«Неудобная» история советских музеев 1920-х — 1930-х годов

На этой и следующей неделе в Москве пройдут две презентации книги доктора исторических наук и профессора Университета Южной Каролины Елены Осокиной о советских распродажах русских икон в тридцатые годы, недавно вышедшей в издательстве «НЛО». Первая из них состоится сегодня, 1 ноября, в Государственной исторической библиотеке, а вторая — 6 ноября в музее Андрея Рублева. COLTA.RU, со своей стороны, публикует рецензию историка искусства Марии Силиной.

Эта книга о продаже икон из советских музеев за границу в 1920-е — 1930-е годы написана историком экономики, чье предыдущее исследование о распродажах произведений искусства на нужды индустриализации стало классикой ^[1]. Экономический профиль и углубленная работа с архивными источниками, обычно игнорирующимися историками искусства и культуры (инвентарные книги, накладные), делают это исследование недосягаемым образцом последовательности и скрупулезности в исследовательской работе. Беспощадность выявления обстоятельств движения музейных экспонатов и самоотверженность архивных расследований Осокиной позволяют обнажить проблемы, которые, в свою очередь, выходят за компетенцию историка экономики. Проблемы эти — экспертиза антикварного рынка и музейная политика сталинского времени.

Если постараться тезисно наметить содержание более чем 600-страничной книги с огромным количеством фактического материала, то ее можно условно поделить на две части. Первая часть (1—4) посвящена формированию государственных коллекций в России после национализации музеев в 1918 году, истории создания Государственного музейного фонда (ГМФ) и перипетиям образования «экспортного» фонда» произведений искусства.

В этой истории, как это характерно для мобилизационной повестки сталинского времени, не обошлось без внутренних конфликтов, причем со стороны музеев — претендентов на вливание коллекций. Первоначально Исторический музей (ГИМ) стал хранилищем иконной коллекции, свезенной из монастырей и церквей. В 1929 году, к моменту разгрома бытового отдела этого музея и ареста его заведующего А.И. Анисимова, там хранилось около 4552 икон (с. 44). А уже к 1930-му, по решению Наркомпроса, Третьяковская галерея (ГТГ) стала музеем национального искусства с коллекцией от древнерусского до советского искусства (с. 47), а иконы — не бытовым, а художественным экспонатом.

В 1930 году в ГТГ из ГИМа было передано 804 иконы (с. 61), чуть позже, в том же году, — иконы из коллекции И.С. Остроухова. Симпатии Осокиной в этом переделе явно на стороне разоренного ГИМа, тогда как ГТГ выступает «победителем» в этом сомнительном соревновании. Так, автор подробно останавливается на кипучей деятельности И.Э. Грабаря по формированию и продвижению русской иконописи на Западе, а также авторитарной политике того времени: любой музей могли в одночасье разорить, но, как только появлялась возможность, музей захватывал себе чужое. Так, после заграничного турне икон (1929—1932 годов по Европе и США) в ГТГ «осели» «Троица» Андрея Рублева, «Св. Дмитрий Солунский» из Дмитрова и др. (с. 92).

Тогда же, в 1929 году, был расформирован и ГМФ, который стал основным источником комплектования экспортного фонда икон («Антиквариата») после январского постановления 1928 года «О мерах по усилению экспорта и реализации за границей предметов старины и искусства». Пострадал и ГИМ: параллельно отношениям с ГТГ другая часть иконного фонда музея — 717 икон — в 1929 году была также отдана в торговую контору «Антиквариат» на продажу.

Именно эти сюжеты составляют основу важной части книги под заголовком «Формирование экспортного фонда» — это архивное исследование о движении икон с обилием пересекающихся линий, за которыми, признаюсь, трудно следить. Особенно непросто за шквалом цифр и названий внутренне дифференцировать весь поток «передвигаемых» ценностей, книга по объему деталей — не для чтения за один раз. Более того, за скрупулезной работой с источниками ускользает от внимания специфика гигантских музейных коллекций, сгруженных в период формирования и расформирования ГМФ.

Сама ситуация — продажа из музеев — противоположна всем мыслимым в европейской культуре представлениям о «наследии», которое всегда подразумевает максимальную аккумуляцию и концентрацию «добра» в национальных хранилищах. Но логика музейного отбора всегда имплицитно содержала и другую, противоположную, установку — хранить всю дифференциацию по категориям и уровням.

Поставленные перед ультиматумом распродаж, музейные работники были вынуждены отдавать наименее ценное, вещи «немузейного» качества. Вопрос категории и цены каждой конкретной вещи был важным критерием отбора вещей, наименьшим из двух зол, мучительным компромиссом. И когда автор пишет о сотнях икон на продажу, включая знаменитые коллекции И.С. Остроухова и П.М. Третьякова и другие бывшие частные коллекции, необходим более точный анализ оценки и состава списываемого иконного фонда, всех этих бесконечных складней и иконок, оцененных в диапазоне от 50 копеек до 750 рублей за икону.

