22 августа 2014Театр
217

Саша Денисова: «Хоть на стены вешай десять заповедей!»

Заместитель худрука Маяковки и соавтор спектакля «Декалог на Сретенке» — о морфологии одной из старейших московских улиц и об устройстве будущей премьеры

текст: Дмитрий Ренанский
Detailed_pictureРепетиция спектакля «Декалог на Сретенке»© Театр им. Вл.Маяковского

Одной из ключевых премьер неуклонно надвигающейся театральной осени станет «Декалог на Сретенке» — спектакль Саши Денисовой и Никиты Кобелева, открывающий Сцену на Сретенке, новую площадку Театра имени Маяковского. О новой точке притяжения театральной Москвы и о первой ее обновке заместитель худрука Маяковки и драматург спектакля рассказала в интервью Дмитрию Ренанскому.

— Что это вообще за пространство такое — Сцена на Сретенке?

— Это площадка, располагающаяся в уникальном доме, построенном по проекту братьев Весниных, — изначально там планировалось открыть электротеатр и даже кабаре. Веснины тогда экспериментировали с архитектурной каркасной конструкцией, и поэтому сцена, например, обрамлена странными модернистскими «ребрами»; представительное здание «для кинотеатра, ресторана и выставок».

Маяковка получила это помещение фактически в 1979 году, легендарный худрук театра Гончаров поначалу работал со своими студийцами на Сретенке. Когда Гончарову стало там «сыровато», он начал охотно давать Сретенку другим режиссерам: именно там, кстати, дебютировал Евгений Каменькович. Раньше за этой площадкой было закреплено несколько пренебрежительное слово «филиал», а сейчас — и это для нас принципиально — мы называем ее Сценой на Сретенке. Реконструкцию делал Сергей Куцевалов, широкой общественности известный как автор архитектурного решения театра «Студия театрального искусства», — благодаря ему площадка очень сильно обновилась: это будет очень красивое, аскетичное, чистое и воздушное пространство. Раньше там была сцена-коробка, а сейчас у Маяковки появился зал-трансформер, в котором можно воплотить самые нестандартные пространственные решения: следующей после «Декалога» премьерой станут «Отцы и сыновья» Леонида Хейфеца c роскошной декорацией Владимира Арефьева — деревянной верандой, протянутой вдоль зала Сцены на Сретенке.

© Театр им. Вл.Маяковского

— Руководство театра вообще понимает, зачем Маяковке еще одна сцена? В подавляющем большинстве случаев в отечественных театрах новые площадки выполняют лишь одну, довольно автоматическую, функцию — разгрузить основную сцену. При этом о художественной политике и о, страшно сказать, репертуарной логике никто особенно и не думает. Будет ли закреплена за Сценой на Сретенке какая-то особая концептуальная роль?

— Насколько я могу судить из разговоров со старожилами театра, эта сцена никогда не была особенной — поэтому и нынешний худрук Маяковки Миндаугас Карбаускис не выделяет ее как некое новое пространство. По сути, театр возвращается в привычные для себя стены — в которых просто очень долго шел ремонт. Для нас принципиальна идеологическая неотделимость Сцены на Сретенке от основной площадки на Никитской — хотя, сильно посвежевшая, она все-таки не похожа на зал старой Маяковки: это пространство, предназначенное для, условно говоря, «элитарных» спектаклей, занимающих нишу между большой формой и малой поисковой…

— …вроде «Канта» Карбаускиса?

— Именно. То есть не нечто экспериментальное — то, что можно и нужно показывать на Малой сцене Маяковки для ста зрителей, — а скорее безусловное, но рассчитанное на более избирательный сегмент публики. Более того: «Кант» скоро переедет на Сретенку — спектакль изначально сочинялся для нее, но из-за затяжных ремонтных работ его пришлось выпускать на Основной сцене театра. На новой площадке обоснуется и «Господин Пунтила» — это идеальное место для изящного, интеллектуального брехтовского спектакля. Вместе с двумя постановками Карбаускиса на Сретенку переедут «Цена» и «Не все коту масленица» Хейфеца, «На чемоданах» Коручекова — в общей сложности в этом году там будет показываться восемь названий. Но репертуар, разумеется, будет прирастать и премьерами.

— Чтобы закрыть тему художественной политики, спрошу у вас как у заместителя художественного руководителя Маяковки: что будет происходить в театре в этом сезоне? Куда вы планируете двигаться — с одной стороны, с учетом появления Сцены на Сретенке, с другой — в обстоятельствах закрепления за Малой сценой на Никитской функции экспериментальной площадки?

