«Кто знает? Может, придется просто булочную открыть»

В День театра — 27 марта, несмотря на то что двери всех театров были уже закрыты, российская оперная премия Casta Diva объявила своих лауреатов. Певицей года объявлена меццо-сопрано Екатерина Губанова, москвичка с роскошной западной карьерой, из которой сейчас одна за другой выпадают важные постановки.

— Вы сейчас находитесь в Италии?

— Да, сидим дома, выходим по одному. Но это местечко очень маленькое, тут у нас человек 500–600 живет. Раньше было больше, но три года назад землетрясение разогнало очень многих, потому что порушились дома. Наш, слава богу, стоит. И, в принципе, сейчас особенно ничего и не изменилось. Как были тишина и покой, так и есть.

— Это какая часть Италии?

— Это — если ткнуть на сапог — прямо середина, на стороне Адриатики. В горах. Здесь хорошо, грех жаловаться. Если уж где-то сидеть на карантине, то лучшего места не найти.

— Вы ведь сейчас должны были петь Фрику в новой постановке «Золота Рейна» в Париже.

— Да, премьера должна была быть несколько дней назад. Мы с Каликсто Биейто две недели репетировали, многое успели сделать. Он работал очень быстро. Так жалко, конечно! Потому что пошло очень здорово. У всех. И все между артистами работало. И компания подобралась. Сейчас должны были начаться репетиции «Валькирии», где у меня тоже Фрика. Ну, я уже это все пережила, я уже спокойна. Надеюсь, что в ноябре-декабре, когда планировалось все «Кольцо» повторить, мы таки это сделаем, потому что декорации, костюмы — все готово.

— То есть весь кастинг был уже готов для показов в следующем сезоне, и премьеру отмененного сейчас «Кольца нибелунга» более-менее легко можно перенести на осень (если, конечно, коронавирус позволит). Это, видимо, наилучший вариант из возможных. Но ведь далеко не со всеми отмененными постановками так получится? Солисты разъехались в разные стороны, расписания у них сформированы на несколько лет вперед. Когда их теперь соберешь?

— Действительно, очень сложно. Я не завидую всем этим отделам планирования, у них сейчас караул какой-то. Например, Байройт отменился. Там тоже должно было быть новое «Кольцо». И они теперь не могут просто так взять и перекинуть эту постановку на следующий год — невозможно собрать солистов. Им пришлось на два года вперед ее перекидывать.

— А вы этим летом должны были наконец спеть в Байройте «Тангейзера» (прошлым летом незадолго до премьеры Екатерина Губанова повредила ногу, ее срочно заменила в партии Венеры Елена Жидкова. — Ред.). И опять не получается. Что говорят — будет он еще?

— Да ужас! Какой-то злой рок! Говорят, он теперь будет в 2021 году. Хотя изначально он на 2021-й не планировался — только на 2022-й. Но никакой официальной информации пока нет. Сейчас огромная лавина отмен покатилась, так что надо подождать. Везение наше с «Тангейзером» в том, что постановка имела в прошлом году большой успех, она интересная и прекрасная, поэтому ее не хотят просто так отменять, ее двигают. Когда-нибудь я это спою обязательно! Могу сказать, что сейчас отмену «Золота Рейна» я даже как-то легче пережила. А тогда из-за этой истории с ногой было очень тяжело. Может, еще потому, что я тогда совершенно неожиданно выпрыгнула из репетиций — вчера было, а сегодня уже нет и больше не будет. А сейчас с короной, в принципе, к этому все шло.

— Как нынешняя ситуация выглядит с финансовой точки зрения? Вам возместили убытки или просто сослались на форс-мажорные обстоятельства?

— Надо сказать, что Бастилия пришла к довольно гуманному соглашению с нами, певцами. По крайней мере, жилье и полеты нам оплатят и даже немного денег дадут. Конечно, это нельзя сравнить с теми деньгами, которые бы мы получили, спев все спектакли. Но и в минусе никто не остался. Мы во время репетиций создали в Вотсапе группу из солистов. А потом она нам пригодилась, чтобы наблюдать, что происходит из-за отмены. Обменивались информацией, что в других странах. Английская национальная опера, например, заплатила солистам вообще все. Ну, здорово, конечно! Но, с другой стороны, бедный-несчастный Париж весь в забастовках! Сколько они наотменяли спектаклей в этом сезоне, сколько потеряли денег! Я не ждала, что нам хоть что-то заплатят. Так что я им благодарна.

— А в Италии с театрами что происходит?

— Ой. Тут и до вируса все начало происходить. К сожалению, упадок. Так получилось, что у меня недавно оказалось свободное время, и я согласилась спеть «Тристана» в Болонье. Организация, конечно, очень хромает. Не понимаю: как они работают? Это не в моем стиле. Я люблю, когда все хорошо организовано, — тогда есть свобода, чтобы работать. А когда ты приходишь в театр и не знаешь, что происходит…

— Но Ла Скала держится?

— Да, Скала держится. И будет держаться, потому что это их лицо. А остальных жалко. Тут живя, я понимаю: это такой темперамент у людей. Они непоседливые. Не любят ограничения, не любят дисциплину. Огибают законы. Похоже немножко на нас. Но тут все это еще как-то особо термоядерно. Может, потому, что много солнца.