Эти цифры имеет смысл сравнивать не с годовыми зарплатами рабочих, как это делает Осокина, а с аналогичными расценками в области художественного рынка. Так, в 1932 году «стандартная» (на художественном рынке, правда, не бывает никаких стандартов) ставка за участие художника в выставке «Художники РСФСР за 15 лет» составляла для «первой» категории художников 700, для «второй» — 500 рублей, а, например, картина художника Н.М. Ромадина «Дзержинский в Орловском централе» была закуплена с этой выставки за 4000 рублей ^[2]. Сергей (не Александр) Герасимов так рассуждал на одном из заседаний Художественного совета ГТГ о художественной выставке «15 лет РККА» 1932 года: выставка эта, «грубо говоря, была чрезвычайно дешевой <…> Очень крупные вещи там расценивались тысячи по две, а сейчас Галерея или какой-нить музей приобретает небольшой пейзаж за 2000 р.» ^[3].

Оценка музейщиков, таким образом, свидетельствует о том, что вещи отдавались в массе своей проходные. Но совместить этот факт с самой драмой продажи чего бы то ни было из советских музеев трудно.

Сама ситуация — продажа из музеев — противоположна всем мыслимым в европейской культуре представлениям о «наследии», которое всегда подразумевает максимальную аккумуляцию и концентрацию «добра» в национальных хранилищах.

Вторая, детективная, часть книги — особенно проблемная в связи с особенностями рынка и экспертизы. Здесь рассказывается (в частях 5—7 и послесловии) о судьбе проданных за границу икон. Суммируя, Осокина с подавляющей воображение детализацией прослеживает судьбу трех основных покупателей фонда «Антиквариат» — американцев Джорджа Ханна и дипломатической четы Дэвис, а также шведского банкира Улофа Ашберга, в числе коллекций которых оказались иконы из первоначального собрания Третьякова, Остроухова и других (часть 6). Всего Ханн, Дэвисы и Ашберг купили 66 из 104 икон, отданных из ГТГ в «Антиквариат» в 1931 и 1934—1936 годах (с. 329—330).

Иконная коллекция в случае Ханна стала причиной аукционного скандала, о котором речь пойдет дальше, Дэвисы большую часть коллекции пожертвовали в Университет штата Висконсин в городе Мэдисон, а коллекция Ашберга наряду с коллекциями других шведских собирателей стала основой Национального музея в Стокгольме.

Завязкой и драйвом всей истории служит скандал на аукционе Christie's в 1980 году после продажи 91 иконы из коллекции американца Джорджа Р. Ханна (общей стоимостью в 2,8 млн при более 3 млн общей выручки от продажи коллекции). Коллекция славилась тем, что Ханну посчастливилось получить иконы непосредственно из советских музеев — Третьяковки, Исторического музея и других. Однако уже на следующий, 1981-й, год в Нью-Йорке появилась книга Владимира Тетерятникова, в которой автор назвал большинство икон фальшивками. Эти обвинения и расследует Осокина во второй части своей книги.

Так, после скандала многие покупатели икон Ханна поспешили вернуть иконы аукционному дому, готовили иски, начали проводить собственные расследования и экспертизы. На фоне скандала о фальшивках разочарованные и напуганные покупатели коллекции Ханна вынуждены были пересмотреть датировки, перенеся их на век-два, а то и три от первоначальной заявленной даты. Тут начинается самая тонкая часть истории, за которую принялась Осокина. На фоне голословных обвинений Тетерятникова (о том, что в СССР работали мастерские по изготовлениям фальшивок, отказ признавать инвентарные номера иконного товара соответствующими действительности) Осокина проводит детальное расследование, уточняет провенансы, движение икон.

Скользким местом становится вопрос осуществленной экспертизы, проведенной музейными работниками (для которых смыслом их работы является удержать максимально ценное у себя, чему примером может служить тактика ГТГ в 1930-е), торговцами-агентами (чья цель — продать побольше или подороже, а лучше и то и другое), коллекционерами, а также внешними экспертами, чья работа по оценке произведений сугубо социоморфна. Большая часть икон из коллекции Ханна была подвергнута пересмотру датировок и «омоложена» (с. 474). Другие, как икона «Рождество Христово» из праздничного чина Гостинопольского монастыря (1475), через «Антиквариат» попали в музей в итальянской Виченце (с. 419—420) и репрезентуются как важный памятник русской культуры.

Картина получается неоднозначной и совсем не такой ясной, как можно было бы ожидать, открывая эту книгу. Оно и понятно. Как показывают перипетии с оценкой икон, сама специфика национализированных и раздутых музейных коллекций, сформированных из имущества закрытых церквей и монастырей, спешные подновления и реставрации выставленных на продажу икон, также тактика торговых агентов, пытающихся продать иконы, как и частных владельцев, не желающих терять деньги на неудачных вложениях, — все это делает архивные исследования важным, но недостаточным для более точных заключений инструментом расследования. Очевидно одно: Осокина показала тот уровень доскональности, на котором надо работать с каждым отдельным случаем в истории с музейными распродажами.

В 1930-е постоянно муссировались планы по «разгрузке» музеев — одновременно с противоположными планами по концентрации материала в центральных музеях.

