Лигалайз: «Лучше — сейчас»

Биографию Андрея Меньшикова, более известного как Лигалайз, можно читать и как историю развития отечественного хип-хопа. Он был непосредственным и ключевым участником важнейших событий, сделавших русский рэп к 2020 году одним из наиболее динамично меняющихся жанров, поставляющих шоу-бизнесу новых героев. В 1990-х Лигалайз был ярким участником московского хип-хоп-андеграунда, который одним из первых начал читать рэп на русском языке. Потом — соавтором первых хитов, заявивших о рэпе на всю страну, для Bad Balance, Da Boogie Crew, Децла и собственного проекта «Легальный бизне$$». Его сольный дебют «XL», вышедший в 2006-м, стал альбомом-блокбастером, сделав из него поп-звезду и предвосхитив нынешний коммерческий расцвет жанра. Возносясь на вершины хит-парадов, Андрей Меньшиков не забывал и о принципах воспитавшего его хип-хоп-подполья, занимаясь не вписывающимися в поп-конъюнктуру проектами, такими, как «П-13» и «Ярость Inc.».

В этом году Лигалайз выпустил альбом «ALI», который он называет «своим лучшим за долгие годы», — и он сделан в духе классики американского сэмплерного рэпа конца 1980-х, только на новый лад. Денис Бояринов поговорил с Лигалайзом о том, как начинался русский хип-хоп, о взлетах и падениях в его карьере и о том, почему в его рэп вернулась политика.

— На новом альбоме «ALI» ты вспоминаешь времена, когда рэп только появился в России. Интересен твой личный взгляд на историю русского рэпа: ведь ты — один из тех, кто вывел хип-хоп-культуру из андеграунда в мейнстрим. Ты помнишь, как впервые открыл для себя рэп?

— Прекрасно помню. Это было как удар молнии. Мой большой друг Грюндиг (Алексей Перминов — впоследствии участник рэп-группы «Рабы лампы». — Ред.) у старшаков выменял кассету N.W.A. «Straight Outta Compton». Дурацкую, корейскую, из легкого пластика, такие быстро ломались. На одной ее стороне было написано Eazy-E (участник группы N.W.A. — Ред.), но я думал, что это Easy 6, а на другой стороне — Fuck the Police (один из треков с альбома «Straight Outta Compton». — Ред.). Грюндиг принес ее со словами: «Вот запрещенная во всем мире группа Fuck the Police». Как сейчас помню, я ее включаю, а там Dr.Dre говорит: «You are now about to witness the strength of street knowledge». И понеслось! Крыша поехала: это было ни на что не похоже. До этого я слышал попсовый рэпчик: Vanilla Ice, Барт Симпсон читал рэп, группа «Кар-Мэн» двигала пальцами — но тут я услышал, что-то совсем другое.

Второй момент: когда появился русский рэп. Я слушал программу Funny House диджея Володи Фонаря на радио Maximum — он включал туда обычно две-три песни рэпа. Иногда он приглашал к себе группы. Я услышал у него в гостях группу «КТЛ ДиЛЛ». Их песня «Улицы» (или «Вне опасности») стала откровением: «Ни фига себе, рэп можно делать на русском!» Тогда уже был «Мальчишник», но от этой музыки было другое ощущение — настоящей улицы.

Потом Фонарь позвал в эфир Bad Balance — и у меня вообще снесло башню, их альбом «Налетчики» я считаю абсолютной классикой русского рэпа. Но моими фаворитами были «КТЛ ДиЛЛ». У них не вышло даже альбома, но они были абсолютно культовыми на улицах. Было ощущение street credibility: когда музыку уважают за то, какая она.

— В Америке рэп вырос на опасных улицах. Но у нас, как и о панке, о нем узнали сперва дети обеспеченных родителей — среднего класса, интеллигенции. Ты и сам себя называл «интеллигентным хулиганом».

— Действительно, нужно было обладать информацией: чтобы доставать кассеты, нужно было иметь знакомых, у которых были знакомые в дипломатической школе. Мы жили за железным занавесом, у кого была информация — тот был абсолютным королем.

