Радикальные позиции неучастия

Последние несколько месяцев художественный мир сотрясают различные протестные кампании. COLTA.RU заинтересовали две такие истории. Первая совсем свежая — в конце прошлого месяца российский художник Леонид Тишков написал открытое письмо, адресованное директору Музея Альбертина в Вене, с просьбой снять его работу с выставки коллекции Газпромбанка в качестве протеста против преследования активистов Greenpeace с судна Arctic Sunrise (среди которых был и Денис Синяков, выполнявший свою работу как фотокорреспондент) и возможных негативных последствий для экологии в Баренцевом море в случае добычи там углеводородов. Вторая развивается уже довольно давно — с лета, когда на выставке «Великое и величественное» в киевском музее «Мыстецкий арсенал» была уничтожена работа художника Владимира Кузнецова, а другую, Василия Цаголова, убрали из экспозиции, что сразу же привело к нескольким акциям протеста (об этом на COLTA.RU выходила статья Алексея Радинского) и предложению Инициативы самозащиты трудящихся искусства бойкотировать «Арсенал». В ходе этого конфликта, затронувшего также и будущую Киевскую биеннале («Арсенале»), поскольку она проводится в «Мыстецком арсенале» и соответственно также подпадает под бойкот, досталось и Борису Гройсу, который вначале выступил с осуждением бойкота, а потом, сославшись на то, что чувствует себя «некомфортно» в сложившейся на Украине ситуации, отказался участвовать как руководитель дискуссионной программы в будущей Киевской биеннале. Последним аккордом стало письмо Натальи Заболотной, в котором она призвала бойкотирующих одуматься, ведь «это наше общее дело, поэтому давайте относиться более бережно и ответственно к тому дому искусства, которым за последние несколько лет стал “Мыстецкий арсенал”». Эти две истории (не единственные на данный момент в мире), с одной стороны, непохожи, но с другой — в некотором смысле родственны. Поэтому мы решили узнать у людей, по-разному включенных в художественный процесс, как они к ним относятся и как эти акции влияют на их профессиональную деятельность.

— Как вы относитесь к открытому письму Леонида Тишкова с требованием снять его работу с выставки произведений из коллекции Газпромбанка в Вене? Как это влияет на вашу деятельность?

Анна Толстова

художественный критик, искусствовед, обозреватель отдела культуры ИД «Коммерсантъ»

Я думаю, что Леонид Тишков — молодец. Но я вовсе не требую от других художников, чтобы они поддерживали бойкот. Это личное дело каждого. На мою деятельность письмо Леонида Тишкова влияет глубоко положительно: чем больше порядочных людей вокруг — тем легче дышится. И стоило жить, и работать стоило.

Кристина Штейнбрехер

арт-директор Viennafair

В принципе, это совершенно понятно, что есть такая просьба, и по всем правилам это правильный запрос. Соответственно «Газпрому» надо на это среагировать. На самом деле это происходит не в первый раз и не только в России. В России еще много открытых вопросов по поводу использования картинок или по поводу прав на их использование. Художники до сих пор толком этого не знают, как и институции. Надо помогать художникам, как и коллекционерам, — их надо брать за ручку и объяснять, какие правила существуют, чтобы подобных примеров не было. Конечно, это плохо, это не помогает Газпромбанку, который вообще гордится тем, что они начали собирать современное искусство, что очень правильно — позитивная коллекция русского современного искусства наконец-то есть. Хотелось бы, чтобы таких было побольше. Поскольку сейчас это в прессе, это может вызывать вопросы у других коллекционеров, которые собирались делать то же самое, они будут побаиваться. Поэтому надо обучать корпорации, так же как и художников, чтобы все было понятно, правильно, чтобы не было вопросов.

