11 сентября 2019Академическая музыка
218

Богдан Волков: «У меня какая-то склонность к таким “достоевским” персонажам»

Выбивающийся в звезды молодой тенор — о Томе Рейкуэлле, князе Мышкине, Чернякове и фильме «Антон тут рядом»

текст: Екатерина Бирюкова
Detailed_pictureБогдан Волков в «Сказке о царе Салтане»© Forster / La Monnaie

19 сентября театр Станиславского и Немировича-Данченко открывает 101-й сезон «Похождениями повесы» Стравинского в постановке знаменитого английского режиссера Саймона Макберни. Это совместная продукция с Нидерландской оперой и фестивалем в Экс-ан-Провансе, где премьера состоялась в 2017 году. В Москве за дирижерским пультом — Тимур Зангиев. В главной партии Тома Рейкуэлла — тенор Богдан Волков, до недавних пор украшавший труппу Большого театра, а теперь — успешный международный гастролер с пропиской в «Новой опере». Важная часть его творческого пути — работа в спектаклях Дмитрия Чернякова: Ленский в новом составе «Онегина» Большого театра, Антонио в берлинском «Обручении в монастыре» и Гвидон в брюссельском «Салтане». 24 сентября на сцене «Новой оперы» он участвует в церемонии награждения и концерте лауреатов премии Casta Diva, в которой для него придумали номинацию «Взлет».

— Вы получили премию Casta Diva в номинации «Взлет». Какие спектакли вы сами считаете самыми «взлетными»?

— Позапрошлый сезон весь был для меня взлет, потому что были четыре новые постановки в Большом: «Снегурочка», «Идиот», «Билли Бадд», «Манон Леско». А в прошлом сезоне взлет мало кто видел, но для меня это сейчас постановка номер один — «Сказка о царе Салтане» (Брюссель, La Monnaie, режиссер Дмитрий Черняков, дирижер Ален Альтиноглу).

«Идиот»«Идиот»© Дамир Юсупов / Большой театр

— Сыграть черняковского Гвидона сложно было?

— Очень. Я находился на сцене от начала до конца. Конечно, в тот момент ты не чувствуешь никакого истощения, изнеможения, ты это ощущаешь уже потом. У нас было девять спектаклей, почти все через день.

— В спектакле вам нужно было сыграть мальчика с аутизмом. Как Черняков работал с вами?

— Он сказал, что, если мне интересно — а мне, конечно, было интересно, — он может дать список фильмов, которые я бы мог посмотреть заранее. Не художественных. «Человек дождя» — это слишком красиво снято. Я смотрел документальные фильмы.

— «Антон тут рядом»?

— Да, это прежде всего. Это, я бы сказал, просто вывернуло мою душу наизнанку. После него у меня возникла идея сделать какое-то благотворительное мероприятие. Я связался с Любовью Аркус, мы поговорили, пока еще не встречались, но у них есть друзья фонда, музыканты — те же Алексей Гориболь, Леонид Десятников, — и мы сейчас думаем, как бы можно было это устроить.

— А раньше вы ничего не знали про этот фильм?

— Не знал. И вообще проблемой аутизма не интересовался. Моя информированность была на очень низком уровне. Отсутствие информации — серьезная проблема. В Европе с этим лучше. Аутизм — это же не болезнь, это особенность человека. Он сам закрыт в себе, плюс его семья ограждена от общества. Если бы мы были более информированными, то и им было бы легче жить, и мы были бы более сострадательными, и общество было бы, может быть, более открытым.

— Вы можете представить этот спектакль в России?

— Да. Я бы даже хотел, чтобы он здесь шел. Я очень рад, что русские любители оперы, которые приезжали к нам на премьеру, узнали про эту тему. Конечно, постановка не ради этого задумана. Но вот такой побочный положительный эффект.

— Ваши персонажи — Новичок в «Билли Бадде», князь Мышкин в «Идиоте», Гвидон, Том Рейкуэлл в «Похождениях повесы», — скажем так, не героические совсем, ущемленные чем-то…

— …и Ленский тоже.

«Обручение в монастыре»«Обручение в монастыре»© Ruth & Martin Walz

— Да, и Ленский, конечно. А вот Антонио в «Обручении в монастыре» совсем другой — очень жизнерадостный. Вам с кем легче, сложнее, интереснее?

