Юрий Альберт в кругу большевиков

Случается, COLTA.RU называют «либерально-большевицким порталом о культуре». Мы решили соответствовать и столкнуть две наши половинки. Левые обсуждают либерала — художника Юрия Альберта, чья выставка открывается сегодня в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре и дискуссионная активность которого на Фейсбуке уже стала легендарной.

Илья Будрайтскис

публицист, сотрудник ГЦСИ (Государственного центра современного искусства)

Наш последний спор с Юрием Альбертом, как обычно, начался с его классического утверждения о том, что фашизм и коммунизм — близнецы-братья. В частности, в той дискуссии он сравнивал советских лишенцев 1920-х годов с жертвами нюрнбергских расовых законов при нацистах в конце 1930-х. Знак равенства основывался на том, что если нацисты делят людей по расовому признаку, то коммунисты делают то же самое по классовому. Подобное зачисление собеседника в соавторы Холокоста, очевидно, способно быстро поставить точку в любом диалоге. И я вышел из этого спора и отказался от любых последующих после того, как Юрий три раза воспроизвел одну и ту же риторическую фигуру. Однако совсем скоро Альберт нашел новых собеседников — но ничего нового в его стратегии не появилось. Зачем ему все это нужно?

Мне кажется, есть несколько причин.

Во-первых, как и некоторые другие художники его поколения, Альберт неравнодушно и страстно относится к левым. Мне кажется, он видит в них центр силы и производства смыслов, который возник за пределами опыта его поколенческой ойкумены. Для него каждое публичное проявление этого незнакомого, но в то же время близкого мира оказывается травматичным.

Во-вторых, сама дискуссия в Facebook для Юрия Альберта является новой практикой на стыке искусства и жизни, которую он в какой-то момент для себя открыл и постоянно в ней совершенствуется. Это связано с его отношением к языку как полю конфликта — он исследует конфликт как художник. При этом по убеждениям он является либералом, причем в очень строгом, советско-постсоветском каноне. То есть он искренне уверен, что социалистическая идея и любой следующий из нее способ суждения связаны с неизбежно грядущим за ними насилием. Но поскольку в постах левых на Facebook насилие не проступает, его это начинает беспокоить. Ведь оно должно быть максимально явлено. И вся его манера дискутировать, в принципе, строится на выявлении этого скрытого насилия.

В то же время его Facebook-персонаж сильно отличается от того, что Юрий Альберт представляет собой на самом деле — он ведь хороший художник, тонко воспринимающий реальность и ставящий сложные вопросы. Но в Facebook он редуцируется до во многом карикатурной фигуры, которая способна с неиссякаемой страстью воспроизводить набор одинаковых плоских аргументов. Все это заставляет подозревать, что он сознательно создает некоторую персонажность. Можно сказать, что он тролль — но специфический. Обычный тролль склонен к большей перформативности и самовыражению в виртуальном пространстве, которое дает ему больше возможностей, чем реальное.

Альберт, напротив, сознательно сужает себя до персонажности либерального тролля. С одной стороны, это связано со специфическим продолжением его художественных практик, с другой стороны, в этом есть искренний момент понимания долга. Он очень ответственный тролль, и в отличие от стандартных троллей, которые противоречивы и некорректны, Альберт максимально последователен — и это делает его таким опасным. Когда ты видишь, что тебя начинает комментировать не какой-то аноним или явный фрик, но известный художник, появляется ощущение (ложное, на самом деле) публичной значимости этой дискуссии. Но не стоит на этот трюк поддаваться: всякая дискуссия с Альбертом подчинена исключительно своей внутренней логике, и чем дольше ты ее продолжаешь, тем больше инвестируешь в персонажа, созданного Юрием Альбертом. Я это понял не сразу, но довольно быстро.

Максим Крекотнев

сотрудник научного отдела ЦСК «Гараж»

Альберт на всех повлиял. До Facebook Альберта с этой стороны никто не знал. Все думали, что он просто тонкий, ироничный художник. Даже недоступный в какой-то легкости и остроумии. Но если разобраться, Альберт всегда был таким. Еще в 2008-м — или около того — он был замечен в бесконечных спорах с Гором Чахалом под статьями на портале OpenSpace.ru. Приятно было наблюдать, как спокойно и обоснованно кидает он разумное, доброе, вечное в топку религиозного фундаментализма. Все прогрессивно мыслящие люди были с ним, естественно, солидарны, хотя сами участия в спорах почти не принимали. Но тут неожиданно случилась статья Альберта на том же OpenSpace.ru, где он выступил с резкой критикой левых идей и защищал позиции либерализма. И оказалось, что я и многие мои знакомые сами заняли место Гора Чахала. Гора Альберт не забыл, но одновременно открыл второй фронт слева.

