СТОЛИЦЫ НОВОЙ ДИАСПОРЫ: ТБИЛИСИ
Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20241355Перформанс дуэта Quarto (Анна аф Сийен де Мескита и Леандро Саппала), прошедший недавно в Государственной галерее на Солянке в рамках сезона шведского перформанса (куратор — Маргарита Осепян), — часть большого исследования, состоящего из трех проектов и длящегося пять лет. Художники исследуют границы наших телесных возможностей, используя один и тот же материал — веревку. Это импровизация, включающая вариации определенных отработанных элементов. Структура перформанса не статична, его невозможно предугадать. COLTA.RU поговорила с художниками об их проекте. В качестве комментария приводятся выдержки из public talk c исследователем перформанса Дарьей Демехиной.
Анна аф Сийен де Мескита: В Россию мы привезли видео- и пространственный перформансы. Они входят в серию работ под названием «Веревка». Мы используем канат километровой длины, манипулируем им часами без перерыва. В процессе постоянного движения конструируем и деконструируем формы. Иногда наши лица закрыты тканью, так что зритель не может определить пол — мы маскируем все гендерные различия. В перформансе мы исследуем отношения между человеческой пластикой и веревкой, ее прихотливыми сплетениями и узлами, ее длиной, текучестью и вибрациями.
Работа над серией началась в 2012 году. Наш первый перформанс, показанный в Музее современного искусства в Стокгольме, назывался «Красота случайности». Он шел пять часов. Над каждым перформансом мы работаем в среднем два года. Развиваем концепцию, репетируем, проводим дополнительные исследования и апробируем перформанс на публике. Так что проект, который мы привезли сюда, все еще находится в разработке. В 2015 году на сцене MDT (современного театра в Стокгольме) состоялась его премьера. В процессе манипуляций между телом и канатом завязывался большой узел, который потом Леандро на себе же распутывал. Сегодня мы работаем над созданием музейного пространственно-инсталляционного экспоната этого цикла.
— Вы сказали, что в основе перформанса лежит длительное исследование. Выходит, он не был лишь статичным отображением ваших философских взглядов?
Анна: Да, за два года перформанс изменился. Нас заинтересовали физические практики с философской точки зрения, так что и работы по большей части — о возможностях человеческого тела, о его функциональности, а также о функциональности предметов, с которыми мы работаем. Мы исследуем области, находящиеся за пределами привычных представлений об окружающем мире.
Леандро Саппала: Сам перформанс проходит через множество фаз. Мы работаем с различными институциями во время творческих поездок. Мы путешествуем по разным странам и порой живем там по полгода. За это время пытаемся сформулировать свежие идеи, пишем, рисуем. А потом идем в студию и начинаем практиковаться. На протяжении всего процесса мы приглашаем разных людей — философов, искусствоведов, художников — и обсуждаем проделанную работу. Некоторые из них работают с нами все время. В этот раз мы хотели поработать с гибкостью веревки. Когда мы впервые прикоснулись к ней, то поняли, что она создана для того, чтобы превращаться в узел. И мы начали преодолевать ее природу, проводить месяцы в студии, распутывая узлы.
Анна: Километровая веревка фактически теряет свою практичность, с ней невозможно работать, к тому же она весит 60 килограммов. Таких длинных канатов не существует, их попросту не производят, так что нам пришлось плести эту веревку под заказ у известного скандинавского мастера. Она спутывается все время, и нам нужно было придумать особую технику, чтобы с этим справиться.
Система, в которой мы работаем, требует постоянного создания новых произведений: если ты хочешь, чтобы тебя профинансировали, необходимо делать очередной проект каждый год.
— Пластика — основной инструмент вашего творчества. Где для вас проходит граница между перформансом, театром и современным танцем?
Анна: Наша работа стирает подобные границы, в ней они не важны. Мы начали заниматься перформансом, имея танцевальный бэкграунд, так что техника — своеобразный багаж, неисключаемый элемент. И все же мы стремимся к стиранию границ: например, личная жизнь абсолютно исчезла и стала единым целым с нашей творческой практикой.
— Ваши перформансы складываются в трилогии. Почему вы выбрали именно такой формат?
Леандро: Это сложилось естественным образом. Система, в которой мы работаем, требует постоянного создания новых произведений: если ты хочешь, чтобы тебя профинансировали, необходимо делать очередной проект каждый год. Поэтому мы разбиваем целый проект на части и по-разному их называем. И благодаря этому большее время уделяем исследованиям того, что нам интересно. Это своеобразный способ обойти систему.
