«Я в таких местах выступал, что меня оранжереей трудно испугать»

21 сентября в «Аптекарском огороде» на проспекте Мира стартует проект «Камерные вечера в оранжерее», посвященный надвигающемуся 250-летию Бетховена. Помимо музыки юбиляра его обширная, растянутая на весь сезон программа включает в себя сочинения других авторов, на которых Бетховен оказал влияние. Отдельную ценность представляет полный цикл бетховенских струнных квартетов в исполнении известных российских и европейских коллективов. Среди участников — пианисты Борис Березовский, Константин Лифшиц, Лукас Генюшас, Вадим Холоденко, Александр Кобрин, Андрей Гугнин, Петр Айду, виолончелист Александр Рудин, альтист Максим Рысанов, контрабасист Григорий Кротенко, фаготист Валерий Попов, хор Intrada. Художественный руководитель этого всего — скрипач Роман Минц, известный, прежде всего, как бессменный организатор лучшего фестиваля камерной музыки — «Возвращения».

— Струнный квартет когда-то, во времена Гайдна, был видом народного музицирования, но сейчас — высокоинтеллектуальный жанр, требующий особой публики…

— Я не думаю, что она должна глобально отличаться от той публики, которая ходит на другие камерные концерты. Просто в этом году трудно представить какой-нибудь сопоставимый с Москвой столичный город, в котором не было бы бетховенского цикла. А когда последний раз здесь игрались все бетховенские квартеты — никто не может вспомнить. Квартет Бородина их когда-то в течение трех сезонов играл.

— Так у нас даже пропали квартетные абонементы.

— Квартеты пропали, а с ними и абонементы. Сейчас в Москве нет квартетов (ну, кроме бородинцев), участники которых могут себе позволить нигде больше не работать.

— Потому что для них нет публики?

— Ну, в музыке не работает такая капиталистическая модель. Нет взаимосвязи между запросом публики и возможностью для квартетиста существовать. Классическая музыка не по запросу же публики живет. Она не работает на окупаемую модель практически никогда и нигде.

— Но на оркестр публика придет. На сольного пианиста — придет. Даже на сольного скрипача придет. А на квартет?

— Мне кажется, что если людям дать возможность услышать ансамбли с такими программами — они пойдут. Просто так случилось, что конкретно в этой области у нас упадок.

— А в мире?

— В мире с этим никакой проблемы нет. Квартетов огромное количество. Я же, пока составлял программу, со многими людьми разговаривал — в том числе с очень высоко летающими. Мне участник одного из лучших в мире квартетов сказал, что они весь этот сезон вообще одного только Бетховена играют.

— А ты сам чьи сочинения в этом жанре любишь?

— Ну, Бетховен и Шостакович — это понятно. Шуберт, естественно. У Яначека гениальные оба квартета. Здесь их не услышишь. Но у нас будет в программе один из них — «Крейцерова соната». Я думаю, что мало кто здесь знает квартет Шимановского. У Дворжака их 14 штук. Вообще литература-то огромная.

— Играть квартеты обязательно надо устоявшимся ансамблем под названием «квартет» или сборным составом солистов тоже можно?

— Это многолетний вопрос — почему мы не играем квартетов на «Возвращении»? Ответ — потому что любой другой ансамбль можно собрать за несколько дней. Квартет — нельзя.

— «Собрать» — ты, конечно, имеешь в виду не организационно, а творчески. Но квинтеты и секстеты вы же на «Возвращении» играете. Почему пятерых и шестерых можно собрать, а четверых нет?

— Потому что именно в этом формате очень видна разность приемов, подходов и т.д.

— Штрихи?

— Да всё, не только штрихи. Там важно, чтобы принцип извлечения звука у всех был один. Вот как в детстве мы ходили на квартет Бородина. Отвернешься — и не понимаешь, первая или вторая скрипка играет. Если ты не знаешь партитуры, нельзя их было различить. Потому что это годами оттачиваемая похожесть. Она так просто не получается.

— И у тебя квартетом играют только настоящие квартеты? Сборных ансамблей нет?

— Нет. Ну, можно, наверное, сказать, что квартет из оркестра Pratum Integrum — это не постоянно действующий ансамбль. Но они — все равно участники одного коллектива. Все остальные квартеты — в том числе и руководимые большими звездами — действующие. Квартет Алины Ибрагимовой — это просто параллельный ее сольной карьере проект, которому она уделяет очень много времени. Квартет Ильи Грингольца — то же самое.

— А чем эти идеально сыгранные ансамбли друг от друга отличаются?

— Ну, как один скрипач отличается от другого. Они очень-очень разные. Та же Алина играет на жильных струнах. Pratum, естественно, тоже. Грингольц — не на жильных, но он тоже очень информированный. А квартет имени Ойстраха — это такая традиция-традиция, как мы привыкли.

— Помимо шестнадцати квартетов Бетховена у тебя еще много всего запланировано. Например, парад пианистов.

