Ойстейн Рё: «Граница может быть чем-то иным, нежели местом для заборов и контроля»

«Борисоглебский бар» — это пространственно-перформативная инсталляция, рассказывающая историю, происшедшую на норвежско-советской границе летом 1965 года. Проект был реализован для Архитектурной триеннале в Осло, продолжающейся в этом году до конца ноября. Триеннале, тема которой — «After Belonging», посвящена глобальной миграции и связанным с этим архитектурным и пространственным метаморфозам — как меняется отдельно взятая географическая точка в контексте принадлежности (belonging) к ней человека.

Во время холодной войны взаимосвязи между жителями Европейского Севера — такие, как многолетняя поморская торговля и передвижение коренных народов по северным территориям, — были прерваны. Однако событие, происшедшее в 1965 году, после строительства норвежско-советской ГЭС на реке Паз, контрастировало со всеобщим фоном охлаждения взаимоотношений. В поселке Борисоглебский, расположенном в нескольких километрах от норвежского Киркенеса, был построен бар, а на территорию поселка стал возможен безвизовый въезд для жителей стран Скандинавии. Бар на границе Советского Союза и страны НАТО просуществовал 59 дней — но в самый разгар холодной войны, после чего по инициативе норвежской стороны был закрыт.

В Национальном музее архитектуры в Осло для выставки After Belonging была создана реплика борисоглебского бара. Один из авторов проекта Ойстейн Рё, архитектор из Transborder Studio, рассказал Екатерине Шаровой о местах встречи и альтернативном потенциале границы.

— Каким образом появилась идея проекта на российско-норвежской границе?

— Нас пригласили кураторы Архитектурной триеннале в Осло. Мы были в своем роде репортерами. Задачей была подготовка отчета о проекте — так же, как и у других участников выставки, на которой было представлено десять проектов из различных точек планеты. Кураторам было интересно обсудить трансформации архитектуры и пространственной организации отдельно взятого места, где люди перемещаются по собственному желанию или же против желания.

Сначала мы должны были снять короткий фильм, что-то вроде тизера, который мог бы быть основой для последующей интервенции. Всего на выставке должно было быть десять рапортов и пять интервенций. Мы сняли фильм, речь в котором шла о приграничном сотрудничестве между Россией и Норвегией и о том, что происходит, когда люди «принадлежат» месту по обе стороны границы, когда живут в двух местах одновременно.

В то же время мы работали с отчетом и должны были подготовить материалы для выставки. До этого мы делали проекты с кураторской группой Pikene på Broen, которая базируется в Киркенесе, а также занимались исследованием во всем Баренц-регионе, в особенности на приграничной территории. Мы знали, что существует некий мистический бар рядом с границей, и долго интересовались, что это такое, но прошло много времени, пока не появилась возможность для более глубокого исследования этой темы.

— Как вы узнали об этом баре?

— Мы читали об этой истории в разных источниках о приграничном взаимодействии, в том числе и в тех, что посвящены теме строительства ГЭС на реке Паз. Достаточно быстро пришла в голову идея о том, что мы можем рассмотреть эту историю в контексте холодной войны и изучить происходившие там события с точки зрения исторической перспективы. Одновременно бар был результатом архитектурной работы — это было вполне конкретное здание, пространство.

— Вам удалось посетить Борисоглебский?

— Да, в этом нам помогли норвежский пограничный комиссариат и российская пограничная служба. Мы встретились с российскими пограничниками на линии границы, это было что-то вроде церемонии. Мы поехали в Борисоглебский, который оказался небольшим поселком, где были расположены дома тех, кто работает на электростанции, — сейчас там живет около 20 человек. В середине поселка находилась часовня, построенная в XIX веке, и в 1960-е годы вокруг нее располагались бараки.

Река Паз — это природная граница между Норвегией и Россией, сегодня норвежский Киркенес и российский Никель находятся по разные стороны границы. До 1826 года ее не существовало, и эта местность была последней, где прошла российская граница. Россия была заинтересована в том, чтобы получить часовню на норвежской стороне реки, и в обмен на это Норвегия получила большую часть территории на российской стороне. Территории по обе стороны не были равными, но это показывает, насколько важна была часовня для русских. Сейчас организуются поездки для посещения часовни, и жители Никеля и Заполярного могут записаться в качестве участников.

— Что произошло с баром? Сохранилось ли само здание?

— Само здание не сохранилось. Это было деревянное строение с достаточно простыми конструкциями, рядом с баром располагались ресторан, танцевальная площадка и кино. Также там продавали алкоголь. Еще там были выставки.

— Выставки?