Эта книга актуализирует неудобные вопросы из истории формирования музейных коллекций в 1920-е — 1930-е годы. Фактически, несмотря на то что в центре внимания стоял вопрос экспортного фонда в советских музеях, наиболее травматичной для исследователей остается внутренняя история музеев 1920-х — 1930-х, о которой неохотно говорят. В Европе и Северной Америке сейчас происходит знаменательный процесс — наконец поставлены вопросы репатриации сокровищ, вывезенных из колоний Бельгии, Франции, а также проводится деколонизаторская политика в области возвращения ритуальных и сакральных объектов автохтонам. Советский или российский пример — драматичная история такой внутренней колонизации, которая проходила в гомогенном культурном и экспертном музейном сообществе СССР: одни музеи теряли коллекции, их передавали в другие свои же коллеги или, как в случае ГИМа и ГТГ, даже родственники (Е.И. Силин из ГИМа и Н.Е. Мнева из ГТГ), в иногда и «в пределах одной личности». Характерна траектория развития деятельности Н.М. Щекотова, который от занятия иконами в ГИМе стал одним из создателей советского постформалистского отдела ГТГ в середине 1930-х годов. Судьба разделенных коллекций — например, С.И. Щукина и И.А. Морозова (ГМНЗИ) — одна из главных тем деятельности И.А. Антоновой.

Книга актуализирует и несколько исторических проблем культурных институтов советского времени. Во-первых, это, конечно, дальнейшая работа по выявлению экспортного/продажного фонда икон и произведений искусства — инвентарных книг, материалов отдела учета, работа в музейных архивах по всему миру, уточнение и атрибуция направленных в «Антиквариат» предметов. Книга написана на огромном материале, расследование распадается на две части. Первая — это судьба иконных коллекций крупных покупателей, которую автору удается проследить. Вторая задача требует гораздо больших усилий и невозможна в одиночку — это выявление экспортного фонда икон, «концы» большинства работ, которые из-за условий учета, труднодоступности архивов найти очень трудно (66 известных икон против 3100 из расформированного ГМФ). Как показывает исследование Осокиной, а также опубликованные исследования о проданных сокровищах Эрмитажа, на данный момент эта работа все еще остается полностью во власти музейных работников» ^[4]. Так, с 2014 года фонд учета ГТГ стал труднодоступен для исследователей.

Во-вторых, эта история с попытками продажи икон очень характерна для довоенной истории музеев не только с точки зрения экспорта. В ней впечатляет колоссальность задач и амбиций при почти беспорядочном «движении» и «переброске» экспонатов в музейной сети. Так, напомню, в ГИМе было передано около полутора тысяч икон и образов в «Антиквариат» и Торгсин в 1928—1935 годах и около двух тысяч икон из ГМФ, а также 104 из ГТГ (с. 529—530). Но уже в 1930-м в ГИМ было возвращено 204 иконы, а в целом возвращены сотни (с. 531, см. также с. 180—185). То есть иконы так и не вышли на рынок, а потрясение, полученное экспертным сообществом, в последующие годы было усилено новыми волнами реорганизаций и встрясок фондов.

В 1930-е постоянно муссировались планы по «разгрузке» музеев (создание не только экспортного, но и провинциального фонда) и почти сразу же противоположные им — планы по концентрации материала в центральных музеях. То же происходило и под финал сталинского правления — можно вспомнить списание экспонатов во время второй волны борьбы против формализма и импрессионизма в 1940-х — начале 1950-х годов» ^[5]. Экспортный фонд, таким образом, был лишь верхушкой айсберга, обнажающей драматические перипетии комплектования музейных коллекций, стоящие за его формированием.

Елена Осокина. Небесная голубизна ангельских одежд. Судьба произведений древнерусской живописи, 1920-е — 1930-е годы. — М.: НЛО, 2018.

---

^[1] Елена Осокина. Золото для индустриализации. Торгсин. 1931—1935 годы. — М., 2009.

^[2] РГАЛИ, ф. 645, оп. 1, ед. хр. 470. Подготовка к выставке «15 лет советского искусства».1932. Л. 87, 93.

^[3] ОР ГТГ, ф. 8II, д. 587. Протоколы заседаний художественного совета. Л. 13.

^[4] Н. Ильин, Н. Семенова. Проданные сокровища России. — М.: Трилистник, 2000; Ю. Жуков. Сталин. Операция «Эрмитаж». — М., 2005; Государственный Эрмитаж. Музейные распродажи / Сост. Е.Ю. Соломаха. — СПб., 2006; Государственный Эрмитаж. Музейные распродажи. 1929. Архивные документы. Часть I. — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2014; Государственный Эрмитаж. Музейные распродажи. 1930—1931. Архивные документы / Государственный Эрмитаж. — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2016.

^[5] Беглое упоминание об этом содержится, например, в музейном каталоге ГТГ «Живопись первой половины XX века в собрании Государственной Третьяковской галереи» // Государственная Третьяковская галерея. К-г собрания. Т. 6, кн. 1. Живопись первой половины XX века / Авт.-сост. Н.А. Александрова и др. — М., 2009. С. 13.

Понравился материал? Помоги сайту!