Группу D.O.B. (Department of Busters) создал Sir-J, который вместе со своим отцом в 1987 году съездил в Нью-Йорк и привез оттуда рэпчину — кассеты, знание о том, что можно сэмплировать фанк. Для меня большая честь, что я затащил его на «ALI» и он зачитал припев в треке «Гораздо больше».

— Чем Sir-J сейчас занимается?

— Он по жизни очень простой человек, но он уникальный. Он работает на обычной работе, живет в ближнем Подмосковье. У него много забот — детей до фига. Но он до сих пор записывает музыку — интересную и странную, не похожую вообще ни на что, готовит альбом. Он — убежденный андеграунд. Ему стыдно, когда песня становится известной. Его раздражает, что на моем «злом» альбоме наша совместная песня — одна из самых добрых, радостных и ярких.

— D.O.B. считается первой московской андеграундной хип-хоп-формацией. Как выглядел андеграундный хип-хоп на заре своего существования?

— Вначале был Sir-J. Он под названием Bust AS! записывал треки и выступал на первых рэп-фестивалях, которые устраивал Алексей Павлов — барабанщик «Звуков Му». Вот его надо упомянуть в истории русского рэпа обязательно: Павлов съездил со «Звуками Му» в тур по Америке. Офигел от хип-хопа и стал его здесь пропагандировать. В очень странном варианте: с кришнаитским налетом и Parliament-Funkadelic-движем. Он выпускал первые хип-хоп-сборники — например, первый CD в истории русского рэпа «Da Moscow RAP Flava». Потом к нему присоединился Влад Валов из Bad Balance. В Москве проводился праздник газеты «Московский комсомолец» в «Лужниках» — раз в год, огромный. Одна из его музыкальных площадок отводилась рэпу, и курировал ее Влад Валов.

Sir-J записывал треки на английском языке — с акцентом, но в этом и кайф. Я обожаю эти альбомы: они записаны с уверенностью, что рэперы из России разговаривают со всем миром.

Про что русские рэперы могут написать первую песню? Моя была про алкашку.

Потом Sir-J познакомился с Ladjack'ом — он научился у него читать рэп, резать сэмплы из фанка. Они объединились в группу, потому что музыка у них была похожа: их вдохновляли одни и те же нью-йоркские группы — EPMD, Gang Starr и другие. Записали несколько песен. Вокруг них стала образовываться тусовка. Жена Сергея Ольга и ее подруга — моя будущая жена Симона сделали женскую группу. Придумали название тусовке — Department of Bastards. Записали три песни — офигенные, для меня они на одном уровне с классикой американского рэпа. D.O.B. выступали в программе у Володи Фонаря — тогда я записал их песни с радио и слушал их постоянно.

В 90-е в Москве начали появляться ночные клубы. «Джамп» и «Лис'С» мы не берем, это были совсем уж лихие 90-е. Потом пошли более культурные — клуб «Пилот», «Эрмитаж» и чуть более гламурный «Манхэттен Экспресс» в гостинице «Россия», — и там D.O.B. иногда выступали. Эти выступления анонсировались в передаче Фонаря — и я, 15-летний, стал совершать свои первые походы в ночные клубы, где наблюдал этих чуваков. Sir-J был абсолютно крышесносным: клетчатая рубашка «чоло», борода, шапка, которая завязывалась, тимберленды. Он зубную щетку в зубах носил — ему было по х∗ю все, он был настолько настоящий. Ladjack был более спокойный — интеллигентный хулиган. «КТЛ ДиЛЛ» были странные — лебедь, рак и щука, как Beastie Boys: Джип — весь татуированный и пьяный в говно, Айс в очках и Тюлень на стиле брит-попа. Это все очень впечатляло.

Я наблюдал за ними со стороны, и они для меня были героями андеграундной Москвы, про которых никто особо не говорит, но улицы их знают.

— Как ты присоединился к D.O.B.?

