Я — «бандеровец»

За последние несколько месяцев представления о границах возможного разбивались вдребезги много раз. Когда противостояние на майдане только начиналось, я говорила: «Не может быть, они не пойдут силой, им не нужен международный скандал». Проходила неделя, и применялась сила. Потом я говорила, что да, они применяют силу, но наверняка не допустят жертв, — прошло немного времени, и на майдане появились первые погибшие. Потом все понимали, что майдан скорее всего разгонят силой, с тревогой следили за событиями в Киеве, но происходило что-то непонятное: «Беркут» шел на жесткий штурм и внезапно отступал. Снайперы, стреляющие с крыш зданий по людям? Нет, этого никто не предполагал: такого не может быть в реальности.

Люди — вне зависимости от своих политических убеждений, образования и языка — плакали перед экранами телевизоров. Мне не раз приходилось слышать об этом от совершенно разных людей. Плакали за погибших, но, думаю, и от потрясения: ОТТОГО, что такое вообще может происходить. Не в кино, не в абстрактных «горячих точках», а в самом центре Киева, где многие из нас бывали, гуляли, сидели в кафе. И вдруг мы сами стали этой «горячей точкой».

После «снайперов» все перевернулось с ног на голову. Те оголтелые противники киевского майдана, кто еще несколько дней назад кричал в гневных порывах: «Раздавить майданутых, они поломали такой красивый Киев и испортили всю брусчатку», — вдруг изменили свою риторику и так же гневно стали высказываться в адрес тогда еще действующего президента.

Внезапно, неожиданно для всех, президент сбежал. Утром в субботу экраны телевизоров пестрели кадрами из Межигорья, демонстрировавшими зашкалившую и безвкусную роскошь, в которой жил экс-«гарант».

В этот же день в Харькове был назначен странный съезд депутатов всех уровней юго-восточных областей. Те, кто внимательно следил за происходящим, понимали, что два этих события связаны, — да и вскоре прошел слух, что Янукович находится где-то под Харьковом. Но съезд почему-то получился совершенно клоунским и бессодержательным. Мы поняли, что план по отделению юго-восточных областей сорвался, но не понимали почему.

Очень скоро Верховная рада отстранила Виктора Януковича. Киев ликовал. В Харькове в этот день собрался самый большой митинг в поддержку Евромайдана за все время — закончился он на центральной площади города. Звучали призывы разрушить памятник Ленину — революционная эйфория.

Для многих, кто в последние месяцы жил в напряжении и постоянной тревоге, этот день стал днем освобождения и радости. Нет, не по поводу того, что свергнут режим, и не по поводу победы справедливости — в последнее уж точно мало кто верит. Просто потому, что теперь наконец все будет спокойно. Реальность опять получит очерченные границы — да, другие, поскольку по-прежнему уже не будет никогда. Это был огромный порыв к восстановлению порядка, работе, к тому, чтобы уйти с головой в мирные повседневные заботы.

У других, особенно у тех, кто не осознавал серьезности ситуации раньше, наоборот, наступило время тревоги. Когда после произошедших событий я зашла в одно учреждение, среди сотрудников царила напряженная тишина, воздух будто бы звенел. Никто не улыбался. Все боялись. Все разговоры были только о том, что произошло. Страх перед «бЕндеровцами», которые вот-вот придут, перед запретом русского языка (кто-то краем уха слышал, что в Раде отменили какой-то языковой закон), перед тем, что даже мизерной зарплаты в 150 долларов — и той больше не будет. Но потом прошло несколько дней, люди стали успокаиваться и втягиваться в повседневную жизнь. На площади оставались защитники памятника Ленину — это вызывало скорее улыбку, чем реальные опасения: защита символов СССР в 2014 году — не абсурдно ли?

В то же время в личной беседе мой знакомый предположил, что теперь начнутся беспорядки в восточных областях. Я не согласилась с этим, поскольку знаю, что люди у нас действительно политически пассивны. Очень многие считают, что от них ничего не зависит, многие пассивно подчиняются действующей власти, какой бы она ни была. То активное меньшинство с пророссийскими настроениями вряд ли могло существенно повлиять на ситуацию и создать беспорядки в городе.