— Я хотел, чтобы пианисты играли большие циклы. Мне казалось, что их программы должны соответствовать масштабу всей серии. Чтобы каждый концерт был каким-то событием.

— В оранжерее есть хороший инструмент?

— Там есть инструмент, но он недостаточно хороший. Правда, Яша Кацнельсон сказал, что на нем можно играть. Но он — из породы пианистов, которые считают, что играть можно на всем. Как Рихтер. Я договорился с «Ямахой» о том, что они будут давать инструмент точечно на какие-то концерты. Саше Кобрину они в любом случае привозят. Он — артист «Ямахи». Они привозят ему в зал рояль, даже если там уже стоит другой. У нас концерт был в Геологическом музее, который напротив Кремля. Там стоит рояль «Фациоли».

— Ничего себе! Зачем Геологическому музею «Фациоли»?!

— А зачем «Фациоли» Геологический музей? Я не знаю. Ну, вот они купили и, видимо, в какой-то момент тоже хотели развивать концертную деятельность. И один раз мы там с Кобриным играли. Кобрину привезли туда «Ямаху». И за время репетиции он раза три ходил попробовать «Фациоли», но в результате все-таки сыграл на «Ямахе».

— А Плетнев, значит, предпочитает «Каваи»…

— Ну, все эти истории — что Плетнев играет на «Каваи», Рихтер — на «Ямахе»… Понятно, что для них эти рояли собирают по шпунтикам. Это не тот же самый рояль, который ты купишь в магазине. Я так думаю.

— Оттюнингованный.

— Скорее всего. Каждый молоточек отрегулирован по пожеланиям заказчика.

Про Домодедово известно, что туда лучше не летать. А в Шереметьево — абсолютно нормально. Хотя мне говорили, что тоже зависит от смены.

— А, кстати, что со струнными? Ты не боишься проблем с прохождением таможни у приезжающих к тебе квартетистов?

— Ну а что — люди просто приезжают и декларируют инструмент. Я по пунктам объяснил, как нужно действовать. И надо понимать, что есть разные аэропорты с разными таможенными службами. Про Домодедово известно, что туда лучше не летать. А в Шереметьево — абсолютно нормально. Хотя мне говорили, что тоже зависит от смены. Из-за того, что таможенные правила не очень четко прописаны и все время меняются, они сами часто путают, что надо делать, а что не надо. Но у меня особых проблем там никогда не было.

— У «Аптекарского огорода» амбиции новой серьезной концертной площадки? Только что фестиваль барочной музыки там прошел.

— Да. Амбиции есть.

— Сам ты в этом пространстве еще не выступал?

— Нет. Но я в таких местах выступал, что меня оранжереей трудно испугать.

— Например?

— На бывшей скотобойне. В Варшаве. Там клуб сейчас.

— Я вчера была в «Зарядье» на фестивале Сергея Полтавского, посвященном альту, — Viola Is My Life. Очень пестрая, веселая программа. Все можно. И Лигети, и барочная виола да гамба. Никаких тебе квартетов и многолетней слаженности. К тебе вопрос как к скрипачу. У вас, скрипачей, огромный репертуар и громадная ответственность перед ним: все шедевры надо сыграть. У альтистов репертуар в разы скромнее — но свободы из-за этого больше. Не проще ли в наше время быть альтистом?

— Это сто процентов! Если ты более-менее прилично на альте играешь, то сразу становишься очень востребованным. Но в данном случае, мне кажется, это отражение Сережиных предпочтений. Просто конкретно ему интереснее барокко и современная музыка.

— Почему твой бетховенский цикл открывает ансамбль современной музыки — МАСМ?

— Потому что весь этот цикл — не просто Бетховен, а Бетховен в диалоге с другими эпохами. Открывать его ансамблем современной музыки для меня вполне логично. То есть это взгляд из нашего времени в сторону Бетховена. Впрочем, ничего дико современного в этой программе не будет — разве что «Багатели» Сильвестрова. Потому что «Ludwig van» Маурисио Кагеля написан к 200-летию Бетховена. То есть ему скоро исполняется 50 лет. Альтовая соната Шостаковича, которая тоже там будет, младше. Она написана в 1975 году. А она же уже классика! То есть это все условно современная музыка.

— Кто будет играть Альтовую сонату?

— Ну кто — Сережа.

— Сколько всего концертов в твоем бетховенском проекте?

— Должно было быть 34, но один отменился.

— Тогда как привычное тебе «Возвращение» — это четыре концерта. Как ты справился с таким объемом?

— Я сверстал весь сезон за один месяц. Мне интересно было. У меня в рамках «Возвращения» нет возможности такое придумывать. Я не смог бы такое замутить, если бы мне не сказали, что я могу предлагать людям какие-то деньги. «Возвращение» — это совсем про другое история (участники фестиваля играют без гонораров. — Ред.).

— Но на следующее «Возвращение» сил-то хватит?

— Ну вот сейчас концерт сыграю, и пора что-то придумывать. Наверное, хватит.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!