— Когда я увлекся рэпом, я стал собирать кассеты — искать, коллекционировать, изучать, что произошло и из чего. Целые «игры престолов» разворачивались вокруг обмена кассет. Мы искали рэп на «Горбушке», в киосках звукозаписи по городу, заказывали первые компакт-диски из Штатов. Я скопил нормальную коллекцию. На этой почве мы познакомились с D.О.B.'шниками — стали меняться рэпчиной, и они меня зауважали. Потом стали общаться про музыку и планы. Я им рассказал, что мне очень хочется читать рэп, но не знаю, как это сделать. Мы нашли общий язык с Ladjack'ом и записали первую песню в 93-м году — «Get a Drink». Я написал текст на русском, он мне его перевел на английский. Моего английского не хватало, чтобы рифмовать. Моя читка похожа на его: он — мой учитель. Засэмплили какой-то джаз с моего диска, контрабас играет, какая-то птичка кричит. Ну про что русские рэперы могут написать первую песню? Моя была — про алкашку. И получилось классно. Я в полном восторге ее слушал по кругу.

Ladjack'у она тоже понравилась. А это произошло в тот момент, когда у Ladjack'а были противоречия с Sir-J, и он ему сказал, что будет со мной делать музон.

— Тогда и появился псевдоним Лигалайз — в 1993-м?

— Да, помню, звонит мне Ladjack и говорит: «Слушай, я вот сейчас кассету подписываю. Как тебя зовут?» — «Да я не знаю». — «Но, может, тебя в детстве как-то называли?» Тут я вспомнил, что мы придумали с Грюндигом рэп-группу Legalize Crew — были у нас еще детские потуги. Так я стал Лигалайзом.

Все делалось для того, чтобы несколько понимающих человек сказали: «Вау!»

Мы назвали нашу совместную группу с Ladjack'ом Slingshot. Он сказал Sir-J, что уходит от него. Sir-J тогда еще ко мне относился свысока. Но название D.O.B. решили оставить как название музыкального комьюнити, семьи: туда входили Slingshot, группа жен Just Da Enemy, потом появились «Рабы лампы». D.O.B.-комьюнити стало такой музыкальной грибницей. Придумали идиотский логотип со скелетом, сидящим на унитазе, который у меня сейчас набит во всю спину.

— Как и где выступало D.O.B.-комьюнити?

— Выступало очень редко и плохо. На всяких фестивалях — помню, играли в МДМ. Ни о каких заработках, естественно, речь не шла. Я думаю, из этого жанра никто тогда не выступал за гонорар, кроме «Мальчишника». Это был андеграунд: все делалось для того, чтобы записать трек на кассете, распространить его по тусовке и чтобы несколько понимающих человек сказали: «Вау!»

— Как вы делали музыку?

— Мы ездили в магазин «Мелодия» на Новом Арбате — покупали там советские пластинки. Это называлось «диггинг». Упор делался на то, чтобы находить фанковые сэмплы в советской музыке и превращать их в модный американский музон. Покупали пластинки — отслушивали их, искали сэмплы. Удивительным образом в голове складывали всю систему, что мы делаем с сэмплами во время записи песни. Очень долго готовились дома, представляя себе, как ты склеишь этот сэмпл с другим — вырежешь его отсюда, а другой перевернешь, соединишь их, и тогда они зазвучат. Параллельно копили деньги, потому что запись одной песни в студии стоила где-то 150 долларов. Это были огромные деньги, примерно средняя месячная зарплата.

Ехали на студию в Битце с кассетами-исходниками или винилом. Там были звукоинженеры, которые считали нас полнейшими идиотами, не понимавшими, чего хотят. В студии стоял сэмплер Akai — кажется, на нем можно было брать шестисекундный сэмпл. Забивали, зачитывали, тут же сводили и скидывали и «плюс», и «минус» на DAT-кассету. Всё за одну ночь. Ограниченность в средствах подстегивает креативность. Поэтому в золотую эру хип-хопа были такие классные альбомы.

— Какой был твой первый текст на русском?

— В песне «D.O.B Takin' Ova» очень своеобразный, хулиганский текст. Это был эксперимент, потому что мы до и после этого записывали англоязычные альбомы. К этому времени мы уже сошлись с Sir-J и под вывеской D.O.B. записали мощный альбом «Rushun Roolett» — там она и вышла. Я помню, что Мастер Шефф, услышав его, сказал, что я — лучший русский рэпер. Для меня это было — вау!