Видимо, это понимали не только мы: именно поэтому 1 марта наши границы возможного были разрушены еще раз.

Еще один обычный субботний день. Первый день весны. Я возвращаюсь домой с работы и устраиваюсь за ноутбуком, по привычке открываю новости и включаю стрим местного информационного агентства «Медиапорт». Идет трансляция с площади Свободы. Попадаю на последние 30 секунд эфира, когда видно, что какие-то люди наступают на здание администрации, а потом слышно что-то похожее на выстрелы. Трансляция прерывается. Что это? Мы звоним друг другу. Узнаем последние новости. Видим поставленных на колени людей, которых волоком вытащили из здания администрации. Видим фотографию окровавленного Жадана. Картинки смешиваются, реальность снова трещит по швам. Кровавая бойня в центре Харькова. Унижение людей, девушкам плюют в спины, оскорбляют, людей ставят на колени, избивают под лозунгами борьбы с фашизмом… С участием наемников из соседней (дружественной) страны.

Все это напоминает старый анекдот о пионере Вовочке, который переводил бабушку через дорогу. «Что, всем классом переводили?» — «Ну да, она же сопротивлялась».

Кто эти люди, которые стали катализатором агрессии? Буквально в тот же день находим страницу москвича «ВКонтакте», который повесил на здание нашей администрации российский флаг. Появляется информация о приезжих агрессивно настроенных россиянах. Верим сразу. Действительно, местными силами устроить агрессию, равных которой у нас никогда не было, просто не получилось бы в силу характера населения. Тут нужны были приезжие, которых вскоре прозвали «русскими туристами». Они стали катализатором. И они продолжают работать. Только что, в момент, когда я пишу это, прекратилась трансляция стрима с митинга возле памятника Шевченко в Харькове, где выступал Виталий Кличко. Были слышны разрывы петард. Через дорогу от памятника стояло человек 100—150 с российскими флагами. Не было заметно, чтобы милиция вмешивалась.

Говорят, что собираются «переодевать» «туристов» и устраивать провокации от имени «Правого сектора». Чувствуется школа советского КГБ, которую прошел известно кто. Вспоминаем историю: советские спецслужбы от имени ОУН-УПА на Западной Украине устраивают провокации против местного мирного населения. Результаты провокаций используются в пропаганде.

«Пропаганда» сейчас — основное слово, не сходящее с языков. Наибольшую личную реакцию у меня вызывают инструменты российской пропаганды и местной пропаганды антимайдана. Не буду говорить о сфабрикованных сюжетах российского ТВ с тысячами беженцев с Украины, которых на самом деле нет, о зверствующих «бандеровцах», которых тоже нет, и так далее. Группа «Антимайдан» «ВКонтакте» — шедевр этой пропаганды. Тот факт, что местные жители пошли защищать символ/памятник Ленину, перестает казаться таким уж абсурдным. В этой группе — и фото советских офицеров, и флаг УССР, и фото Сталина с подписью вроде «Где та страна, что я вам оставил?», и фото советских аппаратов с минеральной водой, подписанное примерно так: «Помните, как никто не воровал стакан?», и радостные пионеры в солнечном свете. Кроме советской риторики очень сильна риторика имперская: великая Россия, империя, великий и могучий русский язык, единство славянских народов. Еще один инструмент пропаганды — обращение к низшим эмоциям, разжигание ксенофобии, тут же — использование образов советской пропаганды (страшные мифические «бандеровцы», украинский национализм как пугающее явление и так далее). Все эти инструменты достигают своих мишеней и работают.

Борются ли антимайдан или пророссийски настроенные граждане за что-то? Или только против чего-то? Склоняюсь ко второму. Они против перемен. Любых. За консервацию ситуации. За почву под ногами и чувство стабильности, которое дает им принадлежность к СССР или новой Российской империи. Против непонятных новшеств, против «разлагающегося Запада». Как странно, что даже сейчас, когда у многих родственники живут в Европе, в США, советская пропаганда продолжает приносить свои плоды. Продажная Америка, гнилая Европа, «тупые американцы», у которых почему-то есть одни из лучших университетов в мире и нобелевские лауреаты, — все эти клише переполняют головы наших сограждан и толкают их, как мне кажется, к совершению одной из самых больших исторических ошибок.