— В основном они были посвящены истории Борисоглебского — как он появился и остальное в этом роде. На самом деле в то время в поселке много чем можно было заняться.

— Вам удалось найти архивные фотографии. Что за люди на них изображены?

— Разные люди. Баром занималось государственное туристическое бюро, которое называлось «Интурист», некоторые его работники имели определенные связи с КГБ. Таким образом, тут же последовали различные версии, какова была цель появления этого бара. Одна из них — что место возникло для того, чтобы набирать информантов.

— Могло ли это быть инициативой отдельных работников «Интуриста»?

— Это было бы весьма странно, ведь речь идет в том числе и о большой политике. Борисоглебский — место, где НАТО встречалось с СССР, и был определенный риск с точки зрения безопасности, то есть это должно было утверждаться наверху. Нужно же было открыть границу.

— Кто руководил «Интуристом» в то время?

— Я не знаю... Одновременно было бы можно толковать эту историю как факт культурного империализма. Пропаганда была частью проекта. Показывались фильмы, и целью было в том числе и показать успехи советского государства.

— В чем отличие пропаганды от рекламы для туристов?

— Пропаганда велась по обе стороны во время холодной войны. Разница в том, что ты хочешь повлиять на впечатления другого. Но это, разумеется, может быть предметом интересной дискуссии. Достаточно странно приехать в некое туристическое место и слышать о том, насколько СССР прекрасен. Вокруг висели плакаты «Мы полетели в космос» и т.д.

— Норвегия показывает свои позитивные стороны туристам?

— Если бы рассказывалось о величии Норвегии как страны, о суверенитете, о позитивных качествах, то, с моей точки зрения, это пропаганда. Речь идет и о существовавшем политическом режиме. Это также было ареной для того, чтобы показать другой стране, что СССР — это хорошо, и я не думаю, что это было случайно.

— Почему вы выбрали именно Россию, а не другую страну, для проекта?

— Именно на этой границе множество вопросов становятся актуальными: в том числе и кризис беженцев, и сегодняшнее строительство заграждений между Финнмарком и Мурманской областью, что является проблематичным. Многие вопросы обостряются именно на этой границе. Одновременно здесь же происходит множество интересных или позитивных вещей — таких, как Баренц-сотрудничество, приграничная торговля, введение удостоверения приграничного жителя и другие способы взаимодействия.

— Известны ли вам аналогичные примеры взаимодействия на других границах?

— Существует много примеров приграничного сотрудничества. В Норвегии, к примеру, жители ездят в Швецию закупать алкоголь или мясо — так называемая шведская торговля (svenskehandel). Есть ряд других примеров, где граница используется для коммуникации, так как на ней появляется возможность выхода на большую публику. Бар в Борисоглебском был успешным в том числе и потому, что в Киркенесе не было магазина по продаже алкоголя (Vinmonopol). Возможно, это одна из причин, почему норвежские власти посчитали это проблематичным. Вероятно, они увидели в этом проникновение другой культуры потребления алкоголя.

Борисоглебский — место, где НАТО встречалось с СССР, и был определенный риск с точки зрения безопасности, то есть это должно было утверждаться наверху.

— Удалось ли поговорить с людьми, которые жили в Борисоглебском в то время?

— Я говорил с одним из них, тогда он был ребенком. Он хотел купить в этом баре кока-колу, но там ее не продавали, и он был весьма разочарован.

— Как его звали?

— Фред Гитти.

— Разве это русское имя?

— Нет, туда ведь ездили только норвежцы. Русские там работали, но посетителями были норвежцы. Или другие скандинавы.

— В поселке живет теперь 20 человек. Это норвежцы или русские?

— Сейчас это русские.

— Вы общались с ними?

— Нет, не общались. Когда мы ездили туда, были некие ограничения… Мы даже не встретили никого из местных жителей, когда были там.

— Думаете ли вы продолжить работу над этим проектом в будущем тем или иным образом?

— Посмотрим. Нам было важно рассказать эту историю. Она интересна сама по себе, несмотря на то что в ней были и темные, и светлые стороны. Можно соглашаться или не соглашаться с возможными толкованиями того, что это было в конце концов. Я же считаю это напоминанием о том, что граница может быть чем-то иным, нежели местом для заборов и контроля. Возможна дискуссия о том, что это могла бы быть ценная и интересная территория, где встречаются люди разных национальностей, которая могла бы иметь другие функции. Не так давно на этой границе было много оптимизма. Десять лет назад было предложение о создании Транснациональной индустриальной зоны (Поморской зоны).

— Что это был за проект?