А после этого я женился на Симоне — девушке из D.O.B.-комьюнити. Она наполовину африканка, и мы уехали с ней в Африку. Там я провел примерно год в самоизоляции — с большим количеством кассет. Я был в возрасте креативного созревания: очень много слушал рэпа и думал о том, почему бы это не делать на русском языке. Почему русский рэп звучит как стихи Винни Пуха? Почему он звучит квадратно, почему нет игры слов? Я начал изучать, как это делают американцы — как они вплетают джазовые стандарты в ритмические узоры, как они расставляют рифму. Увлекся этим — исписал много тетрадок. Вернулся в Москву уже русским рэпером, что-то нащупав и что-то найдя.

Дальше я уговаривал Sir-J читать по-русски — написал несколько песен, и мы их записали: «Все вместе на месте» и «Мастера слова». Я их обожаю. Вдруг я научился читать по-русски так же, как американцы это делают по-американски. До этого было странное поверье, что русский язык не предназначен для рэпа, что у нас длинные слова и слишком много шипящих. Оказалось, что все это ерунда. Можно многосложное слово разбивать, двигать в ритме, расставлять синкопы. Синкопой, кстати, еще Михей (участник Bad Balance, основатель группы) занимался, но я придумал это как диссертацию, а он по-музыкантски, от природы к этому пришел.

— Почему ты ушел из хип-хоп-андеграунда?

— Я уже стал взрослым чувачком: надо было понимать, чем заниматься в жизни. Я обломался с карьерой, которую мне прочил мой отец, профессор химии. Я пытался поступать во ВГИК, но не поступил, потому что уже болел рэпчиной.

А в это время рэп стал во всем мире мейнстримом. Убили Тупака, убили Бигги, и рэп стал мультимиллиардной индустрией: клипы, золото, тачилы, хит-парады. Фигня, про которую говорили, что она никогда не выйдет из андеграунда, вдруг победила весь мир. Я смотрел на это и, естественно, думал: почему бы не сделать все то же самое с русским рэпом? Но я понимал, что я не бизнесовый человек и мне нужен свой Пафф Дэдди или Шуг Найт. И я прислал три русские песни D.O.B. Владу Валову, который тогда больше всех занимался хип-хоп-движухой — выпускал журнал, устраивал фестивали, снимал клипы для Bad Balance. Он мне тут же перезвонил и стал сразу говорить по бизнесу. Они в это время записывали «Город джунглей» на Gala Records. Он мне предложил выпустить на нем совместную песню, а потом пообещал мне контракт и выпустить мой сольник. Я приехал на запись «Города джунглей» с пластинкой под мышкой — это была пластинка Пугачевой «Куда уходит детство». Я придумал ускорить ее в два раза — там были Брюс, Михей и LA, который подобрал барабанный брейк, и за одну смену мы записали песню «Готовы ли вы?». И она взорвала. Альбом зашел. Bad Balance стали показывать по телику, тогда же они познакомились с Сашей Толмацким.

Параллельно я стал дружить с Da Boogie Crew. У них была передача про хип-хоп на радио «Станция 106.8». Я стал ходить туда, и мы записали с ними песню «Вы хотели Party?». Они сняли клип, который стал хитом на только запустившемся канале MTV.

Я стал заметным артистом: вышел из кассетного андеграунда к широкому кругу людей.

После этого Александр Толмацкий с компанией «Медиастар» решили заниматься хип-хопом вместе с Владом Валовым. Параллельно они договорились с Da Boogie Crew. И меня на «Медиастар» стали звать с двух сторон. И Влад, и Топор, и Матрас стали мне говорить: «Давай с нами». Я подумал, что Da Boogie Crew — танцоры, у них другая фишка, а с Владом мы были ближе стилево — мы сработались, и вообще он — классный менеджер.

При этом я испугался подписывать контракт как сольный артист: 90-е были не так далеко. Поэтому я решил придумать группу. На одном из выступлений я увидел N-Pans. Я увидел, что он очень музыкальный чувак, что он читает и чувствует ритм как никто из совковых чуваков. Я подумал, что это будет фирмово. Позвал Панса, позвал DJ Тоника, чтобы он скретчил, и по принципу RUN DMC сделали трио — черный, белый и диджей. Долго думали, как все это назвать, а потом жена Влада Валова сказала: «Назовите это все “Легальный бизне$$”».