Дмитрий Виленский

художник

Поступок Тишкова для меня является образцом гражданской позиции художника, которой нам очень сильно не хватает в артистическом сообществе России. Уверен, что именно так он и прозвучал для всех тех, кому дороги ценности искусства, и тех, кому не наплевать на контекст, в котором его используют, даже не спросив разрешения художника. Очень важно, что Тишков выбрал тот точный момент, когда молчать больше нельзя, и мы все должны четко отдать себе отчет, кем и как используются наши работы. Леониду очень «повезло», и размещение его работы на пригласительной открытке выставки не позволило замолчать его обращение, а гнуснейшая ситуация, в которую оказался вовлечен корпоративный спонсор — «Газпром», оказалась настолько непристойной и настолько связанной по времени с открытием международной выставки, что спровоцировала реальное внимание медиа. Я очень надеюсь, что у этого жеста будут серьезные последствия, так как помимо конкретного случая бойкота он ставит под вопрос всю связку капитала и искусства. До каких пор мы можем закрывать глаза на то, что те же самые люди, которые стремятся представить себя поклонниками высокого искусства и готовы тратить на это копейки из своих баснословных прибылей, оказываются вовлеченными в деятельность, разрушающую наше будущее и являющуюся прямым насилием над природой и людьми?

На мою деятельность письмо Леонида Тишкова влияет глубоко положительно: чем больше порядочных людей вокруг — тем легче дышится.

«Политика чистых рук», к сожалению, невозможна в сегодняшнем мире, но и сейчас у каждого из нас остается пространство выбора — либо мы по умолчанию готовы поддерживать криминальные деньги, стремящиеся «отмыться» через псевдоподдержку ценностей культуры, но при этом откровенно действующие вразрез с этими ценностями, либо мы каждый раз настаиваем на пересмотре протоколов участия и остаемся максимально бдительными с теми, кто оказывает нам знаки внимания.

Тишков четко показал, что есть вещи в искусстве, которые не могут и не должны быть куплены. Теперь остается сделать следующий шаг и создавать произведения, которые не могут попасть в зону внимания людей, чья этическая позиция оказывается противоречащей базовым ценностям культуры.

Экологические ценности, ценности социальной ответственности корпораций — это, конечно, очень мало для того, чтобы наше общество могло начать меняться. Но это базовый повод для начала трансформации этики бизнеса, и мы должны четко понимать, что этот минимум возник не потому, что капитал «по доброте душевной» решил порадовать общество. Он возник как компромиссный результат десятилетий борьбы с наглостью корпораций — борьбы, которую вели художники, активисты, политики, и нам в российской ситуации очень важно учиться этому опыту. Поступок Тишкова продемонстрировал всем, что мы не холопы в барском театре, а субъекты, которые могут не просто выходить на сцену и потешать гостей, а менять ход действия.

Дмитрий Аксенов

предприниматель, владелец Viennafair

Я в курсе ситуации. Думаю, что здесь скорее противоречивый подход, так как, насколько мне известно из источников в «Газпроме», легальные вопросы с приобретением всех прав были решены. Поэтому формат претензий, как я понимаю, не очень уместен. Что касается личного отношения художника, он, конечно, правильно их выражает. Но это точно не помогает моей деятельности. Российская арт-сцена и так нуждается в помощи и развитии, и когда появляются институциональные коллекторы, такие, как Газпромбанк, и начинают тратить деньги и силы на то, чтобы создавать коллекцию, по сути — помогать художникам, разрушать эти сложные ростки культуры очень неразумно. Выразить свою гражданскую позицию можно тысячью других способов, мы их все знаем и видели более радикальные, а это, мне кажется, просто маркетинговый ход конкретного художника. Понимаете, если Газпромбанк сейчас с удовольствием откажется от такого рискованного занятия, как собирание современной культуры, — кто от этого выиграет? Не я и точно не Тишков. Хотя мне очень импонируют его работы.

Ирина Корина

художница, участница выставки Dreaming Russia в Музее Альбертина

Тишков — молодец! Его поступок очень своевременный и настоящий. Я надеюсь, что его письмо повлияет на ход событий.

О покупке моей работы в коллекцию (Газпромбанка. — Ред.) я знала, а также о ее возможном последующем экспонировании. Это была осознанная продажа работы, и я знала, в чьей коллекции она окажется. Сейчас мне кажется неуместным менять ранее принятое мной решение.

Аристарх Чернышев

художник

Я поддерживаю Леню. Мы (группа Electroboutique. — Ред.) всегда критически относились к корпорациям, так что наши позиции остаются прежними.