— В планах — «Чайка» от Евгения Марчелли. Никита Кобелев после «Декалога» займется классикой — «Обыкновенной историей». Карбаускис позднее приступит к постановке новой пьесы Марюса Ивашкявичюса о Льве Толстом — спектакль будет называться «Русский роман». Ну и на Малой сцене в основном здании будет идти обаятельный дипломный спектакль Мастерской Олега Кудряшова «В.О.Л.К.» — причем в труппу в этом году будут приняты пять «кудряшей»: Екатерина Агеева, Валерия Куликова, Алексей Сергеев, Павел Пархоменко и Алексей Золотовицкий.

Открытие Сцены на Сретенке в 1981 годуОткрытие Сцены на Сретенке в 1981 году© Театр им. Вл.Маяковского

— Жанр первой премьеры Сцены на Сретенке, вашего с режиссером Никитой Кобелевым «Декалога», обозначен как «бродилка в десяти заповедях». У вас нет ощущения некоторой всеобщей усталости от так называемого променад-театра? В минувшем сезоне в Москве был зафиксирован настоящий бум спектаклей-квестов — после проекта «Шекспир. Лабиринт» Театра наций, «Радио Таганка» и «Норманска» с ними, кажется, на время нужно сделать перерыв.

— Как вам сказать… Штука в том, что, съездив вместе с коллегами по Школе театрального лидера год назад в Лондон и Эдинбург, мы посмотрели великое множество спектаклей-прогулок — от Punchdrunk до Тристана Шарпа, — и на всех увиденное произвело довольно сильное впечатление, совпавшее, что любопытно, с заказами самих театров: всем вдруг захотелось «бродилок». «Декалог» на самом деле изначально должен был идти во главе этого парада-алле, но поскольку окончание ремонта все откладывалось и откладывалось, премьеру «Декалога» переносили — и теперь мы уже плетемся в хвосте. Хотя это обстоятельство нас самих совершенно, в сущности, не угнетает: самого брожения в нашей «бродилке» будет не так много — мы не заставим публику чувствовать себя не слишком комфортно, много передвигая ногами. Зритель будет понимать, что смотрит спектакль не в зале, а в буфете, клетке, гардеробе — в каких-то, иными словами, нетеатральных пространствах. Расстояние между актером и публикой будет значительно более сокращено, чем это принято в привычной театральной конвенции. «Декалогом» мы решали конкретную прикладную задачу — показать возможности обновленной Сцены на Сретенке: каждая из десяти посвященных нравственности маленьких пьес, составляющих спектакль, демонстрирует публике новое помещение. Это не столько бродилка, сколько пазл, который не сложишь, сидя в одном пространстве. При этом в «Декалоге» не будет свободных отношений со структурой целого, какие были, скажем, в «Норманске», где публике была предоставлена полная свобода перемещения по пространству спектакля. У нас все будет достаточно строго: посмотрел один фрагмент — изволь пройти посмотреть следующий.

В белокирпичной аскезе Сцены на Сретенке есть нечто ветхозаветное — императивы «не укради», «не убий», «не возжелай» отлично сочетаются с этим пространством.

— Ахиллесова пята многих спектаклей-квестов — подмена, происходящая в сознании их авторов: отсутствие линейной структуры они путают с отсутствием драматургии как таковой — режиссеры зачастую оказываются элементарно неспособными выстроить архитектуру будущего спектакля, задавая, условно говоря, только общие «правила игры». Как вам с режиссером Никитой Кобелевым работалось над «Декалогом»?

— Идея принадлежала Миндаугасу Карбаускису. Сначала речь шла о спектакле по мотивам фильма Кшиштофа Кесьлевского. После осмотра Сцены на Сретенке мы поняли, что в ее белокирпичной аскезе есть нечто ветхозаветное, что императивы «не укради», «не убий», «не возжелай» отлично сочетаются с этим пространством. Хоть на стены вешай десять заповедей! Параллельно была основана «Студия OFF», которую вели я и Никита Кобелев, где молодая часть труппы и вообще все желающие учились документальному, сочинительскому театру. Сразу же было определено, что мы будем изучать район, в котором театр находится, — поэтому наши студийцы ходили по Сретенке, задавая прохожим и знакомым один и тот же вопрос: какой нехороший поступок в своей жизни они совершили? И вдруг как-то само по себе стало вырисовываться, что люди волей-неволей выходят на десять заповедей: устроил в гастрономе праздник в субботу — и все закончилось нехорошо, потому что «помни день субботний». Повседневная рефлексия людей странным образом помещалась вот в эти кирпичики архетипического сознания — и в этом была какая-то магия.

— В каком времени разворачивается действие вашего «Декалога»? Разговор о документальных техниках сочинения спектакля автоматически наводит на мысли о современной фактуре.