— По первому клипу «Легального бизне$$а», «Пачке сигарет», уже было понятно, что вы подаете хип-хоп не как андеграундную культуру, а как будущий мейнстрим. В клипе вы разъезжаете в желтом кабриолете. Кстати, вы покупали права на сэмпл из «Кино» для «Пачки сигарет»?

— Покупать не пришлось. Компания Moroz Records, которой принадлежали права на песни Цоя, входила в состав «Медиастар». «Пачка сигарет» появилась от предложения использовать музыку Цоя. У кого-то в компании возникла идея: а давайте, мол, рэперы запишут трибьют «Кино». В итоге трек записал только я. Я выбрал «Пачку сигарет», потому что она по темпу подходит. И она тоже рванула.

А дальше появился Децл. Мы сидели на «Медиастар» и готовили альбом «Легального бизне$$а», хотели поработить рынок и все такое. Bad Balance готовили свой альбом. Были и еще какие-то группы. Тут на студии объявился мальчик, который оказался сыном продюсера, ну и для прикола попросили написать ему песню. Я написал эту песню — «Ровно 9. Пятница. Столица веселится», быстро и несерьезно к этому относясь. Все были уверены, что это для развлечения мальчика. И вдруг она стала бешеным хитом. Мы поняли, что было бы логично, чтобы он пер и всех тянул за собой. Мы сделали альбом Децла, потом пошел альбом «Легального бизне$$а», и мы поехали в огромный тур в два проекта. Его спонсировала Pepsi. А потом пошла вся эта е∗∗ла, связанная с диким успехом и его последствиями: у∗∗анские телепередачи, «Голубые огоньки» и все такое.

Мы горели! Мы любили то, что мы делали! Мы считали, что меняем музыку страны и меняем саму страну. Вдруг наконец-то мы превратились в своих героев, и вот нас показывают по телевизору. А потом вдруг ты понимаешь, что ты ходишь на какие-то дурацкие передачи и занимаешься какой-то фигней. Потом пошла обратная реакция от трушной, уличной аудитории: «Лигалайз, куда ты скатился! Сравни D.O.B. и “Легальный бизне$$” — это же попсня и хлам». Хотя у групп были абсолютно разные задачи. «Легальный бизне$$» был создан, чтобы быть понятным большой аудитории. Нужно было находить подходы к стране, которая ничего абсолютно не знала о жанре, — заходить через Цоя, упрощать тексты, делать припевы, делать ремиксы.

Но стало все не в кайф, и я был первый, кто просто уехал — в один день, в Прагу, в ссылку. Об этом никто не знал — я тихо собрал вещи и просто пропал.

— И ты послал лесом успешную карьеру?

— Успешной карьерой это можно было назвать с большой натяжкой. Мы все-таки плохо тогда понимали про контракты. При том что я был автором многих хитов, я получал по 200–300 баксов с концерта. Авторские я получал нормальные — за ротации песен Децла. Но все равно гонорары были несоразмерные. Мы совершенно не разбирались в бизнесе.

Тем не менее, находясь на самом пике, я просто пропал. Почему я исчез? Потому что 90-е были еще недавно, и все знали истории, как решались проблемы. Если что-то не нравилось — просто приезжали бандиты. Александр Толмацкий — человек из этого времени, он до сих пор при переговорах любит намекать, что не надо быть слишком смелым. В общем, все начало разваливаться, и я одним из первых это почувствовал.

А потом вдруг ты понимаешь, что ты ходишь на какие-то дурацкие передачи и занимаешься какой-то фигней.

— Что ты делал в Праге?

— Жил. Не слушал музыку почти целый год, читал книжки, работал в магазине в центре города, продавал картины. Мне было на что жить — я сдавал квартиру в Москве, но жил очень аскетично. Смылся в тишину. Было очень классно.

Потом я встретил в Праге крутых ребят и записал с ними один из своих лучших альбомов — «П-13. Провокация». Это был настоящий андеграунд. Он был записан в домашних условиях — водка из горла, косяки, микрофон, к которому вместо «плевалки» изолентой привязан дуршлаг. И я вернулся с этим альбомом в Москву.

