В то время как в топе культурных новостей находятся Серебренников, «Нуреев», «Матильда», диссертация Мединского и кажется, что мир сошел с ума, в Большом театре одержана победа разума. В его репертуаре теперь есть продукция одного из самых умных, виртуозных, смелых и важных режиссеров нашего времени — британки Кэти Митчелл. Которая выполнена с надлежащей запредельной тщательностью. А также снова появилась опера Генделя — после уже пожившей здесь пару сезонов успешной «Роделинды» теперь на Новой сцене идет «Альцина», в музыкальном отношении еще более убедительная.
Только не надо расслабляться по поводу слова «идет». Запланировано всего четыре блока спектаклей в течение двух сезонов, это очень штучный товар.
«Альцина» — копродукция Большого театра с оперным фестивалем в Экс-ан-Провансе, где ее премьера состоялась летом 2015 года. В силу имени режиссера и звездного кастинга (прежде всего пары Патрисия Петибон — Филипп Жарусски) спектакль сразу стал культовым и обязательным для просмотра хотя бы в пиратской сети. На сцене — фирменная митчелловская двухъярусная конструкция в разрезе (сценограф Хлоя Лэмфорд), фирменные молчаливые слуги-ассистенты в черном, фирменная множественность точек зрения.
© Дамир Юсупов / Большой театр
Центральное парадное пространство — будуар с большой кроватью для максимально разнообразных эротических игр, к которым призывают и изобретательные генделевские рулады, и утомительная вечная молодость двух здешних обитательниц — сестер-колдуний Альцины и Морганы. Всякий раз, покидая спальню, обе тут же оказываются седыми, усталыми, но хорохорящимися старухами с дряблыми руками, расплывшимся телом. Митчелл откровенно любуется их грустной вечностью, их темным, сжатым, пыльным, старушечьим пространством с ящичками, шкатулочками и обязательной сигаретой. На верхнем этаже — убогая машина по превращению надоевших любовников в зверей и птиц. Человека кладут на ленту, как чемодан в аэропорту для проверки на взрывчатые вещества, мигает лампочка, на выходе — уже готовое чучело. Как выясняется к финальному хеппи-энду — обратный процесс тоже возможен. Приспособления из магазина «для взрослых», которые используют сестры во время любовных утех, и чудеса второго этажа поначалу скорее веселят. Но постепенно основной эмоцией спектакля становится сочувствие, переживание чужой боли и тоски, а хеппи-энд оказывается сильно подпорченным. Понятно, что симпатии Митчелл на стороне злых, сложных и страдающих старух-волшебниц, а не противостоящих им правильных молодых отличников.
© Дамир Юсупов / Большой театр
Вся эта история точно перенесена и в московский спектакль (сама Митчелл на постановку не приехала, над копией работали ее ассистенты — такова современная оперная реальность). Так что московская премьера в каком-то смысле уже не имеет премьерной остроты, зато является серьезным экзаменом для театра — его постановочной части, оркестра, хора, специалистов по кастингу.
Оркестр Большого театра (точнее — его спецотряд, сочувствующий барочной музыке) отдан в руки опытного итальянского старинщика, клавесиниста, органиста и дирижера Андреа Маркона, подкрашен лютней, теорбой, клавесином и колоритными духовыми и выглядит очень счастливым. Из эксовского состава певцов сохранилась только сербская меццо модельной внешности Катарина Брадич в роли Брадаманты, разыскивающей в царстве Альцины своего пропавшего жениха. Она одинаково хороша как в мужской военной форме, так и в красном платье и на каблуках, не мешающих ей прятать пистолет под чулочной резинкой. Остальные солисты новые, собранные со всего мира. На роль импозантного контратенора Руджеро, за сердце которого борются Брадаманта и Альцина, нашли техничного австралийца Дэвида Хансена. На не по-детски серьезную дискантовую партию мальчика Оберто, мечтающего найти и расколдовать своего отца, раздобыли отличного Алексея Кореневского из Гнесинской школы. Для публики он, пожалуй, даже большее чудо, чем контратенор.
© Дамир Юсупов / Большой театр
В сложнейшей заглавной партии уверенно держится миниатюрная американка Хизер Энгебретсон. Гендель сочинил совершенно необычную для своего времени роль — большого объема и противоречивости. Диапазон переживаний Альцины — от холодного кокетства и надменной капризности до бездонного страдания, когда она понимает, что потеряла свою единственную настоящую любовь. И Энгебретсон — по крайней мере, начиная с великой арии «Ah! Mio cor! Schernito sei!» («Ах! Мое сердце! Ты поругано!») — заставляет прекратить горевать, что перед нами не Петибон.
Но главным открытием московской постановки стала солистка местной труппы Анна Аглатова, хорошо известная в каком угодно репертуаре, кроме генделевского. Ее сочное и яркое исполнение партии Морганы, так же как невероятной красоты соло виолончелиста Петра Кондрашина в оркестре, — серьезный аргумент в пользу импортозамещения.
Понравился материал? Помоги сайту!