404.zero: «Все надоело — идем ва-банк»

Александр Лециус и Кристина Карпышева, выступающие как 404.zero, — видные представители российского цифрового искусства. Дуэт из Санкт-Петербурга показывал свои аудиовизуальные и световые проекты в России, Германии и США, в Музее искусств Лос-Анджелеса и на Таймс-сквер, выступал на фестивалях MUTEK и Electric Castle. В июне 2020 года 404.zero переквалифицировались из художников в музыканты, выпустив дебютный альбом «404.0» — он был записан в Исландии и вышел на знаменитом лейбле Bedroom Community, основанном Вальгиром Сигурдссоном, Беном Фростом и Ником Мьюли.

404.zero называют себя социофобами и «сайлент-фриками», одушевляют свои любимые модульные синтезаторы, непредсказуемо генерирующие звук, и скрываются в толще этого гула и шума, как в убежище от назойливого человечества. Возможно, поэтому их абстрактная импровизационная электронная музыка, сотканная из эффектно движущихся величественных массивов звука, рождает ассоциации с захватывающими дух пейзажами планеты, которая в одночасье обезлюдела.

Александр Лециус и Кристина Карпышева рассказали COLTA.RU, как группа Queen сподвигла их записать альбом, об исландских котах и китах и о своем видении будущего.

— Как вы познакомились?

Александр Лециус: Мы работали в галерее «МАРС», там постоянно какая-то движуха была. Было весело, интересно. Мы там жили фактически.

— В каком году? Потому что галерея-то, на самом деле, очень старая. Когда там начали происходить аудиовизуальные мероприятия?

Александр: Это был 2017-й или 2016-й… или, может, даже в 2015-м там все началось.

Кристина Карпышева: Но пик был в 2016-м.

— А сколько вы до этого занимались медиаартом, аудиовизуальным искусством?

Александр: Я где-то года три до этого или два. Кристина, наверное, год.

Кристина: Саша в «Тундре» был, а я одна. Училась, делала какие-то разные проекты.

— Почему вы решили объединить усилия?

Александр: Как почему? Как это обычно происходит — люди встречаются: «О, да ладно, ты тоже об этом?» — и я такой: «Да». — «Круто, давай что-то попробуем?» — и так далее. Как обычно это, наверное, происходит.

Кристина: Мы сделали первую инсталляцию в Питере. А потом нам Женя из SOUND UP написала: мол, не хотите сделать контент для концерта Грега Хайнса в планетарии. Мы сделали, и так классно получилось.

— Я прекрасно помню этот концерт. Я не большой специалист в медиаискусствах, однако понимаю, что в планетарии был купольный потолок. Это не на плоскую стенку делать проекцию, это должно быть сложнее…

Александр: Да, это сложнее, и тот видеоарт, что мы показывали на Греге Хайнсе, был еще и в режиме реального времени.

Кристина: Это не было отрендеренное видео. Мы сделали себе самопальные синты, с которых управляли всем контентом на куполе. Мы сидели на полу в планетарии на последнем ряду с этими синтами и с одним ноутбуком. Как ручку крутанешь — так и будет. Все было на интуитивном уровне. Всем казалось, что контент «засинкан» (синхронизирован. — Ред.) со звуком, но нет — мы просто пытались угадать, что будет дальше по звуку. Ко второму концерту (их было два в тот вечер) надо было сделать то же самое, и у нас уже были план и понимание, что он будет играть следующим треком. Но Грег решил все поменять и стал играть треки в другом порядке. Поэтому второй концерт был другим и еще более интуитивным.

— Это были синтезаторы звука и видео?

Александр: Да, мы хотели свои синты сделать — именно аудиовизуальные. И поэтому засели за эти контроллеры. И первые лайвы у нас были как раз на этих самопальных синтах. То есть мы брали в руки два таких маленьких устройства и играли одновременно с них и видео, и аудио.

Кристина: Да, вот как раз в «МАРСе» у нас был первый гиг с этими синтами и с виолончелистом. А потом мы поехали в Лос-Анджелес и там выступили в театре. Было круто очень: там нам стоя аплодировали.

— Там вы тоже импровизировали?

Александр: Да, у нас вообще такой подход к лайвам, что мы ничего не готовим заранее. Мы перестали даже пытаться повторить: это просто чистая импровизация, все в реальном времени, никаких сэмплов, потому что с сэмплами нам тоже скучно становится, и весь видеоконтент тоже в реальном времени. Такой вот подход.

