Положительное сальдо

Резко возросший спрос на внутренний туризм, спровоцировавший пассажиропоток из Москвы и Петербурга в красивый древний город на Волге, в этом году сильно осложнил логистику организаторам ярославского фестиваля Юрия Башмета. Зато настроение публики, которая предпочла дачным огородам посещение концертов и спектаклей, было неизменно приподнятым, а отношение к артистам — исключительно благожелательным. Рукоплескать были готовы всегда, даже когда исполнение не очень соответствовало стандартам высокого качества.

Ковидные ограничения почти не сказались на посещении концертов, зал был неизменно полон. Однако пандемия внесла коррективы в фестивальную программу. В последний момент выяснилось, что не сможет прилететь бельгийский барочный оркестр Les Muffatti — у двух музыкантов оказался положительный тест. Сорвалось и предвкушаемое любителями этнической музыки выступление турецкого трио Кудси Эргюнера, которое должно было познакомить ярославцев с древним искусством макамата. Это ужасно обидно. Но авиаперелеты из Стамбула были в одночасье прекращены, и тут уж ничего поделать было нельзя.

К чести организаторов, они сумели за сутки найти достойную замену бельгийцам. Выручили музыканты Московского барочного ансамбля, предводительствуемые опытной клавесинисткой Александрой Кореневой, которые за считанные часы отрепетировали новую для них программу с солистом — контратенором из ЮАР Клинтом ван дер Линде. Они бережно аккомпанировали его исполнению барочных арий из популярных генделевских опер «Ринальдо» и «Юлий Цезарь в Египте», прослаивая вокальные номера инструментальными концертами Баха. Напоследок Линде спел главный генделевский хит — сладостно-меланхоличную арию Ринальдо «Cara sposa, amante cara…». Правда, голос его особой красотой тембра не отличался да и ровностью звуковедения не блистал, временами сомнительной казалась и чистота интонирования... Но ведь певцу пришлось спешно менять программу, заменяя мотеты Хассе и Порпоры на арии Генделя, так что будем снисходительны: это был чистый форс-мажор.

Чего не скажешь о выступлении швейцарского валторниста Оливье Дарбелле. Он открывал фестиваль в филармоническом зале имени Собинова с камерным оркестром «Солисты Москвы» под управлением Башмета — как солист в Серенаде для тенора, валторны и струнных Бенджамина Бриттена. Позорные киксы начались буквально с первой же ноты. Между тем валторнисту в этом вокальном цикле поручены важные номера: соло валторны обрамляют последовательность из шести песен инструментальными Прологом и Эпилогом. Цикл, разумеется, предназначался Бриттеном для его постоянного партнера и спутника жизни Питера Пирса, обладавшего мягким, чарующим тенором. На фестивале песни спел Ярослав Абаимов, его уверенность, артистизм и интеллигентная осмысленность фактически спасли исполнение от провала.

В следующем номере — Концерте для мандолины, струнных и basso continuo Антонио Вивальди — порадовала виртуозной игрой и задорным темпераментом Екатерина Мочалова, запомнившаяся еще на Зимнем фестивале Башмета в Сочи 2020 года.

Центральная часть программы — хрестоматийный Двадцатый ре-минорный концерт Моцарта — прошла в целом неплохо. Пианист Давид Фрэ, чье имя часто мелькает в петербургских и московских афишах, отыграл сольную партию корректно, хотя и без взлетов и озарений. Этого французского пианиста обычно привозят в Россию малоизвестные агентства, организуя для его концертов широковещательную рекламу и арендуя лучшие залы. Он миловиден, самоуверен, как говорится, «цены себе не сложит», и это, скорее, плюс. Однако его игра слишком холодна и формальна. Он толково преподносит текст, «голые ноты», однако его интерпретациям ощутимо не хватает содержательности — да попросту эмоционального отклика. Фрэ начисто лишен чувства трансцендентного переживания музыки, а без этого что концерты Моцарта, что сонаты Бетховена — звук пустой.

Последние два номера (в которых участвовал местный хор «Ярославия») относились к раритетам. Нечасто услышишь «Элегическую песнь» Бетховена для хора и струнных. Этот поздний опус, бесспорно, предвосхищает хоровой финал Девятой симфонии, к которому Бетховен шел всю свою жизнь. Радостно-торжественное звучание «Lauda Jerusalem» Вивальди на текст 147-го псалма завершило обширную программу первого вечера.