Катерина Чучалина

куратор, программный директор фонда «Виктория — Искусство быть современным» (VAC)

Разумеется, я, как и все, абсолютно солидарна с Тишковым в его природоохранительных интенциях. Но я за более продуманные методы, у этого жеста такая же разрушительная сила, как у доброго великана, который спешит на помощь к белым медведям и по пути затоптал пару деревень. Экосистема современного искусства в России чрезвычайно хрупка, нет ни государственной культурной политики, ни арт-рынка, ни аудитории — по степени своей хрупкости она близка экосистеме Арктики. Создать ментальную, административную и финансовую конструкцию для функционирования корпоративной коллекции современного русского искусства, в которую в основном входят работы молодых художников, — дело чрезвычайно сложное, кропотливое, тонкое. Оно требует времени, настроек, и такие удары могут быть фатальны для этого организма.

Как это повлияет на дальнейшую деятельность фонда VAC? Так же как нефтяное пятно в Арктике на погоду в Москве — опосредованно. А напрямую в случае, если инцидент приведет к закрытию коллекции или выставки, жест Тишкова отразится на художниках, у которых, как известно, для оптимизма и так недостаточно оснований во всех смыслах — жизнеобеспечения, производства работ, выставок.

А вообще нельзя не порадоваться такому блестящему PR-ходу и Тишкова, и активистов Greenpeace, благодаря которому на открытие этой вообще-то небольшой выставки русского искусства в Музей Альбертина пришло невероятное количество зрителей! Надеюсь, что коллекция будет развиваться. Надеюсь на более продуманные жесты художников.

— Как вы относитесь к бойкоту «Мыстецкого арсенала», к которому призывает Инициатива самозащиты трудящихся искусства? Как это влияет на вашу деятельность?

Алексей Радинский

участник Центра визуальной культуры, редактор журнала «Политическая критика» (Киев)

Бойкота явно недостаточно. Чтобы добиться реального, а не символического изменения ситуации в «Арсенале» и культурном пространстве вообще, необходимо активное вторжение в институцию — а логика бойкота рассматривает такие действия как коллаборационизм или штрейкбрехерство.

Проблема бойкотирующего сообщества — не только в неспособности представить и запрограммировать практический эффект бойкота, но и в отсутствии интереса к этому эффекту, нарциссическая замкнутость на моральной чистоте своей позиции. Ну будет дискуссионную платформу курировать не Гройс, а какой-нибудь архимандрит Тихон (Шевкунов), тоже видный теоретик искусства, или другой мракобес. Вряд ли это тот результат, которого хотелось достичь. В целом происходящее можно описать как боязнь борьбы за гегемонию, страх вступить на не сулящую этической чистоты территорию Realpolitik.

За последние годы новое украинское искусство (в первую очередь — его критическое направление) на удивление приблизилось к установлению своей культурной гегемонии. Оно заняло ключевые позиции и в нишевых художественных инициативах и галереях, и в частных «институциях-монстрах», и в государственных учреждениях (в первую очередь — в «Арсенале»). Но как только внутреннее противоречие этой ситуации вскрылось в результате жеста Владимира Кузнецова на выставке «Великое и величественное», значительная часть представителей этого искусства предпочла удалиться назад в собственное гетто — вместо того, чтобы, не покидая поля противника, попытаться изменить правила игры в тот момент, когда он наиболее слаб.

Когда появляются институциональные коллекторы, такие, как Газпромбанк, и начинают тратить деньги и силы на то, чтобы создавать коллекцию, по сути — помогать художникам, разрушать эти сложные ростки культуры очень неразумно.

Неудивительно, что первой реакцией на цензуру и варварство стал отказ от сотрудничества, — проблема в том, что аргументация этого отказа крайне неубедительная. Говорят, что любое критическое высказывание на территории «Арсенала» после происшедшего обесценено изначально. Приведу пример из недавнего прошлого: если, скажем, университет цензурным жестом ликвидирует независимую площадку дискуссии (имеется в виду закрытие Центра визуальной культуры Киево-Могилянской академией. — Ред.), значит ли это, что любое критическое высказывание в этом университете больше не имеет смысла, а все порядочные люди должны расторгнуть с ним любые отношения? Нет — хотя бы потому, что кроме репрессивного руководства в университете существует публика, с которой нужно работать. Далее: утверждается, что в «Арсенале» теперь могут с любой работой поступить так, как поступили с муралом Кузнецова. Звучит красиво, но мне как-то сложно представить, чтобы после всего происшедшего Наталья Заболотная в порыве гнева начала бросаться об стену тарелками Никиты Кадана или соскабливать эротические принты Анатолия Белова. Скорее цензура в этом заведении может принять тихий институционально-бюрократический характер, а противостояние ей (если это еще кого-то интересует) примет менее спектакулярные и более трудоемкие формы, чем бойкот.

