Бükü: «Как раз во времена конфликтов нужно продолжать общаться»

В московской галерее «Триумф» подходит к концу выставка Transmission — Young Leipzig Artists in Moscow, кураторами которой выступают Ольга Вострецова и Кристина Семенова — создатели арт-резиденции Бükü — Büro für kulturelle Übersetzungen («Бюро культурных переводов») в Лейпциге, куда активно приезжают художники из бывших республик СССР. Выставка посвящена живописи, вернее, размышлению о сегодняшней роли живописи. Несмотря на название, среди участников проекта — художники не только из Лейпцига, но и из России. Создатели Бükü рассказали о живописи, переносе и роли культурных институций во времена конфликтов.

— Почему именно живопись?

Кристина Семенова: Художественная сцена города Лейпциг — это, по сути, сплошная живопись. Старая лейпцигская школа, Новая лейпцигская школа и т.д. И получается, что везде, во всех выставочных пространствах, коммерческих и некоммерческих, поддерживается живопись. Многие называют этот город Меккой живописцев — очень много художников со всего мира приезжает сюда. Считается, что в других городах Германии живопись как жанр себя исчерпала. Здесь же живописцы чувствуют себя вольготно, потому что само сообщество сравнительно небольшое и можно легко получить доступ к выставочным пространствам.

Наша идея была другой — подумать с кураторских позиций о живописи как медиуме, о ее перформативности, ее расширении. Изначально мы были в диалоге с Владимиром Потаповым (который не только создает живопись, но и теоретизирует об этом медиуме. — Ред.) и заметили, что есть пересечения. В Лейпциге мы делали годовой кураторский проект, в рамках которого пытались поставить вопросы о современной живописи, а в Москве, оказалось, происходит дискуссия на ту же тему.

Ольга Вострецова: Может быть, сила живописи заключается не только в полотне, выставленном в галерее. Современная живопись очень сильно связана с экспериментом, теоретическими размышлениями. С одной стороны, живопись часто рассматривают как коммерческое искусство, которое выставляется исключительно на продажу, но с другой стороны — она встречается в социально ангажированной сфере. Мы хотели показать живопись из Лейпцига, но все же отстраниться от того, что маркировано Новой лейпцигской школой, а то обычно из Лейпцига ждут либо фигуратива, крупноформатных холстов, мрачной фантасмагории, либо, наоборот, чего-то абстрактно-архитектурного вроде Давида Шнелля. Но те художники, которых мы привезли, — класс Хериберта Оттерсбаха — показались интересными тем, что у них у всех разные темы и работы, разные увлечения, разный взгляд. Эта выставка в Москве — продолжение проекта, который мы начали в Лейпциге уже год назад. Он назывался Backstage Painting. И там как раз нас больше всего интересовала так называемая гримерка художника; там были и завершенные работы, и работы в процессе, и смежные, междисциплинарные жанры...

Семенова: Ничего по сути в нашей деятельности не было связано с живописью. Backstage Painting — первый проект такого рода, в ходе которого в нашем пространстве прошло шесть персональных выставок — живописных, но опять же перформативного, процессуального характера. Каждая из них длилась по неделе. После этого нас стали спрашивать: вы живописью занимаетесь? И нам захотелось охарактеризовать нашу кураторскую позицию по живописи: ведь здесь, в России, дискуссия очень живая, и нам не хотелось делать что-то другое, отгораживаться от локальной ситуации. Важно также было немного отгородиться от коммерческих галерей, которые делают выставки просто на продажу, без дискурсивного подхода. Ведь если подходить к живописи с кураторских позиций, это может быть очень интересно.

Вострецова: С живописью это был эксперимент. Но что касается нашего пространства, мы стараемся не ставить границы, заборы, разделения: вот живопись — она здесь, вот графика — она здесь, вот видео — оно здесь и т.д. Нас больше интересует постмодернистское смешение культур и жанров.

— Вы сказали про живой разговор о живописи: именно поэтому вы решили добавить к выставке теоретическую часть?

Вострецова: Мне кажется, у нас внутри выставки уже подход виден. У нас нет параллельной программы.

Семенова: Да, мы не разделяем на некий показ — репрезентацию — и дискурсивно-образовательную программу.

Мы хотели показать живопись из Лейпцига, но все же отстраниться от того, что маркировано Новой лейпцигской школой.

— Легко ли вам было найти общий язык с художниками и художникам между собой? Я, конечно, могу судить только по российским участникам, но это люди с очень разными взглядами на живопись и на искусство в целом, кураторство в том числе.

Семенова: Наше пространство называется «Бюро культурных переводов», и нам очень важно увидеть разные подходы, разные прочтения. Это то, что нас интересует и в искусстве, и в кураторском подходе. Работы художников никогда не бывают стабильны: например, те полотна, которые мы показываем здесь, перенося в другой исторический контекст, меняют свое значение. Нам интересно понять, как восприятие и эти значения меняются. Это и есть гибридность культуры, о которой мы говорим в описании нашего проекта. Для нас это вызов — общаться с разными художниками.

Стоит добавить, что Новая лейпцигская школа была сильно завязана на немецкую идентичность. Но если сейчас посмотреть на художников, обучающихся в Лейпциге, и на тех, кто участвует в нашем проекте, то это люди со всего мира.

Вострецова: Культурный перевод — это понятие из постколониальных теорий. И речь там идет о диалоге со снятием иерархий. Если совсем примитивно выразиться, никто не говорит о том, что хорошо, а что плохо, есть возможность иметь свое собственное представление о живописи или кураторстве и при этом влиять друг на друга без желания как-то исправить.

— А как появилось ваше «Бюро культурных переводов»?