— Кесьлевский, если помните, разыгрывал свой «Декалог» в депрессивно-унылых типовых новостройках 1980-х. Но мы все-таки имели дело с историческим районом — первой улицей Москвы, по которой хоть и очень хотел, но так и не прошел Тамерлан. Сретенка имеет уникальное геометрическое строение, похожее на хребет: здесь селились печатники, пушкари, кузнецы — и в какой-то момент мы выяснили, что если посмотреть на морфологию района чисто картографически — не с точки зрения Бога, а хотя бы с высоты птичьего полета, — то обнаруживается удивительная вещь. В одной части Сретенки люди крали, в другой прелюбодействовали — в районе от Трубной улицы до Сретенки были сосредоточены практически все публичные дома Москвы. На Лубянке лились реки крови: расстрельные тюрьмы, располагавшиеся в домах без номеров, так до сих пор тут и остались. В другом фрагменте карты активно воровали — здесь были знаменитые воровские малины, и «коты» уходили от полицейских сквозными сретенскими дворами, орудовала «Черная кошка». Где-то шла торговля, где-то Яков Брюс собирал свои черные книги, а где-то лечил проституток молодой Антон Павлович Чехов. Дальнейшее уже было делом техники: оставалось связать принесенные актерами вербатимы, историю Сретенки и заповеди. У меня была и собственная драматургическая задача — поскольку делать спектакль из одних вербатимов было не слишком авантажно, интересно было написать пьесу в виде неких нравственных ловушек. И понять: что же значат в современном мире эти самые заповеди, которые у Моисея одно, а у православных уже совсем третье.

© Театр им. Вл.Маяковского

— Сложносочиненная получается конструкция.

— На каждую из заповедей у нас был вербатим, и уже вокруг этого изумруда мне нужно было выстроить корону — то есть написать сцену, в которой этот документальный материал воссиял бы, попутно следя за тем, чтобы способы огранки вербатимов не повторялись. Никита Кобелев находил к каждой сцене ключ — где-то это фантазийный театр, а где-то жесткие психологические сцены. Хореограф Александр Андрияшкин при этом заставил Чехова или сретенскую старушку танцевать contemporary: в спектакле есть место неожиданной хореографии, пластике, что тоже был новый язык для актеров труппы. То есть в общем-то дурдом мы какой-то придумали, а называем это «фантазийный спектакль».

— А как все-таки практически происходит соединение этих, пользуясь вашей терминологией, изумрудов и короны?

— Ну сидит, к примеру, Петр I в камзоле со своим советником-чернокнижником, шотландцем Яковом Брюсом. Речь заходит о черной книге, которую Брюс якобы замуровал в Сухаревой башне — а Сталин башню потом разрушил, и знатоки говорили, что он якобы искал там эту книгу, где содержатся разные секреты. Говорили, что и устройство московского метро подсказал генералиссимусу русский Фауст из глубины веков. А потом на сцену выходит сегодняшняя героиня, которая произносит вербатим, как она обладает какой-то волшебной книгой. А есть сцена, где современная девушка, вся такая на понтах и в татуировках, попадает на Лубянку 30-х годов. Переклички истории и сегодняшнего дня — вот они, те скрепы, которые соединяют конструкцию нашего «Декалога».

© Театр им. Вл.Маяковского

— Какова, кстати, теперешняя судьба «Студии OFF»? Это ведь достаточно радикальный по меркам отечественного театра проект: документальным театром у нас в основном занимаются в специально отведенных для этого зонах, с точки зрения театрального официоза — достаточно маргинальных. Вы же последовательно занимались обучением документальным техникам, так сказать, прямо в подбрюшье репертуарного театра.

— Примерно полгода студийцы приносили нам поделки со Сретенки, параллельно я рассказывала актерам про типы документального театра. В итоге все как-то зажглись — мы даже проводили вербатим-батл с курсом Виктора Рыжакова из Школы-студии МХАТ. Эта технология в каком-то смысле дала актерам Маяковки возможность найти документальность, подлинность, почувствовать новую плотность проживания. Некоторые вообще вошли в такой вербатимный раж, что носили новый материал километрами! Студийная работа в репертуарном театре вообще очень полезна: в отличие от, скажем, работы над спектаклями тут собирается большая группа разновозрастных артистов и показывает работы вне всякой иерархии. Занятия в студии не были чем-то обязательным, поэтому к нам могли прийти и художественный руководитель, и все, кому было интересно. Это ведь, с одной стороны, классная терапия, с другой — школа, с третьей — возможность общения. Из документального сырья могут вырастать кардинально разные спектакли. Сырье, надо сказать, очень ценное — и способное в руках разных режиссеров приобретать самые неожиданные формы. Посмотрим!


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245119
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246667
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413227
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419691
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423757
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429059
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429706