Неосоветская пропаганда работает. Она находит отклик у тех, у кого на бессознательном уровне сохраняются советские «коды» и «матрицы». Такое впечатление, что поклонников «Российской империи», позиция которых несколько отлична от советской, все же меньше.

Если и есть сейчас какой-то конфликт мнений, то это не разделение западного и восточного, национального и пророссийского. Это взаимодействие в одном поле двух типов сознания, очень разных, и один из этих типов — сознание «совка». При этом «совок» скрытый, бессознательный, а не явный. Это «совок» боится появления миллиона «бандеровцев», которые якобы откуда-то едут и вот-вот приедут и всех захватят, кто защищает символику «совка», вокруг кого концентрируется «совковая» стилистика, это «совок» пассивно подчиняется всему и всегда и говорит, что от нас никогда ничего не зависит. Сейчас все это очень видно: в критических ситуациях то, что в обычные будни сглажено, проявляется очень ярко.

Реальность катастрофически быстро изменилась. Привычные ее границы были стерты, и мы приготовились к тому, чтобы определить новую реальность в новых границах. Все представления о предыдущей реальности внезапно перестали работать. После снайперов казалось, что достигнута граница возможного, дальше — пропасть, тьма, вакуум. Поэтому, когда мой коллега по работе в первые дни победы майдана и где-то за неделю до введения российских войск очень спокойно предположил такой ход развития событий, я рассмеялась и сказала ту же фразу: «Этого не может быть. Они не пойдут против всего цивилизованного мира».

На самом деле ни я, ни большая часть моего круга общения реально не оценивали той степени вовлеченности России в дела нашей страны, которая имеет место быть на самом деле.

1 марта, после решения Совета Федерации о введении войск на нашу территорию, мир рухнул еще раз.

Оказывается, нас, русскоговорящих граждан, хотят от кого-то защитить. Очень странно. Кто просил? Кто нас ущемлял? За последние пять лет я четыре раза была во Львове, один раз в Тернополе и один раз в обычном украинском селе, расположенном в Тернопольской области. Ни разу я не видела «бандеровцев», ни разу не ощутила на себе дискриминации по языковому признаку. Находясь во Львове, Тернополе и Тернопольской области, я говорила на русском языке со всеми людьми, с которыми мне приходилось пересекаться, в том числе в магазинах, транспорте и кафе. В результате этих поездок у меня появились прекрасные знакомые и приятели, живущие на западе нашей страны. Ни разу я не ощутила агрессии, всегда мне отвечали вежливо. При общении с моими знакомыми из Львова у нас обычно происходил двуязычный диалог — когда они говорили по-украински, а я по-русски. Во Львове на презентацию моей книги, написанной на русском языке и изданной в московском издательстве, пришло столько же людей, сколько в Харькове и Москве. С украиноязычными коллегами мы неоднократно проводили литературные вечера, где читали стихи на украинском и русском языках и переводы стихов друг друга. В рамках наших возможностей мы всегда выступали за сближение и взаимодействие украиноязычной и русскоязычной культур Украины. О Западной Украине после поездок туда у меня остались самые хорошие впечатления — это чистые, культурные города, населенные вежливыми и доброжелательными людьми. Единственная угроза, которая существует в данный момент, — это развернутая война с РФ.

— Видишь бандеровцев? — Нет. — А они здесь есть. — Видишь русских военных? — Да. — А их здесь нет.

Такого единения самых разных людей в порыве осуждения действий РФ я не видела никогда. Все те, кто был по каким-то причинам неприязненно настроен друг к другу, начали общаться, созваниваться, обсуждать происходящее, просто узнавать, как дела. Такого страха и разочарования среди людей, обычно пассивно настроенных, я тоже никогда не видела. Особенно те, у кого «хата с краю», — то есть живущие в Харьковской области, на границе, стали очень волноваться, что «это коснется и их». Всем понятно, что коснется всех. Появилась масса обращений к Владимиру Путину — с просьбой прекратить интервенцию. Все это напоминает старый анекдот о пионере Вовочке, который переводил бабушку через дорогу. «Что, всем классом переводили?» — «Ну да, она же сопротивлялась». Пионеру все это сопротивление нипочем. Ни осуждение всего мира, ни реальная ситуация в восточных областях его, похоже, не волнуют. Он планомерно разрабатывает свой сценарий, суть которого известна только ему одному. Мы же можем только предполагать.