Анна: Я бы сказала, что мы не подстраиваем свою работу под систему, а лишь немного маскируем ее. На самом деле мы работаем над одним проектом с 2003 года. Просто не хочется устанавливать для себя барьеры, терять художественную свободу…
Леандро: Вначале люди, дающие нам деньги, не были готовы к подобному искусству и задавали много вопросов. Нам было очень сложно объяснить, чем мы занимаемся, а им было сложно понять. Но теперь они нас знают и даже используют некоторые наши концепты в своих текстах.
Анна: Поначалу нас спрашивали: «Вы занимаетесь театром или танцем?» А теперь говорят: «Это сценическое искусство, соединяющее в себе и танец, и театр, и перформанс».
— Как вы интерпретируете образ тела в последних работах?
Анна: С одной стороны, мы испытываем пределы собственного тела. Например, во время этого пятичасового перформанса мы безостановочно перетягиваем веревку. И когда организм находится на грани изнеможения, когда пытаешься выйти за границы собственного тела, в нем что-то меняется. Это состояние передается и публике. Ведь нужно что-то в себе преодолеть, чтобы оставаться с нами на протяжении всех этих пяти часов. Мы скрываем наш пол, так что люди не могут установить нашу личность. Равно как и национальность. Так что получается своего рода анонимное тело. Пряча лица, мы делаем акцент на других формах коммуникации. Так мы возвращаем энергию наших тел, раскрываем их коммуникативный потенциал. Единственное, что остается непокрытым, — это руки. И именно через них идет общение, через взаимодействие с веревкой. Художники ориентируются в пространстве с ее помощью, говорят друг с другом. Через марлю видны только световые пятна, контраст. Поэтому важно, чтобы пол был белый.
— Вы имеете в виду, что возможно обрести нечто новое, лишь выйдя за границы привычного смысла?
Леандро: На самом деле все уже внутри нас. Это своеобразный процесс пробуждения. Зрители видят нас под разными углами во время перформанса. Из-за постоянного движения веревка становится субъектом, а мы — объектом. Все время возникают и исчезают различные формы. И если в комнате сотня человек, то будет сотня прочтений нашей работы.
Анна: Веревка — одно из древнейших изобретений человечества, каждый хоть раз так или иначе с ней взаимодействовал.
— Играют ли свет и звук значимую роль в вашей работе?
Анна: Да, безусловно. Несмотря на то что мы — дуэт, мы работаем также и с другими художниками. Для этого перформанса звуковик записал шум веревки, скользящей по телу, и звук тела, трущегося об веревку. Свет тоже играет определенную роль, мы используем сложные световые конструкции. Наши работы требовательны к публике: ведь то, что ты видишь, на самом деле не то, что ты видишь.
— Почему вы использовали в перформансе племенные мотивы?
Леандро: Во время процесса мы начали видеть в нашем перформансе своеобразный ритуал. Отчасти потому, что я делал его голым, к тому же сам процесс довольно нехитрый: я вхожу в пространство и тяну за собой веревку, сажусь и собираю километровую веревку вокруг своего тела. Потом я погружаюсь в веревку, оказываюсь в этом переплетении, что довольно опасно. У нас всегда есть ножницы неподалеку — можно запросто запутаться. Я двигаюсь по спирали и, когда достигаю центра пространства, начинаю отделять себя от этого кокона, как гусеница. Распутываю эту материю перед аудиторией. Весь цикл занимает приблизительно полчаса. Во время процесса я вхожу в своеобразный транс. К тому же публика всегда сидит по кругу… Так что в перформансе множество ритуальных элементов. И все это не продумано заранее. Импровизация — важная часть нашего искусства. Мы не пытаемся навязывать идеи, но хотим понять, какая философия рождается из работы. И чем больше мы обнаруживаем, тем больше ничего не знаем.
* * *
Дуэт Quarto очень плотно работает с текстами, живыми философами, социологами, которые создают идеи и концепции. После они воплощают эти мысли на совершенно другом языке — на языке аффектов, языке чувств. В позиции самих художников философия и искусство оказываются неразделенными. Это два разных языка, но они взаимопроникают друг в друга. Философский процесс поиска самостоятелен и самоценен; из него рождается работа, рассказанная на языке чувств и ощущений.