— Норвежско-российский проект об общей добыче нефти и газа в Баренцевом море. На данный момент развитие этого проекта под вопросом, но это и был пример того, как можно было думать о границе по-другому. Также есть договоренности для приграничных жителей, специальное удостоверение, позволяющее пересекать границу жителям соседних городов без визы. Здесь есть множество возможностей для развития приграничных проектов в сфере торговли, культуры, образования, здравоохранения и так далее. Это также является причиной того, почему мы выбрали эту тему. Это очень интересная территория для исследования.

— Сегодня по инициативе отдельных членов норвежской Партии прогресса на границе строятся заграждения. Каково ваше мнение об этом?

— Хм, ну это такая логика Дональда Трампа.

— Что вы имеете в виду?

— Это тот самый подход, когда проблемы в мире хотят решать путем строительства физических барьеров, заборов и стен. Это очень сомнительный взгляд на мир. В конце концов, мы видим, что на практике это не приносит пользы. Длина заграждения — 200 метров, границы — 196 километров. Бывший комиссар границы сказал, что это строительство — полная ерунда. То, что происходит, есть не что иное, как символическая политика, которая якобы должна апеллировать к избирателям на юге Норвегии и показать, что существует некий контроль. Можно задавать вопросы, зачем это было сделано. По поводу этого строительства было множество протестов на местном уровне, критически отнесся к нему и Баренц-секретариат. С другой стороны, важно помнить о том, что несколько лет назад вдоль всей границы на российской стороне была 30-километровая военная зона, из-за которой было сложно ездить в Норвегию из Никеля и Заполярного.

Как показывает практика, силы из столиц хотят больше контроля, местные же силы хотят больше взаимодействия.

Россия была заинтересована в том, чтобы получить часовню на норвежской стороне реки, и в обмен на это Норвегия получила большую часть территории на российской стороне.

— Вы работаете сейчас над проектом в Санкт-Петербурге. Это тоже пересечение границ?

— (Смеется.) Мы постоянно пересекаем границы в нашей работе — в том, как мы помещаем здания в контекст, как работаем с городами. Мы были приглашены к участию в развитии стратегии.

— О чем она?

— Вы были в Санкт-Петербурге?

— Да, конечно, много раз.

— В центре Санкт-Петербурга находится район «серого пояса». Этот район — нечто вроде заднего двора Петербурга с дорожной инфраструктурой, железной дорогой, складами, где существуют в том числе вызовы, связанные с различного рода загрязнениями. Район находится рядом с центром. Город разрастается, в связи с этим множество людей поселяется на периферии, и для того, чтобы попасть на работу, они используют много энергии. Также существует ряд других проблем. При условии развития «серого пояса» многие из них, особенно связанные с ростом населения Санкт-Петербурга, могут найти свое устойчивое решение. Это проект о трансформации, и перед нами была поставлена задача — найти новые центры роста внутри «серого пояса», развить предложения о возможностях озеленения, о новой инфраструктуре. План состоит из нескольких частей, каждая из которых рассчитана на определенный период времени. Это невероятно сложно и невероятно интересно.

— Сколько времени потребовалось на разработку проекта?

— Мы были приглашены на организационную встречу в мае, затем мы работали все лето, и презентация состоялась этой осенью.

— Кто вас пригласил?

— В Санкт-Петербурге популярна скандинавская архитектура, и это была инициатива российских партнеров, которые запросили список релевантных кандидатов у посольства. Мы отправили портфолио, и нас выбрали. Мы давно работаем с Россией, а также сделали множество проектов в Норвегии, которые связаны с трансформацией индустриальных районов и зданий: к примеру, Landsbrukskvartalet в Осло — трансформация молокозавода, превратившегося в территорию в 60 000 квадратных метров с жильем, офисами, ресторанами и магазинами.

В Петербурге важной частью проекта является изучение истории района. «Серый пояс» представляет собой наследие российской индустриальной архитектуры, и важно включить его в новую стратегию развития. Мы много раз были в России, и поэтому мы получили эту задачу. Но мы — the wild card, если вам знакомо это понятие. Мы — самая молодая и самая маленькая архитектурная компания, выбранная для конкурса. В большинстве аналогичных компаний 40—50 работников, у нас только десять. Мы немного отличаемся от других, и это интересно.

— Рассматриваете ли вы возможности других проектов в России после петербуржского?

— Да, вполне. Мы приняли участие в Днях скандинавской архитектуры. Многие российские города сейчас имеют открытые конкурсы, сейчас в России — волна интереса к новым подходам в строительстве городов. Поэтому не исключаем дальнейшего сотрудничества с Россией в будущем.

Понравился материал? Помоги сайту!