С 1 марта изменилась наша речь. Теперь мы строим планы только с добавлением «если». «Если все будет хорошо», «если не будет войны». Конструкция «если доживем» из речи почему-то исчезла: видимо, ее обыкновенно полушуточный характер теперь выглядит совсем уж нешуточным.

Патриотическая волна поднялась не на шутку. Многие внезапно ощутили любовь к своей земле. Еще один слом привычных границ — для нас, когда Россия вдруг становится врагом. Как это может быть? Абсурд. Россия, где живут наши друзья и родственники, вдруг становится источником опасности, агрессором, оккупантом, разворачивает поражающую своей масштабностью информационную войну против Украины и украинцев, нагло лжет, ухмыляется своей наглости, прикрывается абсурдными аргументами и продолжает следовать своему плану. У многих возникли ассоциации с Германией 1938 года. Та же риторика, те же национальные интересы, которые вроде бы необходимо защищать. Многие вспоминают присоединение Австрии к Германии и присоединение Эстонии к СССР. Очень похоже. Дежавю.

Моя подруга родом из Хабаровска, которая толком не знает украинского языка и много лет живет и работает в Харькове, вдруг начинает бить себя в грудь и говорить: «Я бандеровец, если вы так это называете». Я, почитав комментарии к нашему Обращению харьковских писателей против ввода войск на странице «Эха Москвы» в Фейсбуке, долго не могу прийти в себя: обычные люди пишут, что мы предатели, бандеровцы, что за эту бумагу нам заплатили, что мы фашисты.

Если бандеровец — это человек, который выступает против лжи, агрессии, нарушения всех возможных международных норм, за свободы и права человека, за современные европейские ценности и у которого есть хотя бы толика патриотизма, — то да, я — бандеровец. И тут таких много — бандеровцев, говорящих по-русски.

В последние дни здесь мы можем наблюдать очень быстрое становление новой идентичности — русскоязычного украинца, который совсем не менее настоящий, чем украиноязычный. И если раньше границы этой идентичности были либо размыты, либо вовсе не просматривались, то теперь они видны достаточно четко.

Рушатся не только границы человеческой, субъективной реальности, но и все те нормы, которые определяли общий миропорядок в последние годы. Оказывается, можно легко и просто ввести войска в соседнюю мирную страну, прикрывшись вымышленными причинами, продолжать упирать на эти причины — при том что абсолютно все видят их ложный характер, представлять письмо некоего гражданина с просьбой о введении войск, говорить, что этот сбежавший из страны гражданин — президент. Мне очень нравится анекдот, который распространился в последнее время, характеризующий происходящее: «Видишь бандеровцев? — Нет. — А они здесь есть. — Видишь русских военных? — Да. — А их здесь нет». Градус абсурда зашкаливает. Кафка уже просто не попадает. Сюрреалисты отдыхают.

Каждую ночь мы ложимся спать с осознанием, что завтра можем проснуться и увидеть на наших улицах хорошо организованную «самооборону», состоящую из военнослужащих Российской Федерации. Ведь не просто так происходят все эти провокации и агрессивные действия в Донецке, Луганске, Харькове. Есть предположение, что Янукович должен был обратиться к «братской державе» с просьбой ввести войска еще в тот день, когда здесь, в Харькове, проходил съезд депутатов всех уровней. Еще тогда должна была возникнуть какая-то новая страна на месте юго-восточных областей Украины. Мне кажется, от этого сценария те, кто пытался его внедрить, еще не отказались. Но могли ли они предположить, что здесь этот сценарий не встретит такой уж большой поддержки среди населения? Мы верим в лучшее, но готовимся к худшему. Пока что никто не знает, что будет завтра. Но теперь известно одно: может быть все. Даже то, чего по определению быть не может.

Понравился материал? Помоги сайту!