— Значит, вы логичным образом перешли от аудиовизуальных проектов к звуковым?

Александр: Да не то чтобы перешли. Просто мы в какой-то момент поняли, что мы так долго занимаемся генеративом видео, что у нас нет вопросов к качеству, к уровню и так далее. А по звуку — были.

Кристина: Мы делали инсталляцию, к которой нужен был звук. Просить кого-то его сделать мы не хотели. И нам обычно давали материал, с которым тяжело работать и нам не нравилось. В очередной приезд в Россию мы потратили все деньги на синтезаторы Buchla и Eurorack. Купили два кейса и начали их дособирать уже в Америке и Европе.

— А почему вы выбрали именно их, а не что-нибудь подешевле?

Александр: Мы привыкли, что, когда мы работаем с контентом, у нас нет ограничений. У нас лучшая видеокарта, прокачанный компьютер, самое легкое и эргономичное оборудование: мы можем собрать все в два рюкзака и сесть в самолет. Поэтому все модули, которые мы смотрели и искали, должны были быть как можно более широкого спектра. И при этом кейс должен был поместиться в ручную кладь.

Прежде мы ни разу не покупали синт, стоимость одного модуля которого превышает 100 тысяч. Когда впервые покупаешь инструмент и отдаешь за него последние деньги, думаешь: интересный шаг.

Наше творчество — это шаги в неизвестность.

— И главное же, что это только первый шаг, потом придется покупать еще и еще.

Кристина: Да, это своего рода болезнь, и это вряд ли можно остановить или вылечить. Но мы можем переключаться на программирование, или 3D-моделирование, или сборку нового девайса / прототипа новой инсталляции и так далее. Мы перебираем, как игрушки, все наши знания и просто стараемся периодически закидывать новый пластилин на стол 404.

Александр: Все наше творчество — это такие шаги в неизвестность: все надоело, идем ва-банк и посмотрим, что будет. Со студией и альбомом то же самое было. Мы все отдали, чтобы уехать в Исландию и ничего не делать, кроме музыки. И ни разу об этом не пожалели.

— Почему вы поехали именно в Исландию? Вас же студия в первую очередь интересовала, а не природа.

Александр: Нам тяжело среди людей...

Кристина: Был один вечер, когда стало особенно невыносимо. Я не помню, почему так случилось, но мы просто сидели где-то в студии, от нас уже чего-то ждали, и мы уже все сделали, но появилось ощущение того, что это вообще неважно. Это было больше чем деньги, Америка, 404 и вообще что угодно.

Александр: Мы, не вылезая, делали инсталляции и контент — на заказ и не всегда то, что мы хотим…

Кристина: И все это в режиме «надо сделать за два дня». И на третий месяц у нас сдали нервы и начались истерики. И тут мы посмотрели фильм про Queen — о том, как они клево продали свой фургончик.

А мы сидим в самолете и такие: «Да, точно! Давай продадим фургончик».

Александр: Да, они такие: «Нам надо двигаться, нам нужен альбом! А на что мы его запишем? Фургончик продадим!»

Кристина: А мы сидим в самолете и такие: «Да, точно! Давай продадим фургончик».

Александр: Мы год или два мечтали заняться музыкой и сделать альбом. Пока ты делаешь визуальные проекты, естественно, ты музыкой не особо занимаешься. И тут мы поняли, что надо именно так и поступить: сдать последние объемы работы и найти студию. Но мы при этом понимали, что жить еще месяц или два в городе — не наш вариант. И просто написали в соцсетях: порекомендуйте студию где-нибудь за городом, тихую. И нам один чувак такой: «Смотрите, вот студия в Исландии, думаю, вам она подойдет». А у нас мечта была съездить в Исландию.

Кристина: Да, но у нас никогда не было запросов оттуда.

Александр: Никто туда не звал.

Кристина: Мы немножко не понимали, как это — поехать в Исландию. Там, наверное, холодно, и где-то Бьорк гуляет с микрофоном, и еще киты огромные и красивые. Туризм — не очень наша тема.

Александр: И тут все сложилось, и мы такие: «Да!» И просто написали Вальгиру (Сигурдссону, основателю лейбла Bedroom Community и студии Greenhouse Studios. — Ред.)...