— Ну да. У меня какая-то склонность к таким «достоевским» персонажам. Тем не менее на «Обручении в монастыре» я получал огромное удовольствие. У нас была потрясающая команда! Еще когда я учился в консерватории, я восхищался Виолеттой Урманой, не представлял, что с ней буду играть в одном спектакле. Она там как бы дает мне мастер-класс. А я играю восторженного «сыра», фаната. И это тоже часть меня. Антонио ближе мне, чем…

— …Мышкин?

— Ну, Мышкин есть в каждом человеке. Иногда мы все начинаем задумываться о справедливости, о добре, о зле. А Антонио — это просто взрыв позитива и восхищения. Но он все свои эмоции проецирует на один объект, не замечая, что вокруг есть другие люди — молодые, его возраста. Кстати, там же не все так просто в самом финале спектакля. Дон Жером все-таки закрылся в своем внутреннем мире, не захотел избавляться от своей аддикции к опере. Наоборот, еще больше в нее погрузился. Все эти персонажи вокруг него — Каллас, Кабалье, Паваротти. Это же тотальное счастье! А в обычной жизни он должен отказываться от всего этого — потому что проблемы, семья разваливается. Там написано, что это «сон Дона Жерома». Но я-то воспринимаю этот финал как предвосхищение «Салтана».

«Евгений Онегин»«Евгений Онегин»© Дамир Юсупов / Большой театр

— У вас, я вижу, пошел крен в музыку XX века.

— Так сложилось, да. Мне интересно было браться за любую новую партию, которую мне предлагали в Большом театре. Ну, допустим, белькантового репертуара там для моего голоса не было. Моцарта тоже долго не было. Мне сейчас почти 30 лет, и я считаю, что надо догнать упущенное. Я уже спел в «Così fan tutte», в «Дон Жуане», сейчас у меня будет первая «Волшебная флейта» в Лос-Анджелесе. «Любовный напиток» наконец-то появился на горизонте. Но XX век мне тоже очень интересен. Началось все с Бриттена. Я пел его Серенаду для тенора, валторны и струнного оркестра. Мне так понравилось! Я хотел бы даже ее повторить. Потом были Мышкин, «Билли Бадд», «Кай и Герда» Баневича — это тоже XX век. Теперь «Похождения повесы». Когда Антон Александрович (Гетьман — директор театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. — Ред.) предложил мне Тома Рейкуэлла, я эту партию еще целиком не знал, но все мне говорили, что я должен ее петь. Конечно, я сразу же согласился, посмотрел запись (она есть в YouTube): потрясающая постановка, я очень рад, что буду в ней участвовать. Да, партия огромная, там много стилей смешано, но это неоклассицизм, это почти Моцарт. Я буду петь, наверное, так же, как пел бы Моцарта. А вообще музыку XX века мне сейчас интереснее слушать, чем XIX.

— Что, например?

— Я очень люблю Пярта. Шнитке, Тавенер, конечно, Бриттен, Вайнберг, Шостакович, Прокофьев, Стравинский.

«Евгений Онегин»«Евгений Онегин»© Дамир Юсупов / Большой театр

— Насколько я знаю, черняковский «Онегин» из Большого переезжает в Венскую оперу. Вы вместе с ним?

— Да, буду там петь. Это будет октябрь 2020 года и 2021-й.

— Я прочла ваше трогательное признание, что каждый раз, когда вы смотрите эту оперу, вы надеетесь, что Ленский и Онегин помирятся.

— Да, в любой постановке. И «Травиату» так же смотрю. И «Богему». Всегда остается надежда. И после того, как все плохо заканчивается, иногда не хочется хлопать. Возможно, в спектаклях не нужно хлопать вообще. Конечно, иногда с расчетом на аплодисменты и написано. Наверняка, когда Верди писал песенку Герцога, он рассчитывал, что здесь будет пауза с аплодисментами.

— А Вагнер был противником аплодисментов.

— Возможно, в современном мире нам надо смотреть и слушать оперу любого композитора так, как проповедовал Вагнер.

— Разве не обидно певцу, когда после сольной арии тишина в зале?

— Это зависит от его состояния. И от репертуара. Часто после прослушивания какого-то произведения, которое тронуло вас, может быть, даже вызвало слезы, хочется помолчать, побыть в тишине.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244938
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246492
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413079
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419563
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423637
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428939
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429594