Недавно прошедшая в «Арсенале» Ассамблея творческих работников, задуманная как разговор начистоту и прояснение позиций, опять продемонстрировала весь масштаб авторитаризма, свойственного руководству «Арсенала». Отказаться от сотрудничества с ним проще всего. Гораздо сложнее вступить в неприятное, в чем-то утопическое и обреченное навязывание ему своей воли и других правил игры. Звучит не очень привлекательно, но это уж точно смелее, чем созерцать безграничную радикальность собственного комментария в Фейсбуке.

Дана Брежнева

куратор, арт-менеджер в Малой галерее «Мыстецкого арсенала»

Возникшая ситуация очень противоречивая и гораздо более комплексная, чем это может показаться на первый взгляд.

Манифест ИСТИ призывает игнорировать не только непосредственно музейный комплекс, но и все его подструктуры, то есть и Малую галерею «Мыстецкого арсенала» в том числе. Следует пояснить, что программа галереи сфокусирована на новых проектах молодых украинских авторов, работающих с актуальной художественной и общественно-политической проблематикой, и галерея является одним из немногих пространств в Киеве, которое последовательно работает с экспериментальными некоммерческими художественными практиками.

После инцидента с муралом Володи Кузнецова — у которого в стенах Малой галереи «Арсенала» были две персональные выставки (в 2011 и 2013 годах. — Ред.) — и волны призывов бойкотировать «Мыстецкий арсенал» я, ежедневно работая в пространстве галереи, собственно бойкота не ощутила, так как большинство подписавшихся под манифестом художников и функционеров регулярно ее посещают. Уж не знаю, как трактовать этот факт: как отсутствие сплоченности в рядах бойкотирующих или как благоприятное отношение и интерес к деятельности галереи.

Лишь один проект, запланированный на осень, был, к сожалению, отменен его участниками по причине бойкота «Арсенала». Но надо отдать должное: отменен заблаговременно, что не повредило выставочному плану галереи. Также один художник — после моего приглашения подумать о возможном участии в параллельной программе биеннале 2014 года — сообщил, что повременит с ответом из солидарности с Володей.

Добавлю, что этот конфликт, безусловно, должен пойти только на пользу всему художественному сообществу и вывести взаимоотношения художника и институции на Украине на новый уровень.

Вова Воротнев

художник

Имеет место призыв, угроза бойкота, а не сам бойкот. В самом по себе бойкоте я не вижу ничего плохого. Это выбор, реакция на конфликт, предпринятая ИСТИ, и это их право. Тем не менее цыплят по осени считают. Пока что нет той ситуации, когда можно было бы говорить о бойкоте в действии, так как новые проекты после нашумевшего «Великого и величественного» в «Мыстецком арсенале» еще не начались. При этом ведется активная дискуссия с институцией, порой напоминающая торг. Что касается II Киевской биеннале, то — парадоксально — единственным человеком на сегодня, бойкотирующим ее, стал Борис Гройс, приглашенный куратор дискуссионной платформы, высказывающийся в прессе против «бойкота», но снявший с себя полномочия.

То есть во всем этом меня смущают спекуляции, некий эмоционально зашкаливающий фон вокруг конфликта, фетишизация «акта вандализма», «совершенного» директором Натальей Заболотной в отношении заказанной (commissioned) временной росписи художника Владимира Кузнецова на очень политизированной, далекой от прогрессивности выставке. Этот жест свидетельствует о вопиющем непрофессионализме руководства институции. Его можно интерпретировать и как «цензуру», и как «трудовой конфликт». Но об «объективной» интерпретации этого инцидента нельзя договориться между сторонами, для этого есть суд, куда, естественно, никто в нашей стране не пойдет, и есть варианты: либо дискуссия и выстраивание модели сотрудничества без подобных эксцессов в будущем, либо отказ от сотрудничества с данной институцией. Переплетение же борьбы за якобы собственные «ущемленные» интересы с кампанией по реформированию «Мыстецкого арсенала» становится все более скучно наблюдать со стороны.