— Почему в Москве ты снова решил объединить усилия с Александром Толмацким, хотя у тебя должен был остаться осадок после работы с «Медиастар»?

— У «Bad B. Альянса» все развалилось. Толмацкий поругался с Владом, на которого я грешил, потому что через него общался с Толмацким. Со всех сторон подкидывались дровишки: мол, это он (Влад) получал то бабло, которое должны были мы получать. Потом начались рэперские писькомерки. Валов стал пулять в интервью неуважительные комментарии в мой адрес, старался принизить мое участие в «Bad B. Альянсе». Как будто он меня вытащил откуда-то и выкормил. Хотя, например, я писал ему тексты, которые он зачитывает на моем альбоме. Да и вообще он полностью поменял свой стиль, услышав меня. Я люблю Влада, уважаю — счастлив, что мы помирились, но я должен говорить правду.

Вернувшись, я ходил по Москве и показывал альбом «П-13». Называл всем цену, которую я за него хочу, — 15 тысяч долларов, что ли. Показывал его и Владу. Он сказал, что это многовато, но предложил мне ходить и продавать его вместе.

В первый же день, когда я приехал в Москву, я сразу позвонил Sir-J — это к тому, что мы семья и неразрывно связаны. Он меня возненавидел за то, что я пропал и никому ничего не сказал. Позвонил — сказал, что я в Москве. Он ответил: «Сволочь ты, приезжай!» Мы с ним пили водку, слушали много рэпа, а потом поехали в студию и сразу записали четыре песни D.O.B. Так что на руках у меня уже было два альбома — «П-13» и D.O.B.

Толмацкие из-за того, что поругались с Валовым, открыли другую студию, назвали ее DnD — якобы Detsl and Dad. Все мои друзья остались там — Шуруп, диджей Тоник, LA и другие. Саша Толмацкий мне предложил быть директором их компании и предложил перезаписать на их студии альбом «П-13». А я хотел сделать его качественно. Я стал с ними работать: мы выпустили «П-13», потом я выпустил альбом D.O.B. с Sir-J. А потом я предложил Толмацкому выпустить мой сольный дебют.

— Мы с тобой познакомились в 2006-м, когда выходил этот твой дебют «XL». Ты давал интервью, разъезжая по Москве в синем «Бентли». Чей он был — Толмацкого?

— И не его тоже. Это была рабочая машина. Там была целая движуха на Краснопресненской — студия, клуб Infinity, была целая фирма — бухгалтеры, водитель, охранник и т.д.

— У тебя была амбиция с альбомом «XL» стать самым популярным артистом в стране. Как ты читал в одной из песен: «Звоните Земфире — карьера окончена». Как ты считаешь — получилось?

— Более чем. «XL» — самый продаваемый компакт-диск в этом жанре и один из самых продаваемых альбомов 2006-го. У меня за него куча разных сертификатов — золотые диски, вот это все. Я заработал много денег на этом альбоме. Получил огромное количество концертов. Стал известным мейнстримовым артистом. Я знал, что так будет, и поэтому работал с Сашей Толмацким. Если ты хочешь, чтобы твой альбом был везде, то надо брать крутого менеджера либо самому этим заниматься. А я знал, что Саша Толмацкий может. Ему в тот момент перло — они сделали сериал «Клуб» для MTV. Моя песня подошла как саундтрек к сериалу, и MTV вложилось в эфиры. Сняли дорогущий клип — с актерами и комедиклабовскими звездами, его показывали раз в полчаса. По Москве ездили маршрутки с текстом из моей песни «Пусть все знают, как мы отдыхаем».

Все ждали моего сольного альбома. За мной были десятилетняя история в рэпе и участие в разных проектах. Кроме того, шума наделала моя медиавойна с Владом Валовым — так называемый «первый биф в истории русского рэпа».

«XL» был безумно популярен. Да и до сих пор люди его знают наизусть, почти каждую песню. При том что он попсовый и неровный, он непростой и честный. С абсолютно дурацким названием, которое мы придумали в самый последний момент с Сашей Толмацким: «А давай “XL”!» — «А почему “XL”? Ну давай!» А сейчас я уже понимаю, что это название было абсолютно правильным: Х — это «неизвестный», а L — «Лигалайз». «Неизвестный Лигалайз» — теперь оно мне нравится.