Кристина: …«Привет, мы 404 — Кристина и Саша из Санкт-Петербурга, мы никогда не записывали альбомов и вообще не знаем, как это делать, все, что у нас есть, — это инстаграм и работы на Vimeo — вот, смотрите. Мы сейчас в Америке, но готовы вылететь в любой день».

Александр: «Мы хотим опыта и чтобы было интересно».

Кристина: «И хотим альбом записать, конечно».

Александр: И Вальгир нам ответил: «Да!»

Кристина: Хотя потом он сказал, что обычно на такие письма не отвечает (смеется).

В Исландии, наверное, холодно, и где-то Бьорк гуляет с микрофоном, и еще киты огромные и красивые.

— Вы засели в студии в Исландии и не пытались влиться в музыкальную жизнь Рейкьявика?

Александр: Мы вообще никогда не пытаемся ни в какую жизнь влиться, потому что это нам тяжело.

— Вы говорите, что вы социофобы и «сайлент-фрики». «Сайлент-фрик» — это вообще как?

Александр: Мы вот сейчас идем на «Севкабель», где никого нет, все закрыто и одна только кафешка работает. И вот мы сидим там довольные. А если кто-то еще приходит в кафе и начинает громко разговаривать, ты хочешь этого человека просто уничтожить…

Кристина: А он по телефону разговаривает так громко и о какой-нибудь ерунде. Тогда мы обычно встаем и уходим.

Александр: И у нас так постоянно. И это усугубилось с того момента, как мы стали музыку писать. Мы прямо замечаем, что каждый год нам все тяжелее и тяжелее среди людей. И особенно авиаперелеты — всегда боль.

Кристина: А в Исландии не так. Там, в принципе, тихо везде, и люди очень нешумные, мало разговаривают, такие все очень спокойные. Мы после Америки в Исландию приехали немножко дерганые. Спрашиваем у Вальгира, что да как, какое расписание. А он нам: расслабьтесь, нормально все, когда захотите — тогда заходите. Он настолько спокоен, что, когда рядом с ним стоишь, тебя вообще ничего не беспокоит. Там мы познакомились с Беном Фростом — он в той же студии сидел. Нам написал Йонси из Sigur Rós, что у нас классные работы и классно было бы кофе попить, но мы с ним разминулись, поэтому так и не встретились. С Олафуром Арнальдсом кофе попили.

— Вы в очень правильное место приехали, чтобы войти в контакт с компанией исландских музыкантов. Хотя у вас не было такой задачи.

Александр: Мы не искали знакомств.

Кристина: Известная личность — это не значит, что нам будет с ним интересно. Мы не знали, кто такой Бен Фрост. Одно дело — у него классная музыка, другое — кто он сам по себе. Но он оказался и классным человеком тоже.

Александр: Он дал нам свой синт для записи, кстати, — EMS Synthi 100. Очень крутой.

— Я бы даже сказал — легендарный.

Александр: И это заслуженно.

Кристина: Очень заслуженно. Мы думаем приобрести его как-нибудь.

— Но вы и своего оборудования к тому моменту, наверное, немало накопили?

Александр: Ну да, накопили, кейсы подувеличились, педальки с собой были. Было бы и больше, наверное, но у нас жизнь была кочевая три года…

Кристина: У нас нет дома, мы нигде не живем, все время переезжаем…

Александр: Когда ты постоянно перелетаешь и у тебя вообще нет базы, ты не можешь позволить себе много чемоданов, потому что невыносимо их с собой таскать все время. Максимум — два больших чемодана, два маленьких, два рюкзачка с компами — все. Из вещей для жизни там — половина маленького чемодана, и все.

Кристина: Я бы сказала, пакетик маленький.

Александр: Пакетик маленький, а все остальное — это провода, блоки питания и все, что нужно.

— Вы — люди будущего, что я могу сказать. Хорошо, вот вы первый раз пришли в исландскую студию — и дальше что? Вы как-то подготовились — прочли инструкции, что делать в студии?

Александр: Нет, мы поболтали… У нас был забукирован инженер, Франческо. Мы с ним, естественно, поболтали, как лучше писаться. Он предложил пару вариантов. Мы попробовали один и поняли, что это не наш метод. Там была какая ситуация: нам была отведена репетиционная комната с хорошей звукоизоляцией и хорошими мониторами, но она не идеально подходила для того, чтобы что-то писать. А главная, большая, студия у нас была забукирована — с консолью, железом, компрессорами, дистрессорами... И у нас был изначальный план, что мы сначала репетируем в репетиционной, а потом пишем живьем в главной студии. Франческо говорит нам: «Поехали» — и...