Вострецова: Если коротко, то мы с Кристиной познакомились, когда я училась, а Кристина собиралась учиться на отделении культуры кураторского поля (Cultures of the Curatorial) в Лейпцигской академии визуальных искусств. Это сравнительно небольшое отделение.

Семенова: Это post-graduate studies, то есть в некотором роде повышение квалификации после того, как уже где-то отучился. На этом отделении объединяются теория и практика, это рефлексия о твоей кураторской практике: читаешь разные тексты, все тот же междисциплинарный подход, а группа складывается из художников, кураторов и других специалистов в своих сферах из разных стран. Общаясь в группе, ты учишься разным подходам и что-то для себя берешь.

Вострецова: Кураторское поле понимается очень широко — курировать можно не только в современном искусстве. Несмотря на это, мы больше фокусировались именно на выставках.

И вот после нашего знакомства мы сделали общий проект, который нам обеим был очень близок и интересен.

Семенова: У нас есть художественный центр Spinnerei в помещении старой прядильной фабрики, закрывшейся лет 15 назад. Там много галерей. И мы переосмысляли это пространство скорее не как институциализированное (мы не работали ни в одной из галерей), а как публичное, открытое для всех, и пригласили художников, в основном из Восточной Европы, чтобы они вместе с нами создали альтернативную карту этого места. В этом центре проходят галерейные туры, и у посетителей, которые туда приходят, всегда одна цель, поскольку маршруты уже проложены через одни и те же галереи. И поскольку мы с Олей делаем другие проекты, нам показалось, что мы об этой территории знаем больше: например, какие-то другие проходы — вся фабрика ими, как катакомбами, соединена. К тому же у места есть своя история, прошлое и настоящее, люди, работавшие там и работающие сейчас. В итоге мы сделали карту, с помощью которой можно было увидеть site specific работы. Нам, конечно, приходилось согласовывать наш проект с дирекцией центра, но тем не менее это была своего рода апроприация пространства.

Мы хотели бы делать выставки, которые бы трансформировались в другие выставки.

Вострецова: Для нас это стало первой большой коллаборацией. А мы к тому же не очень заинтересованы в индивидуальном кураторстве. Нам интереснее работать в диалоге, в сотрудничестве. Сейчас это одна из наиболее адекватных форм кураторства — посмотрите на группу WHW. Все проекты, которые мы сделали за два года, сделаны совместно. Бывает, мы приглашаем еще сокураторов.

Семенова: Вот в наш осенний проект «Три и больше» мы зовем третьего куратора. Это будут три выставки, объединенные одной темой.

— Основная база Бükü — Лейпциг? То есть выставка в Москве — это немного случайный выход за пределы Лейпцига?

Вострецова: Сложно сказать. Наша резиденция существует всего один год. И пока мы просто живем в Лейпциге.

Семенова: Для нас важно локальное и глобальное соединять. Сейчас мы создали базу, куда приезжают художники с постсоветского пространства. Нам было очень интересно представлять город, его историю и сцену художникам из России, Грузии и Армении, делать возможным диалог между ними и лейпцигскими художниками. Но для нас изначально важен транскультуральный праксис. Это все вопрос ресурсов. Конечно же, мы хотели бы делать выставки, которые бы трансформировались в другие выставки, а не то что сделать выставку и возить ее в готовом виде по городам. Важно что-то менять, делать перенос. Нынешний проект в Москве — это первый проект вне Лейпцига.

Вострецова: С другой стороны, Кристина побывала в резиденции в Загребе, и теперь мы готовим похожий проект, связывая Хорватию и Германию. В прошлом году мы были в Тбилиси и теперь думаем, что можно сделать там...

Семенова: Но мы получаем здесь гранты, чтобы устроить поездки и проживание в Лейпциге художников с постсоветского пространства, в обратную сторону сделать это сложнее.

— А нынешняя политическая ситуация вам усложняет работу или нет?

Вострецова: Мы считаем, что это часть нашей задачи — работать в таких условиях. Как раз во времена конфликтов нужно продолжать общаться. У нас только что прошел закончившийся выставкой проект, который назывался «Третье пространство»: это, по сути, синоним культурного перевода. В нем участвовали и российские художники, и украинские, и грузинские. И тему конфликта мы артикулировали.

Семенова: В этом проекте нашей задачей было разобраться в природе пограничных конфликтов. Естественно, упор был на Украину и то, что сейчас там происходит.

Вострецова: Мы стараемся не занимать жесткие позиции, хотя у каждой из нас есть свое личное мнение в отношении тех или иных событий. Но в нашей кураторской практике мы убираем личное-эмоциональное, мы скорее занимаемся медиацией. Главное — позволить существовать общественному диалогу.

Семенова: И мы считаем, что объекты искусства говорят — так же как и мы. У них есть голос, и они занимают какую-то позицию. Особенно это видно на выставке внутри экспозиции. Нашу выставку про пограничные конфликты мы бы очень хотели показать в Киеве и Москве. Мы работали с художниками полгода, у нас вырос коллектив, мы научились находить общий язык, да и выставка получилась интересной.

Вострецова: Наша первая выставка (это был Александр Повзнер) прошла в мае 2014 года. Только что случилась аннексия Крыма — в марте. В марте же мы оформили юридически наше «Бюро». И такое совпадение по времени, как мы тогда думали, могло повредить существованию нашей резиденции, потому что мы обе — гражданки России. Но оказалось все наоборот — это был удачный момент. Нас поддержала мэрия Лейпцига, они были рады адекватному российскому присутствию. В общем, какой-либо дискриминации мы не ощутили.

Семенова: Да, наши выставки очень хорошо посещают. Мы видим интерес к диалогу.

Понравился материал? Помоги сайту!