— Почему же второй сольный альбом ты выпустил только спустя 10 лет?

— Я до сих пор не знаю ответа на этот вопрос. Об этом можно очень долго рассказывать и фильмы снимать. Первое, что приходит на ум: маленькие цели, выставленные себе. Когда я в Африке писал тексты в тетрадке, у меня была цель стать самым лучшим русским MC. Р-р-раз — и я становлюсь им! Потом у меня была цель стать самым продаваемым русским артистом, и бац — тоже получилось! А оказалось, что это фиговая цель, — будьте осторожнее со своими желаниями. И все — я остановился. И опять началась всякая попсня. У Саши Толмацкого есть такой принцип: он считает, что артист должен быть везде. А это неправильно. Артист должен быть только там, где он к месту. В какой-то момент я стал себя чувствовать полным чмо как артист.

Второе: я влюбился, женился, у меня родился сын. Впервые после мытарств по Африкам и Прагам у меня появилась семья. Я всем все доказал, как мне показалось. Наступил кризис среднего возраста. Я стал толстеть. Говорят, ничто так не развращает, как постоянный, стабильный заработок. Я жил в классном загородном доме и если раз в неделю давал концерт, то получал с него 10 тысяч евро. Мы их делили с Толмацким, правда, но это были нормальные деньги. Ты стабильненько живешь себе — бухаешь, куришь, ни о чем не думаешь. А художник должен быть голодным. Должен быть один. Должен что-то доказывать. Должен быть вне зоны комфорта. Когда у тебя все чики-пуки, это губительно для творчества.

Оказалось, что это фиговая цель, — будьте осторожнее со своими желаниями.

Третье: тот же самый хейт. Чем больше ты добился, тем больше хейта. В какой-то момент в этот хейт ты начинаешь верить сам — и это хуже всего. Перестаешь сам себя уважать. Потом у тебя не получается написать песню. Потом тебя не прет. Потом у тебя совсем поменялась жизнь.

А потом, видишь, вот такой я странный чувак. Могу на пике успеха уехать в Прагу или вообще перестать выпускать альбомы. Хотя от меня их хотели.

Недавно услышал такую фразу: эволюции не бывает без деградации — если ты в чем-то эволюционируешь, то ты в чем-то и деградируешь. Приходится выбирать. Я эти 10 лет занимался другим и стал другим. Я налег на изучение музыки — вернулся к изучению золотой эры хип-хопа. Тогда в интернете появились блоги, где стали выкладывать альбомы, которые раньше были моей мечтой, когда я коллекционировал кассеты. У меня накопилось 120 гигов редкого рэпа, который я слушал постоянно. Потом я сам начал делать биты. Стал делать странный рэп — позвал Джипа из «КТЛ ДиЛЛ». Сделал проект «Ярость Inc.» и сделал в нем все биты. Сделал как битмейкер первый сольный альбом крутому американскому рэперу Майки Ди — это чувак, который учил читать LL Cool J и имя ему придумал. Абсолютно для себя, просто потому, что я люблю это.

А потом понял, что надо выбираться из этого всего, и долго выбирался. Мне кажется, что только сейчас получилось: «ALI» — первый по-настоящему хороший альбом за долгое время.

— На альбоме «ALI» ты впервые со времен «Надежды на завтра» возвращаешься к общественно-политической повестке. Что тебя подтолкнуло сделать этот шаг?

— Все-таки я задумывался об этом и раньше. «Ярость Inc.» критикует общество потребления. На альбоме «Живой» — моем возвращении в рэп после 10 лет забвения — есть песня «Сердечко» про русско-украинскую историю. Мы, кстати, рассматривали возможность сделать на нее клип с Кириллом Серебренниковым, но его посадили прямо в этот момент.

Прошлый альбом «Молодой король» был эскапистским. Мне хотелось пробовать модную музыку: там есть и трэп, и хаус, он и электронный, и танцевальный. Я предполагал, что надо продолжать двигаться в этом русле. Начал готовить какие-то песни.