На следующий день публика съезжалась к знаменитому старинному театру имени Волкова. Блистающее зеркалами и канделябрами фойе, золоченые ложи, громоздящиеся над округлым партером, стали пафосной рамкой для подчеркнуто лаконичного спектакля режиссера Марины Брусникиной и сценографа Ксении Перетрухиной. На сцене сидел оркестр «Новая Россия», перед ним на высоком табурете — Юрий Башмет. Но все взоры были устремлены на Евгения Миронова. Ему предстояло одному представить трагедию «Гамлет» под музыку из одноименного кинофильма Григория Козинцева 1964 года. Имея за плечами опыт двух разных Гамлетов, сыгранных в спектаклях Петера Штайна и Робера Лепажа (причем у Лепажа ему уже довелось быть одному за всех), здесь актер должен был контрапунктом вписать свою партию в и без того напряженную драматургию киномузыки Шостаковича.

Лицо Миронова крупным планом транслировалось на большой черный экран, так что можно было наблюдать за чудесами его моментальных перевоплощений из Гамлета в горделивую Гертруду, суетливого Полония, коварного Клавдия, нежную Офелию. Мастерские диалоги, в которых ежесекундно менялись интонация и тембр голоса, мимика, пластика лица и тела, были поразительны. Находясь один на сцене полтора часа, он с легкостью удерживал внимание зала, «пробивая» его своей харизмой до последнего ряда и яруса. Это было настоящее волшебство. Постановщикам хватило такта не перегружать действие лишними подробностями. Нервом спектакля был Миронов, становым хребтом — гениальная музыка Шостаковича.

В огромном, похожем на стадион зале «Миллениум» на набережной Которосли фестиваль представил еще одну крупную театральную работу, премьера которой прошла в этом году на Зимнем фестивале искусств в Сочи, — «Корабль влюбленных». Богатая идея — собрать и переплести воедино эпохальные оперные истории о бессмертной любви, замешав действие пьесы на сюжетных мотивах, заимствованных из античной мифологии; подложить под пьесу мозаичную партитуру (композитор — Кузьма Бодров), составленную из чужих музык, но в оригинальной авторской оркестровке. Играми с чужими текстами с разной степенью приближенности к оригиналу так или иначе занимались многие ведущие композиторы ХХ века. Да и в наше время эти игры продолжаются — что доказывает неисчерпаемость и продуктивность метода «свое через чужое».

В спектакле Павла Сафонова корабль-призрак «Летучий голландец» превращается в плавучую модель Дантова ада. Танцовщица Кора (Надежда Лумпова) неведомыми путями попадает на корабль, где ей находиться не положено: корабль населен призраками и перевозит в Аид души умерших. Но Кора сумела обаять Капитана (Андрей Мерзликин) — того самого Голландца из оперы Вагнера. И он решает помочь ей в поисках пропавшего возлюбленного — невзирая на шумные протесты темпераментного и дерзкого матроса (Григорий Сиятвинда). Кора пускается в метафизическое путешествие по бесчисленным, уходящим вглубь палубам корабля (читай — кругам ада из «Божественной комедии»), пока не обнаруживает где-то на уровне семнадцатой палубы душу своего возлюбленного: он откликнулся на призыв трубы, так как в жизни был офицером.

Орфический сюжет, с которого начиналась четырехсотлетняя история оперы, здесь перевернут: не Орфей ищет свою Эвридику среди блаженных теней, но Кора (второе имя Персефоны) ищет своего жениха, умершего на больничной койке во цвете лет. Спускаясь все ниже в сопровождении своего «Вергилия», она встречает на пути знаменитые пары влюбленных: Паоло и Франческу, Ромео и Джульетту, Тристана и Изольду… Мелькает узнаваемая музыка: из саундтрека Шнитке к «Маленьким трагедиям», из «Франчески да Римини» и «Ромео и Джульетты» Чайковского, Вступление к вагнеровскому «Тристану», «Casta Diva» Беллини, вальс из «Войны и мира» Прокофьева, Адажиетто из Пятой симфонии Малера, шаги Командора из Моцарта, «Танец Монтекки и Капулетти» из прокофьевского балета... В общем, дополнительным развлечением стала викторина «Угадай мелодию».