Споры с Альбертом разгорались постепенно, где-то с 2011 года. Формальным поводом становились посты в Facebook, в которых затрагивались новости зарождавшегося протестного движения.

Вообще я благодарен Юрию Альберту. Наблюдая эпические споры с его участием, я ковал более внятную аргументацию, уточнял собственные политические и мировоззренческие позиции, лучше начинал понимать чужие, в результате чего могу спокойно признаться, что часть моих представлений стала более умеренной. Хотя кто-то наверняка, наоборот, только укрепился в радикальных левых убеждениях.

В Facebook он редуцируется до во многом карикатурной фигуры, которая способна с неиссякаемой страстью воспроизводить набор одинаковых плоских аргументов.

В ходе одного из первых споров с Юрием Альбертом под постом Арсения Жиляева у меня родился удачный манифест. Речь в посте шла о проекте Арсения «Радио Октябрь» (проект, для которого Жиляев месяц работал в бригаде монтажников). Тогда Альберт и озвучил одну из своих формул, которая, как стало ясно в последующие годы, является фундаментальной для его риторического арсенала. В России капитализма нет, а до сих пор есть Совок — с ним-то и надо бороться. И потому любая левая критика нерелевантна. Неожиданно для меня самого в 4 утра сам собой родился текст, в котором я, пользуясь разными метафорами, прочертил границу между «цивилизованной» социал-демократией и диким рынком. Я смог показать, что капитализма в России даже, наоборот, слишком много, потому что даже остатки социальной системы СССР в силу предельной коррумпированности действуют как агенты свободного рынка, где все устроено по принципу «умри сегодня ты, а завтра я».

После этого спора все и началось. Альберт не пропускал ни одного поста, написанного кем-либо из круга левых художников, критиков, философов — особенно организаторов Союза творческих работников, Майского конгресса и членов РСД. Поначалу всем было очень интересно — все питали надежду друг друга переубедить. Мне вспоминается спор на 200 комментариев у Кирилла Медведева об исторической предопределенности действий большевиков после социалистической революции. Иногда Юрий бывал резок, даже позволял себе матерные выражения. Иногда же блистал изящными афоризмами и парадоксами. Среди важнейших его идей можно выделить, во-первых, концепцию о том, что в России нет капитализма, во-вторых, по-своему интерпретированное понятие Марксова отчуждения, полезность которого Альберту удалось обосновать, и, в-третьих, тезис о том, что малейшее ограничение экономической свободы — первый шаг к новому политическому ГУЛАГу.

Но где-то через полгода стало понятно, что все по кругу обмениваются одними и теми же аргументами. Стычки происходили все реже. Юрий использовал все более провокационные формулы, на которые уже мало кто покупался. Лишь изредка ему удавалось задеть какого-нибудь зазевавшегося левака. Я же взял себе за правило реагировать только на откровенные фактические ошибки в его построениях.

Глеб Напреенко

художественный критик, активист РСД

Споры с художником Юрием Альбертом о политике напоминают тренажер, словно на любую твою реплику зашитая в Фейсбук программа выдает комбинацию логических ходов и словосочетаний. Закончить такой диалог можно, только выйдя из него, как из компьютерного приложения. Если быть прагматиком, к такому спору можно относиться как к спорту — несомненно, в нем есть польза. Только повысить уровень сложности в этой тренировочной программе, увы, нельзя.

Как устроена программа Yuri Albert? Какая человеческая позиция за ней стоит и есть ли смысл спорить, когда уже знаешь, что скажет противник?

Здравомыслие Альберта, как и почти любое либеральное или социал-демократическое здравомыслие, покоится на исторически определенном консенсусе, особой идеологии. Грубо говоря, на вере в европейский парламентаризм и welfare state немецкого типа. Но Альберт, в отличие от других, готов артикулировать этот консенсус. Не как великий его мыслитель, а как рядовой, но сознательный представитель. Страсть Альберта к этому консенсусу подкрепляется тем, что он припал к нему, вырвавшись из ненавистного ему СССР.

Вот две главные аксиомы этого консенсуса.

1) Демократия — это европейский (немецкий) парламентаризм. Демократия, понятая именно так, есть высшая политическая ценность. Слово «парламентаризм» не используется.

2) Рыночная экономика, умеренно регулируемая государством, есть единственная гуманно работающая экономическая система. Слово «капитализм» не используется.

Эти аксиомы определяют не только политическую логику Альберта, но и его политический язык — редуцированный и благодаря этому устойчивый. Из аксиом следуют теоремы, например:

— Февральская революция в России была благом, так как вела Россию к европейскому парламентаризму. Октябрьская революция была антидемократическим переворотом.