Это никакой не олдскул, он звучит как сегодняшний день.

И тут появился мой замечательный друг — Милан, он живет в Сербии, в Белграде. Он знал всю тусовку «КТЛ ДиЛЛ» и биты делает с тех самых пор, но мы в 90-х с ним не общались. А познакомились мы с ним только недавно через Фейсбук. Милан — что-то вроде айтишника продвинутого. Он абсолютный диггер, фанат брейксов — в его коллекции их тысячи. Он узнает звук барабана в любом хип-хоп-произведении и может сказать, откуда он взят. В подвале его дома есть весь сетап — разные драм-машинки.

Он все время присылал мне свои биты — уже много лет. Каждый раз я ему говорил: «Вау, крутняк», — а дальше писал: как жаль, что я как Лигалайз не могу использовать это в своей музыке, потому что не зайдет для совка. И в какой-то момент, когда Милан прислал мне очередной бит, который мне понравился, я подумал: «А почему не зайдет?» Рэп уже стал нашим культурным кодом. Появились стадионные звезды. Страна готова — это раз.

Два — я уже взрослый дяденька. Зачем разбавлять? Почему бы не делать то, что я люблю, и то, что мне нравится? Так и родился альбом «ALI». Это наиболее быстро записанный мною альбом.

Я стал взрослее чуть-чуть. Стал много читать, стал много наблюдать за тем, что в стране происходит. Стал много писать и заниматься. У меня очень много концертов появилось — я вошел в тонус. Я вернулся на свою территорию, и мне было очень легко. Я вложил в «ALI» всю свою любовь к классическому, сэмплерному рэпу, и, по-моему, получилось. Но это никакой не олдскул, он звучит как сегодняшний день.

— Смерть Кирилла Толмацкого повлияла на тебя и этот альбом?

— На этот альбом — вряд ли. На меня — конечно. Ты знаешь, я зарекся говорить о Кирилле. Так много я о нем сказал, когда его потерял. Я с ним попрощался. Вчера я посмотрел фильм «С закрытыми окнами» — очень долго я себя к этому готовил, мне было тяжело. Я посмотрел его и считаю, что это достойный фильм, чтобы мы помнили про него. Он пронзительный, в нем так много всего. Лучше я не буду говорить про Кирилла — слушайте его музыку.

— Трек «Дарвин» выделяется на альбоме «ALI». Отличная задумка — собрать сборную русского рэпа и попросить ее высказаться про прошлое и настоящее жанра. Как появилась эта песня и были ли артисты, которые отказались в этом треке участвовать?

— Мы с Миланом делали альбом по правилам классического хип-хопа конца 80-х — времен расцвета жанра. Тогда были определенные правила составления альбомов, и на каждом был так называемый posse cut — трек, в котором участвовало много рэперов. Самый известный posse cut — «Scenario» A Tribe Called Quest, где впервые появился 19-летний Busta Rhymes.

В свой posse cut я сначала предполагал звать самых «ньюскульных» чуваков, чтобы это не выглядело так, будто я хочу «вернуть все взад». Вообще это очень сложно — позвать востребованного артиста на песню и дождаться его. Альбом я записал очень быстро — за пару месяцев. А все остальное время я его сводил и ждал гостевых куплетов для «Дарвина». Никто мне ничего не присылал, кормили меня завтраками. Я включил план B, потом план C. Потом наступила одна неделя января — и мне сразу все прислали свои куплеты.

Face отказался, но с большим уважением — сказав, что не записывает совместные песни. Отказался Big Baby Tape, потому что предложил мне записать другую песню, но это не моя история. Хаски сказал, что у него сейчас не то время, чтобы участвовать. Окси был в шаге от участия — ему очень понравились идея и мой куплет, но он сказал, что для него сейчас тоже неправильный момент, чтобы записывать с кем-то песню.

Но в итоге я даже выбирал, что оставить, потому что всех включить было невозможно. И я убрал пару куплетов уважаемых исполнителей, потому что они записали их в стиле «раньше было лучше». А это то, чего я не хотел. Лучше — сейчас. Надо идти только вперед.

Понравился материал? Помоги сайту!