получать. Институт, в котором я работала, был чуть ли не единственным местом, куда брали людей сразу после вуза. Я устроилась туда на минимальную зарплатку, лишь бы уму-разуму меня там научили. А сейчас туда брать-то берут, но денег никаких не платят. Хочется, чтобы там экономическая ситуация стабилизировалась. Тогда, конечно, домой.

Понравился материал? Помоги сайту!