Что касается II Киевской биеннале, то — парадоксально — единственным человеком на сегодня, бойкотирующим ее, стал Борис Гройс, приглашенный куратор дискуссионной платформы, высказывающийся в прессе против «бойкота», но снявший с себя полномочия.

Я не являюсь членом Инициативы самозащиты трудящихся искусства, и можно сказать, что я практически не сотрудничаю с «Мыстецким арсеналом». Один раз я участвовал в Art-Kyiv по приглашению куратора Александра Соловьева и один раз — в I Киевской биеннале по приглашению куратора Дэвида Эллиотта. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы понять, что «Мыстецкий арсенал» — это «пыль в глаза», имитация репрезентации художественного процесса на Украине, институция потемкинского характера. Поэтому критику «Арсенала» я считаю обоснованной и необходимой. Я уважаю решение ИСТИ бойкотировать, если это все же выльется в бойкот, но это не может быть единственно правильной стратегией, если целью являются изменения в отечественных отношениях между художником и институцией. Для более «привилегированных», для которых сотрудничество с «Мыстецким арсеналом» является рутиной, подобные действия, может, и имеют смысл и эффект, но для других такой перфекционизм неактуален.

Светлана Цуркан

сотрудница Национального художественного музея Украины

Лично моя деятельность с «Арсеналом» не пересекается вообще никак, и бойкот соответственно на мою работу влиять тоже никак не может. Ситуация с «Арсеналом» в целом важна для нашего музея, поскольку «Арсенал» претендует на то, чтобы стать титульным музеем страны, и тут можно долго говорить о возможных последствиях. Что касается моего отношения к бойкоту, с моей точки зрения, то, что произошло, — недостаточный повод для бойкота. Но, с другой стороны, я не художник, и мне не приходится решать, работать с «Арсеналом» или нет. Если бы я оказалась в такой ситуации, возможно, я бы думала иначе.

Елизавета Бабенко

культуролог, критик, куратор, активистка Московской феминистской группы

Мои убеждения в отношении «традиционной» работы «Арсенала» и его директора не меняются. Протест или бойкот со стороны Инициативы самозащиты трудящихся искусства (ИСТИ) лишний раз подтверждает, как в случае с недавно проведенной ими ассамблеей, что бойкот — это единственно доступный инструмент установления правовых норм при сложившемся режиме капиталистической олигархии, государственного клерикализма и прирученной ими индустрии современного искусства. Если ты на стороны угнетенного творческого работника/цы, голос которому/ой не дают, эксплуатация которого/ой остается невидимой и политическая повестка которого/ой тебя не интересует, ничего не остается, кроме радикального активистского выхода в низовую политику. Я, как и другие поддерживающие ИСТИ, являюсь сторонницей не только бойкота этой институции, но в первую очередь бойкота той деполитизации происходящего процесса становления украинского творческого работника/цы (как субъекта права и голоса), ради которой в финале был еще и «нанят» Борис Гройс. На эту фигуру из мира селебритиз, известную релятивистской критикой капитализма, была возложена задача легитимизировать директорскую власть в «Арсенале», а также благодаря своему статусу и символическому капиталу как бы «успокоить» взбунтовавшихся, мотивируя их престижной организацией очередного «интернационального диалога». Нужен ли здесь, в данной среде и ситуации, очередной абстрактный диалог о спекулятивной континентальной философии или о проблемах западной мысли и культуры? Об этом кураторы «Арсенала» тоже не думают. С другой стороны, чего удивляться и ждать реальной поддержки локальной политической ситуации, в которой находятся отечественные художники, в стенах такой мощной государственной институции. Или надеяться на равную артикуляцию этой ситуации в угодном куратору «интернациональном» контексте. Да, хочу обратить внимание на то, что бойкотируется, как и в случае с питерской «Манифестой», не сама выставка (или дискуссионная платформа). В этом нет никакого смысла, хотя находятся же люди, именно так и трактующие деятельность ИСТИ. Бойкотируются те способы ведения кураторской и организационной работы, которые имеют место быть в «Арсенале», а также структурные принципы отношений между государством, куратором и художником/ицей, бытующие здесь. И сказать, перефразируя, что «само пространство “Арсенала” здесь ни при чем», означает снять всю ответственность с единственного и привилегированного субъекта действия в этом пространстве — директора «Арсенала» Натальи Заболотной. Поэтому в идее институционального протеста против сложившейся системы отношений я, как и многие, вижу подлинный революционный смысл, несущий реальные изменения в будущем. Это и есть политизация художника как гражданина и как равного субъекта права. Права на свободу творческого высказывания, права на получение достойного гонорара (и вообще на его своевременное получение), права на участие в политической жизни страны и т.д. Не стоит забывать, что единственная еще податливая сегодня сфера для Realpolitik — это искусство (кроме непосредственного массового выхода на улицу). Поэтому дискурс современного искусства должен работать как раз с проблемами, о которых я говорила выше, особенно на Украине или в России, артикулируя таким образом социальную сферу насилия. К тому же я уверена, что на деле верность своим политическим убеждениям и борьба за них — вот то, что останется в истории. Выставки ради самих выставок и их кураторов были и будут. Если бы кураторы как «Арсенала», так и той же «Манифесты» в Питере работали с актуальной политической ситуацией в стране, с данным законопроектом, с темами гражданских прав, критикой патриархальной нормативности системных отношений — другое дело. А так — что можно еще сказать…

