Новая работа Большого театра — «Билли Бадд», едва ли не самая важная из 14 опер Бенджамина Бриттена. Она была написана в 1951 году, премьера прошла в лондонском Ковент-Гардене. Несмотря на то что в нашей стране музыка британского классика была на довольно-таки льготном положении (и радикализмом не грешила, и продвигали ее такие люди, как Шостакович, Рихтер, Ростропович и Вишневская), на российской сцене «Билли Бадд» впервые появился только уже в новейшее время, в Михайловском театре. Нынешняя премьера — вторая попытка поселить у нас эту безотрадную красоту, весьма удачная. Из премьерной серии осталось два спектакля — сегодня и 1 декабря, следующая серия — в феврале.
В основе либретто, сочиненного известным британским писателем Э.М. Форстером и продюсером Эриком Крозье, — роман американского писателя-мариниста XIX века Германа Мелвилла (главным творением которого является притча о морском чудовище «Моби Дик»). «Билли Бадд» не похож на все остальные оперы, прежде всего, потому, что в нем вообще нет женских голосов. Место действия — британский военный корабль, замкнутый мужской мир, внутри которого тлеют разнообразные страсти.
Мятежно-военный 1797 год двигает фабулу. Но единственная тема здесь — никакая не Французская революция, а война добра со злом, в которую втянуты три главных героя. Молодой, простодушный, добрый, сильный и прекрасный матрос Билли Бадд, не знающий своих родителей, — аллегория добра, невинности и даже святости, Парсифаль XX века. Его заикание — символ безответности — подводит его в решающий момент. Джон Клэггарт, выполняющий на корабле полицейские функции, — образцовый злодей, свое эротическое влечение к Бадду предпочитающий обратить в ненависть. Капитан Вир — самая сложная роль (она была написана Бриттеном для его многолетнего партнера в жизни и творчестве, тенора Питера Пирса); этот персонаж, испытывающий к молодому матросу отеческие чувства, должен выбирать между человеческой правдой и военным законом, между добром и злом, между жизнью и смертью. И, зная о невиновности Бадда, он тем не менее не противится смертному приговору, отправляет юношу на заклание.
© Дамир Юсупов / Большой театр
Здесь много христианских метафор, которые то и дело проступают сквозь подробное описание морского быта и корабельную терминологию (все объяснения которой можно найти в выдающемся буклете, сопровождающем спектакль). Морская и военная романтика максимально затушевана, вместо нее пацифисты Бриттен и Форстер заполняют оперу тягучим ужасом и отвратительными жестокостями, превращая ее в страстное гуманистическое высказывание.
Режиссер Дэвид Олден (его брат-близнец Кристофер четыре года назад поставил в театре Станиславского и Немировича-Данченко другую оперу Бриттена, вызвавшую немало волнений, — тот самый «Сон в летнюю ночь») подхватывает идеи авторов. Моря и прочих красот в постановке нет, есть клаустрофобские помещения (сценограф Пол Стейнберг, художник по свету Адам Силвермен): блистающая белизной каюта капитана Вира, темные, давящие трюмы с матросами, тюфяки для спанья, в свернутом виде служащие защитой от пуль, куски пемзы для отдраивания палубы, канаты, один из которых в итоге станет виселицей для Билли Бадда. Сцены драк ставила режиссер сценического боя Джессика Джексон-Смит. Художница по костюмам Констанс Хоффман вдохновлялась «Броненосцем “Потемкин”» Эйзенштейна.
© Дамир Юсупов / Большой театр
Хотя Вир поступил в соответствии с законом, режиссер однозначно считает это поражением и отказывает ему в прощении: благословение, которое посылает капитану молодой матрос перед казнью, в спектакле звучит скорее издевательством, свой белоснежный мундир Вир меняет на черный балахон измученного старца и в самом финале утыкается в еще более черную стену. Путь к свету для него закрыт. Возникает незапланированная аналогия с Гришкой Кутерьмой из амстердамского «Китежа» Чернякова, потому что оба персонажа придуманы под одного и того же очень выразительного исполнителя — британского тенора Джона Дашака (он нам не чужой еще и потому, что поет Сергея в новой «Катерине Измайловой» Туминаса в Большом).
Осваивая непривычный оперный стиль, Большой театр снова использовал примерно тот же механизм, что и с прошлогодней генделевской «Роделиндой». Спектакль, в котором, вопреки местным традициям, всего один состав исполнителей, значится копродукцией с Английской национальной оперой (там премьера состоялась в 2012 году) и Немецкой оперой Берлина. Декорации, размещенные на Новой сцене Большого театра, приезжие. Оркестр и хор свои. Западные солисты аккуратно перемешаны с русскоязычными, среди которых главное открытие — молодой и обаятельный минско-киевско-франкфуртский баритон Юрий Самойлов, замечательный Билли Бадд, звезда постановки. Из рядов Большого театра заметнее всего оказался Богдан Волков с отличным легким бриттеновским тенором — он исполняет партию молодого матроса по кличке Новичок. Злодея Клэггарта с увлечением поет бас-баритон Гидон Сакс (родился в Израиле, вырос в Южной Африке, учился в Лондоне, работает по всему миру). Легендарный британский бас старшего поколения Роберт Ллойд мудро украшает спектакль в роли старого моряка, именующегося Датчанином.
© Дамир Юсупов / Большой театр
Мужской колорит оперы нисколько не ведет к монотонности. «Билли Бадд» — это одна из самых красивых и музыкально увлекательных оперных партитур XX века с предельным многообразием тембров и фактур, тончайшей камерной лирикой, мощными хоровыми сценами и чарующими оркестровыми интерлюдиями. Уверенно и чутко управляет кораблем с бриттеновской музыкой хорошо знакомый московской публике и любимый ею маэстро Уильям Лейси (его московский дебют состоялся как раз в том самом «Сне в летнюю ночь»). И как бы ни был черен вывод режиссера, музыкальная часть постановки дарит одно сплошное счастье.
Понравился материал? Помоги сайту!