Кристина: Когда мы первый раз «поехали», мы так испугались! Это было странно.

Александр: Мы просто поняли, что это не наш вариант. В итоге мы сошлись на том, что мы все пишем сами по себе: никто на нас не смотрит, не заходит, над душой не стоит. И мы лайвом писали на свою карточку, Франческо сказал, что это нормально абсолютно, ничего страшного. Ничего не потеряли в качестве. А потом материал, который мы записали и который, как мы считали, заслуживал внимания Франческо, несли наверх и сводили через консоль, через все аналоговое, что там есть, что подходило. Причем сводили в аналоге.

А на втором этапе мы принесли сведенный материал Франческо в студию, нашпигованную всем, чем только можно, и он, значит, такой начинает все делать как положено — открывать материал в Ableton, плагинчики накручивать. Мы ему: «Франческо, а ты уверен, что это правильное решение? Тут сколько железа стоит. А нам надо опыт получить и понять, что это такое». Он: «Обычно люди не любят такое — контроля меньше, у тебя несколько попыток, и сложно что-то подкорректировать». Мы такие: «А мы — готовы!»

Тогда и поняли, какой наш подход. Надо, чтобы все было максимально аналоговым, максимально записано живьем, максимально одноразовым и больше невозможно было что-то повторить. И в итоге так и делали. Трек «404.3», например, записан живьем прямо через консоль — по сути, это лайв, только студийный.

Нам нужно уметь сохранять новизну.

— И лайв, как я понимаю, импровизационный?

Александр: Да, мы даже почти ничего не готовим. Когда мы пытались готовиться, хотя бы два дня уделить подготовке, в итоге плохо получалось. И мы пришли к выводу, что нам нужно уметь сохранять новизну. Скажем, ты два дня уже что-то слушаешь, видишь — и у тебя уже стирается восприятие этой новизны, и ты начинаешь делать скучную, но качественную фигню.

— Когда вы писали свой альбом, вы чего хотели достичь? Например, создать звуковую среду, в которой вам было бы комфортно укрыться?

Кристина: Да мы вообще ничего не хотели. Мы шли в студию, и если что-то вылетало, то мы нажимали на запись. И все.

Александр: А если ничего не вылетало — то…

Кристина: …Шли на скамеечку с котами местными сидеть. Там, в Исландии, крутейшие коты. Или садились в машину и ехали смотреть на китов, фьорды и так далее.

Александр: Больше трех дней мы не сидели подряд в студии.

Кристина: Да, мы уставали.

Александр: Потому что через три дня ты уже не слышишь музыки, которую играешь. Просто крутишь что-то… Я понимаю, что есть люди, которые могут долбить один фрагмент днями и потом его довести до какого-то идеала, но это не наш случай абсолютно, потому что через три дня мы просто перестаем видеть в этом смысл. Или слушаешь записанное три дня назад и такой — «ага, здесь что-то есть, а вот это фигня полная». Фигня полная, например, то, что казалось очень крутым, когда ты это записывал. «О, круто, пишем-пишем» — а потом слушаешь через три дня, и там вообще примитив. А что-то, когда ты просто совершенно случайно нажал на запись и забыл выключить, — о, ни фига себе, вот это интересно. Вот такой подход мы нашли для себя.

— Почему лейбл Bedroom Community решил издать ваши «случайные» записи? Вальгир случайно проходил мимо студии и вас услышал?

Кристина: Нет, он сначала сказал: «Дайте-ка мне послушать — что-то я слышал классное». Попросил нас дать ему музыку послушать и долго не отвечал. Мы уже подумали, что ему не понравилось. А он писал симфонию в этот момент — и у него не было времени послушать это в студии. И потом он предложил сделать маленький гиг в студии, позвал всех своих друзей оркестровых, там собралась ответственная публика: все владеют инструментами и с таким бэкграундом нормальным. Мы нервничали. Но выступили, и им всем очень понравилось. На следующий день Вальгир к нам подошел и сказал, что наконец послушал запись и менеджер послушал, что ему понравилось и он хочет нас взять к себе под крылышко.