Настоящий идеологический раскол… Доступ к ресурсам «Арсенала» (например, к журналу «АртЮкрейн») перекрыт, мне кажется. Люди работают по разные стороны баррикад. Это сложно и в моральном плане, так как никто не забывает про то, что всем нужно как-то выживать и работать. При этом для того, чтобы занимать радикальные позиции неучастия, нужно уже иметь определенные профессиональные и материальные привилегии.

Алиса Ложкина

художественный критик, культуролог, глава редакционного совета журнала ART UKRAINE, заместитель генерального директора «Мыстецкого арсенала» по музейной и выставочной работе

Я не считаю бойкот «Мыстецкого арсенала», а тем более биеннале, оправданным. Да, мы оказались в очень непростой и нетипичной ситуации. Но не следует забывать, что все происшедшее в последнее время в «Арсенале» и вокруг него — следствие как раз того факта, что наша институция системно в течение ряда последних лет поддерживает современное искусство и остается едва ли не единственной в этом роде большой государственной площадкой. Да, «Арсенал» действительно является заложником своего неопределенного статуса — ведь, с одной стороны, на нынешнем этапе это госпредприятие и стройка, с другой стороны, в будущем, согласно концепции «Арсенала», он станет полифункциональным музеем, в фокусе которого будет находиться история украинского искусства, но при всем этом и команда «Арсенала», и большинство его проектов на сегодняшний день «заточены» скорее под современное искусство. Эту ситуацию я воспринимаю как правильный вызов, повод сформулировать принципы будущей деятельности «Арсенала», а также выработать адекватную стратегию отношений с художественным сообществом и тактику дальнейшей выставочной политики, которая сделала бы невозможным повторение июльского инцидента. Наша институция открыта к диалогу с сообществом, и мы осознаем необходимость этого диалога. На прошлой неделе в «Арсенале» прошла непростая Ассамблея творческих работников, и я уверена, что это только первый шаг на пути восстановления доверия сообщества к нашей институции. Поэтому нам стоит, на мой взгляд, сосредоточиться на конструктиве, а не разбредаться по партиям, «сектам», флангам и проч., бойкотируя друг друга до бесконечности и ослабляя тем самым и так недостаточно развитую художественную среду. И осознать, что институциональная критика сама по себе — занятие очень важное и правильное, но когда она превращается в сублимирование реального политического действия, этот процесс приобретает уродливые формы невротичной аутодеструкции.

Мария Линд

куратор, критик, директор Tensta Konsthall, предположительный куратор II «Арсенале»

Без комментариев.

Понравился материал? Помоги сайту!