Драйва и разнообразия спектаклю добавили танцы и пантомимы бессмертных возлюбленных в исполнении пластического театра Алишера Хасанова «Мим-оркестр». Лаконичная полусфера, образованная тремя скрещенными дугами (сценограф — Мариус Яцовскис), была установлена на огромном поворотном круге и при толике воображения с легкостью превращалась то в раскаленную топку корабля — перверсию адского жерла, то в бальный зал, то в палубу или бар.

В финале корабль, уже приблизившись ко входу в Аид, вопреки всем правилам врубает задний ход. Капитан воспользовался лазейкой в договоре: если на борту оказывается Кора-Персефона, то он обязан доставить ее на поверхность, иначе на Земле не наступит весна. Так девушке удается вызволить возлюбленного из лап смерти, все счастливы, happy end.

Кто был автором сценария, выяснить не удалось. Возможно, это плод коллективного творчества режиссера Сафонова и самого Дмитрия Гринченко — директора продюсирующего фестиваль Русского концертного агентства. Как бы то ни было, спектакль получился затейливый и довольно любопытный. Стоило бы, на мой взгляд, подробнее проработать эпизоды с влюбленными парами — но тогда пришлось бы делать два акта.

В фестивальной афише значились два приглашенных из Европы ансамбля. Gstaad Festival Brass — бравый квинтет медных духовых, в состав которого входил все тот же Оливье Дарбелле, — сыграл несколько эффектных пьес, самыми неотразимыми среди которых оказались «Прибытие царицы Савской» из оратории Генделя «Соломон» и соль-минорная фуга Баха из «Хорошо темперированного клавира». Центральным опусом их программы был четырехчастный Брасс-квинтет № 3 Виктора Эвальда — русского инженера и завсегдатая Беляевского кружка, неплохо игравшего на виолончели и написавшего для брасс-ансамблей довольно много музыки.

На следующий день сцена Ярославской филармонии была отдана камерному оркестру «Солисты Загреба», точнее, струнному ансамблю из 11 человек. Для затравки они исполнили четырехчастный цикл «Pintarichiana» греческо-хорватского композитора Бориса Папандопуло. Почти сразу же обнаружился неприятно-скрежещущий тембр струнных — скорее всего, качество инструментов, на которых играли музыканты, оставляло желать лучшего. К тому же басы (представленные одним контрабасом и двумя виолончелями) катастрофически не строили со скрипками, а скрипки, в свою очередь, безбожно фальшивили.

Несколько чище прозвучала симфония Луиджи Боккерини «Дом дьявола» («La casa del diavolo»). Патетически-ораторский зачин первой части, выдержанный в лучших традициях медленных вступлений из симфоний Гайдна, сменился главной партией, весьма смахивающей на тему из увертюры к «Дон Жуану» Моцарта. Похоже, Боккерини нимало не смущался, используя чужую музыку: игры с заимствованным материалом были популярны во все времена. В финале он безо всякого стеснения чуть ли не нота в ноту воспроизводит музыку знаменитого «Танца фурий» из парижской редакции «Орфея и Эвридики» Глюка.

Во втором отделении 11 музыкантов замахнулись на Пятую симфонию Бетховена — в переложении для струнного ансамбля, разумеется. Подобные опыты известны, существуют ансамбли, которые специализируются на таких переложениях, даже Девятую симфонию можно сыграть малым составом. Но нестройная игра «Солистов Загреба» опять портила дело. Ухо протестовало, а симфонии Бетховена был нанесен ощутимый ущерб.

Впрочем, если сложить воедино все впечатления от XIII фестиваля Башмета в Ярославле, как музыкальные, так и внемузыкальные, то сальдо выходит положительным. Разнообразие и разножанровость афиши, широкий стилистический разброс «от Баха до Оффенбаха», эффектные театральные постановки, мировые премьеры монументальных сочинений Кузьмы Бодрова («Реквием» на стихи Роберта Рождественского) и Александра Чайковского (опера-кантата «Хроники Александра Невского») вкупе с праздничной атмосферой, отзывчивостью публики, хорошей погодой и чудесной архитектурой знаменитых ярославских церквей XVII века сложились в многоцветный пазл, который стоит сохранить в шкатулке памяти.

Понравился материал? Помоги сайту!