— Сколько вы уже живете в Италии?

— Я вместе со своим мужем уже четыре года. Но бывала я тут редко и все время на это жаловалась. Ну вот теперь мне не на что жаловаться (смеется). Последние два года я уже хорошо говорю на языке, лучше понимаю людей и характеры, могу наблюдения более точные сделать. Здесь хорошо. Здесь прекрасно жить, если здесь не работать.

— Метрополитен-опера из-за пандемии распустила хор и оркестр. Как на это реагирует оперное сообщество?

— Люди в шоке. Мы, солисты, привыкли считать, что это мы самые бедные-несчастные, потому что у хора и оркестра профсоюзы, они защищены, а мы нет. А оказывается, вот как может случиться! Я поначалу углублялась в это все. Смотрела новости, искала статистику, специальные сайты, слушала врачей, читала все посты коллег. Потом я очень от этого устала. Что я могу сделать? И я перестала все это смотреть. Я сосредоточилась на том, что за 15 лет беспрерывной езды по всему миру у меня накопилось столько вещей, которые я бы хотела сделать, но никак не могла!

— Например?

— Например, готовить. Оказалось, что у меня какая-то к этому предрасположенность. Что бы я ни попробовала приготовить, у меня сразу получается! Это отнимает уйму времени и приносит большое удовлетворение. Месить тесто — как это приятно, какой это антистресс! И как это все преображается в красивую еду, как мужчины мои это кушают — это тоже очень приятно. Приятно вообще пожить жизнью домашней. У меня никогда этого не было. Я выпрыгнула со студенческой скамьи в безумный этот мир. И всё. У меня не было времени остановиться. А сейчас есть. Взялась йогой заниматься. Сто лет откладывала. А сейчас занимаюсь с педагогом по интернету. Прекрасно! Ну, плюс у меня есть что учить — «Лоэнгрин». Премьера в декабре. Тем более репетиции будут довольно короткими — из-за того же «Кольца» в Париже. Если вообще все это будет, конечно. А там — кто знает? Может, придется просто булочную открыть.

— Булочные сейчас тоже не очень-то работают…

— У нас тут есть одна, которая в определенные дни по утрам работает. Но, конечно, без излишеств. Пекут только самое необходимое. Такие вещи, как магазины, сфера обслуживания, я думаю, восстанут. Но опера — она же такая… Не думаю, что государства воспринимают оперу и вообще культуру как предмет первой необходимости.

— Сейчас сидящие по всему миру на карантине люди тоже много готовят, а также смотрят бесплатные оперные трансляции, которые просто льются рекой. Как думаете, это пойдет на пользу живой опере или наоборот?

— Мне кажется, одно с другим не связано. На энергетическом уровне вряд ли можно достичь с помощью бродкаста того же, что дает живой театр. К тому же мои личные ощущения, когда я смотрю бродкаст, — я смотрю кино. Это другое искусство. Театр — это ведь не только звуки: это и запах свеженапечатанной программки, и даже театральная пыль. В театре ты сам волен выбирать, на кого смотреть и что тебе сейчас ощущать. Мне кажется, бродкаст и живой театр — это два совсем разных впечатления.

— Готовясь к нашему разговору, я стала пересматривать черняковского «Тристана», где вы поете Брангену. О'кей, это кино. Но кино, от которого невозможно оторваться.

— Так это черняковская постановка! Это вообще особый вид. У него всегда кино. И для бродкаста лучше нет постановки, чем черняковская. В основном-то в опере все крупным помолом. А у него все сделано с нужной детализацией.

— Как с ним работалось? Вы столько Бранген уже к тому времени спели. Что-нибудь новое в этой роли открыли?

— Очень много! Не только в Брангене. А вообще как артистка, как актриса я для себя набрала огромное количество новых способов выражения, разных жестов, движений. Я после этой постановки вышла вооруженная до зубов. Я совершенно изменилась. И все постановки, которые после этого у меня пошли, — это совершенно другая я. Работать было тяжело. Но тяжело хорошо. Бывает тяжело нехорошо, а бывает тяжело хорошо. Когда ты выжатый абсолютно приходишь домой и валишься. Но тебе хорошо. И ты продолжаешь о своей роли думать, о том, что будет завтра. Не было такого, что приходишь на репетицию и думаешь: «О боже, опять!» Мы все были заведенные.

— Должна поздравить вас с премией Casta Diva.

— Это было совершенно неожиданно! Российская премия! Я же настолько мало выступаю в России, что ничего такого не могла ждать. Раз в год в Мариинке и раз в год в Большом. Ни одной новой постановки в России я не спела. Да и в Европе, Америке я работаю — как сказать? — довольно скромно. Я вижу многих коллег, которые помимо работы еще себя раздувают на других фронтах. Я этим как-то не занимаюсь. Мне достаточно того качества, которое я пытаюсь выдать. Все время оставаться на уровне — это уже довольно трудно. В общем, мне ужасно приятно. И, конечно, мама в восторге.

Понравился материал? Помоги сайту!