Однако в консенсусе много щелей. Почему-то не все верят в его самоочевидность, а welfare state клонится к упадку (что, впрочем, Юрий отрицает)… В Facebook он бросается на каждую амбразуру, отстаивая достижения европейской цивилизации.

Две главные его стратегии таковы: во-первых, по мере возможности строго судить обо всем с помощью освоенных им логических схем и неопровержимых аксиом; во-вторых, не судить о том, о чем без них судить не получается, разумно самоустраняясь и либерально предоставляя всем свободу выбора. Эти две стратегии Альберта фундаментальны для либерального и социально-демократического консенсуса не только на уровне споров в Facebook, но на уровне «серьезной» политики. Именно они порождают деление на профессиональное и непрофессиональное, публичное и приватное, коллективное и индивидуальное.

Я люблю Юрия Альберта. Меня завораживает его занудство, в котором я узнаю что-то от себя.

Один из важных приемов Альберта в споре — умение сохранять дистанцию по отношению к любой ситуации, хранить здравомыслие и этическую чистоту. Вероятно, это наследие позднесоветского андеграунда — либеральная интеллигентская позиция невовлеченности, отстранения. Такая позиция может становиться основой сильных этических шагов Альберта — например, отказа сотрудничать с осуществляющими цензуру институциями вроде Шанхайской биеннале. Но она же является причиной неспособности усомниться в собственных позициях при готовности изобличать любую вовлеченность и ангажированность как ведущие к насилию — например, ГУЛАГу.

Но что потрясает в Альберте — так это то, что он на самом деле не программа, а живой человек со своей страстью, и то, сколько сил он тратит на залатывание консенсуса. Как будто, если он оставит свои усилия, случится распад и катастрофа. И то, что в Facebook может раздражать как обсессия, как личный симптом и симптом идеологии, от лица которой он говорит, становится в искусстве Альберта особым эстетическим качеством. В произведениях Юрия мучительность попыток примирения, невозможность окончательного согласия становится главной темой. Таково мазохистическое переписывание от руки писем «великих» художников, «Указатели», показывающие разрыв между неопределенным «здесь» и правильным «там» искусства. Эти работы изобличают неудовлетворительность, насильственность, трагичность того консенсуса, который Юрий отстаивает на Facebook.

Возможно, нападки Альберта на «безумные» высказывания левых (как и его попытки вызвать на диалог других, например, ультраправославных оппонентов) — свидетельство интереса к тому, от чего Альберт защищается, то есть того, что находится по ту сторону комбинации «парламентаризм + рыночная экономика».

Я люблю Юрия Альберта. Меня завораживает его занудство, в котором я узнаю что-то от себя. И, кажется, мое чувство взаимно. Но единственная форма, которую может иметь эта любовь по разные стороны баррикад, — это или механистический спортивный спор, который уже перестал быть хоть чуть-чуть неожиданным, или обоюдное молчание, нарушаемое лишь редкими взаимными лайками.

Кирилл Медведев

поэт, переводчик, активист РСД

Пару лет споры с Альбертом случались у меня довольно часто, как и у многих левых. Он вступает в спор — ты реагируешь. Он же меня сам зафрендил, как и, полагаю, других леваков. Зачем? У него просто один из главных неразрешимых вопросов в жизни — почему здравые и талантливые люди становятся коммунистами. И он не может ответить себе на этот вопрос, но в силу собственной искренности и своеобразной принципиальности не может и игнорировать проблему и от этого все время заводится, буйно вступает в споры, то ли все еще рассчитывая на прозрение собеседника, то ли уже спасая от нас мир — как от зародышей красной чумы или как минимум чумки. В нем в каком-то концентрированном виде заключена вся, я бы сказал, мироисторическая ограниченность его поколения и его среды. Ну не дает этим людям их культурный, интеллектуальный, исторический, биографический опыт понять, как может мыслящий человек быть коммунистом. Это стена, и нужно какое-то очень сильное событие, озарение, чтоб тебя перебросило через нее. И там, где другие пасуют, отходят в сторону, он продолжает биться лбом. У него это еще все помножено, мне кажется, на огромную веру в силу искусства, такую модернистскую (и андеграундную) по своему происхождению веру, удивительно смешанную с концептуалистским, постмодернистским антитоталитарным пафосом. Отсюда опять же недоумение — если современные художники, очень талантливые, очень критически мыслящие люди, уже разоблачили коммунизм как тоталитарную идеологию, причем сделали это так эстетически убедительно, то почему другие, тоже вроде бы не дураки, хватаются за нее снова?! Это для него смыслообразующая интрига какая-то. Это нормально, что переубеждения не происходит, так бывает часто. Ненормально его упорство, возможных объяснений которому у меня, как я уже сказал, два: а) надеется, что это все-таки недоразумение; б) считает борьбу с неокоммунизмом своей миссией.

Понравился материал? Помоги сайту!