Весь перформанс построен на процессе взаимной коммуникации: художника с веревкой, зрителя с художником и наоборот. Перформанс крайне тяжел физически, к концу третьего часа художники фактически находятся на грани изнеможения. Процесс телесной практики показывает лимиты и границы человеческого тела — очень важно не загнать себя во время перформанса, потому что работа должна продолжаться. Тяжело не только взаимодействовать с километровым канатом, но и держать высокий уровень энергии, напряжения. Хотя взаимодействия со зрителем напрямую не происходит, вы вынуждены всегда находиться в состоянии некоторого напряжения. Иногда художники размахивали веревкой, как кнутом: конечно, это достаточно травмоопасно, а зрители сидели очень близко, на расстоянии 10 см. И тем не менее ты понимаешь, что веревка никогда не выйдет из-под контроля художника. Ему необходимо подключиться к этому пространству, чтобы чувствовать его на некоем другом уровне. В действительности работает не зрение, а гораздо большее — осязание, обоняние, слух — то, что мы не привыкли использовать в процессе коммуникации.
В действительности работает не зрение, а гораздо большее — осязание, обоняние, слух — то, что мы не привыкли использовать в процессе коммуникации.
Перформанс построен на коммуникации трехсторонней (веревка — художник — зритель) и при этом ограниченной. Первое, чего мы лишаемся, — слов. Абсолютное отсутствие вербального компонента, наиболее привычного для людей. Одежда художника одинакова, на третий день они закрывают лицо марлей и становятся обезличенными. То есть отказываются от ряда гендерных признаков, которые формируют наше социальное «я». Без лица тело художника непонятно — с ним сложно взаимодействовать, у вас нет привычных каналов коммуникации. Приходится выходить из зоны собственного комфорта, чтобы понять, кто перед нами. Анна и Леандро задаются вопросом: почему вообще коммуникация должна строиться так, как предполагает человек? На самом деле наш диапазон восприятия гораздо шире, чем мы думаем. Когда Анна и Леандро работают вдвоем, они коммуницируют через веревку. Она становится полноценным каналом: художники друг друга напрямую не видят, они стирают те лейблы, которые мы привыкли друг на друга наклеивать.
Можно ли быть в полноценном диалоге с веревкой? Ведь это диалог между объектом и живым телом. Насколько возможно наделить сознанием то, что им не наделено? «Диалог с веревкой» не имеет конечного, итогового результата: нет продукта, который можно потрогать, с которым можно было бы потом взаимодействовать как с объектом. Нам важно находиться в процессе, когда финальной цели просто нет. Работа построена по принципу вариаций и близка к делезовской «континуальной вариации» — возможности бесконечно изменяться в предзаданных рамках. Не становиться мертвым, статичным.
В коммуникации с веревкой — неодушевленным объектом — не всегда понятно, какая она. Сначала веревку двигают, переносят, но после в руках художников она переходит в состояние самостоятельного движения. На протяжении трех дней перформанса коммуникация эволюционирует, становится двусторонней. В какой-то момент веревка превращается в абсолютный, самостоятельный, виртуозный объект. Поэтому любопытно наблюдать за коммуникацией с веревкой, когда художник сам начинает погружаться в нее. Изначально вы понимаете, что Леандро анимирует веревку и набрасывает ее на себя. Но потом кажется, что это веревка захватывает человека, он становится зависимым, скованным в движении. Как только мы перестаем видеть лицо, человек некоторым образом исчезает. Диалог был бы невозможен без двустороннего движения. Так веревка выступает разными метафорами философских вопросов, которые подняты в этом перформансе.
Почему Анна и Леандро работают именно с веревкой? В жизни она используется в абсолютно разных целях: может спасти жизнь, а может связать, выступить в качестве части виселицы и жизнь отнять. В BDSM-культуре веревка иллюстрирует доминацию одного человека над другим. Веревка может затягивать и может создавать объем. Это некий универсальный инструмент и именно поэтому — хорошая метафора коммуникаций и взаимоотношений между людьми. Это веревка, которая может подчиняться и контролировать, подчинять. Это бесконечное изменение ролей. Кто контролирует процесс: веревка или художники? Здесь важна именно трансформация, и перформанс напоминает некий поток, что хорошо видно визуально. Веревка создает имитацию движения воды, скольжения, переливания, перетекания. Структурный принцип выстраивания работы — философия оппозиций, соединения противоположного. Действия художников перетекают из одного в другое, происходит определенная смена техник. Но смена не хаотичная, одно действие становится реакцией на предыдущее: сначала веревка распутывается, потом начинает перетекать, после снова спутывается. Не по внезапному желанию художника: логика произведения трактуется от действия предыдущего. Это континуальная, бесконечная вариация, которая никогда не остановится. Процесс завершается только тогда, когда мы не можем больше истязать свое тело, когда появляются какие-то физические лимиты.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиПроект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20241355Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 20249464Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202416113Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202416854Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202419545Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202420416Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202425456Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202425661Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202426997