— «Под крылышко» означает контракт на сколько альбомов?

Александр: Нет, контракт на альбом, просто решили один выпустить.

— А вы думаете о втором релизе?

Александр: Да, сегодня вот отправляем Вальгиру. Там январские записи. Мы в январе в пути сочинили.

Кристина: У нас в Сан-Франциско был гиг, и мы решили заехать в Исландию забрать вещи, заехали на две недели и записали еще материал — шесть треков. Но формат поспокойнее даже.

— Почему так получилось?

Александр: Такое настроение было.

Кристина: Мы просто приехали туда уже как домой. И эта студия очень клевая, там с другой стороны дома Вальгир живет. И мы там и жили, и писали музыку, и готовили салат себе.

Александр: В магазин ходили с рюкзачками. Там по атмосфере очень классно, у Франческо, инженера, тоже студия маленькая. Такая размеренная музыкальная жизнь. С утра Франческо приезжает…

Кристина: Вместе кофе пьем.

Александр: Вальгир приходит — рассказывает, как у него батарея протекла. Смесь высокого творчества и обычной спокойной исландской жизни. Прикольно.

— Где-то вы говорили, что вы пытаетесь собирать системы, живущие сами по себе. Условно говоря, алгоритм, который выдает контент — неважно, визуальный или звуковой. На этом альбоме вы занимались такими вещами?

Александр: Мы этим всегда занимаемся.

Кристина: Мы хотели бы в идеале написать нейронку (нейронную сеть. — Ред.), которая на основе нашей игры делает бесконечный луп с эмбиентом. Но пока это тяжеловато. По визуальной части мы уже можем что-то показать, а по музыкальной пока технически сложно.

— Неужели визуальная нейросеть проще, чем звуковая?

Александр: Просто из того, что сейчас уже придумано, больше примеров существует по визуалке — например, можно сгенерировать лица людей.

— Уже есть открытые алгоритмы?

Александр: Да, их можно использовать. По звуку тоже есть, но все, что есть, сильно недотягивает по качеству. Как-то это оказывается сложнее, чем графика, наверное. Я думаю, что в ближайшие пару лет мы что-то увидим интересное в этом плане. Но пока все это звучит очень грязно.

— Почему вас интересуют именно модульные синтезаторы?

Кристина: Они как будто бы живые. Ты на миллиметр крутанешь ручку — и все, звук другой. Даже по фотке не можешь собрать то же самое. Он настолько многозвучный, и каждый раз ты в шоке, что собираешь патч, который уже собирал, а он просто не так звучит, потому что полмиллиметра — и все ломается. Или ты с чистого листа начинаешь собирать, что-то хочешь протестировать, послушать, и получается что-то совершенно крутое.

Александр: Или лайв-патч берешь, буквально одну ручку начинаешь крутить, а она все меняет.

Кристина: Вот, например, синт EMS Synthi: его накрутишь, оставишь одного — и он будто живой. Там не один дрон, а все как-то переливается… Слышны какие-то скачки звука, а иногда ритм сбивается на микродолю — то ли от старины, то ли он волшебный.

— Я, когда слушал ваш альбом, вспоминал интервью Терри Райли для COLTA.RU. Он сказал, что, на его взгляд, сейчас композиторами являются программисты, разработчики софта, которым пользуются музыканты. Вы, на самом деле, тоже делаете музыку как программисты, только манипулируете не программными блоками, а модулями синтезаторов. Так что вы находитесь в парадигме будущего, если верить Терри Райли. Да и музыка у вас такая, какую, мне кажется, в скором времени будут выдавать нейросети под каждого конкретного человека. А вы что думаете о будущем — каким вы его видите через пять лет?

Кристина: Если мы будем продолжать с той же динамикой использовать нашу планету...

Александр: …То через пять лет, мне кажется, мы, скорее всего, все умрем.

— Но сейчас-то в связи с пандемией как раз все на паузу встало.

Александр: Подожди, сейчас вернут все на Play — и увидим. Поэтому либо мы все умрем, либо пойдем вперед. Думаю, 50/50.

Кристина: Если что-то разумное случится, то лет через пять наступит то будущее, которое ты описываешь.

Александр: А если не случится, то можно и не волноваться.

Кристина: Останутся наши синты пылиться без нас.

Понравился материал? Помоги сайту!