Лилия Яппарова: «У нас нет ни прошлого, ни будущего. Мы существуем только в настоящем»
Журналистка «Медузы» о работе в эмиграции, идентичности и о смутных перспективах на завтра и послезавтра
28 августа 202357313«Розовый фламинго» Алены Свиридовой — знаковая песня для отечественной поп-музыки девяностых. Ну как знаковая — тогда она была реальным хитом, который крутили в телевизионный прайм-тайм, а сейчас наверняка она войдет в условную двадцатку или даже десятку главных клипов 1990-х. Если интересна статистика — сейчас у оригинала чуть больше 2 млн просмотров на YouTube: далеко не лучший, но и не худший результат, сравнимый, допустим, с клипами Натальи Ветлицкой. «Розовый фламинго» — одна из эксплицитно утопических песен того времени: «В час туманный предрассветный спящий город мы покинем / И уйдем тропой заветной к тем озерам по равнине, / Где закаты цвета вишни одуряюще прекрасны, / Здесь никто не станет лишним <…> думай о хорошем, я могу исполнить».
Алена Свиридова — «Розовый фламинго»
Речь, конечно, о формальной стороне вопроса, об использовании тропа «утопии бегства», а не о каком-то эмансипирующем утопическом потенциале: его в 1994 году в поп-музыке постсоветского пространства за пределами рейвов и новых песен «Гражданской обороны» (которые потом станут «Солнцеворотом») было немного. Как пишет в своем тексте «Преданная революция, или Девяностых не было» Андрей Шенталь, «Розовый фламинго» тогда создавал «геотемпоральную фикцию, которая определялась через <…> недосягаемое прекрасное далеко». Понятно, что этот утопизм — примерно на уровне «Маленькой страны» Наташи Королевой (у этого клипа, кстати, на сегодня 5 млн просмотров). Также понятно, что именно тогда, в девяностые, всем этим утопическим тропам мейнстримной поп-музыки можно было вменить некоторый социокультурный подтекст — начиная от психоделического и заканчивая общеэскапистским, характерным для той поп-культуры, разворачивающейся на мы-знаем-каком-фоне.
Если клип 1994 года обращался к подводным образам, то видео на новую версию песни, сделанную группой Cream Soda, визуально решено как совокупность многочисленных отсылок к мифам дворянской усадьбы (дело происходит как бы в лесу, но на самом деле концептуально это, конечно, именно заброшенный усадебный парк) и барской охоты (выстроенной более или менее по канонам: утренняя подготовка — собственно охота — финальный пир).
Cream Soda & Алена Свиридова — «Розовый фламинго»
Дореволюционная усадебная Россия, показанная на экране, уже не может восприниматься без учета реконструкций и деконструкций позднесоветскими режиссерами, в диапазоне от михалковски-чеховских экзерсисов и до какой-нибудь «Формулы любви». И — самое важное — без учета огромного визуального массива ностальгического и иронического отображения дореволюционной дворянской культуры в девяностые. Авторы клипа учитывают все эти пласты, более того, они снимают видео на песню из 90-х именно так потому, что это и есть один из сквозных сюжетов того десятилетия, одновременно приторно-романтичный, бесплодно пытающийся возродить ту самую ретроутопию усадьбы, охоты и проч., и иронический (сравните «Как упоительны в России вечера» и саркастические дореволюционные сцены в «Особенностях национальной охоты»). Да и снят «Розовый фламинго» в утрированно-комедийной манере, имитирующей юмористические передачи девяностых, в духе скетчей из «Масок-шоу» или «Городка».
Музыкально атмосфера оригинала воспроизведена бережно: о современности куда больше, чем новая аранжировка, говорит качество мастеринга да, может быть, RnB'шная вокальная партия ближе к концу. Голос самой Свиридовой, кажется, совсем не поменялся и звучит как семпл из тех старых времен. В смысле работы с ностальгическим звуковым материалом новый «Розовый фламинго» сделан максимально аккуратно: без экстремальных решений и серьезного переосмысления.
Казалось бы, такой кавер, плюс еще и усиленный визуалом, с утопической проблематикой и стилистикой девяностых и работать будет плюс-минус так же, как оригинал. Актер Никита Кукушкин, сыгравший в клипе нарочито кринжеватую роль барина-фламинго, и предложил снять видео на эту песню как раз как оммаж девяностым, потому что «люди того времени лучше понимали эту жизнь». Но нет, разумеется, в итоге все функционирует совершенно по-другому. Реконструкцию нового «Розового фламинго» можно сравнить с последними двумя частями «Старых песен о главном», развернувшимися от наивной ностальгии по советской ретроутопии к довольно жестоким для зрителя и даже несколько издевательским иронии и пастишу ради иронии и пастиша. «От былой умилительной ностальгии не осталось и следа. Место тоски по былому “прекрасному веку”, отчетливо считываемой в первом выпуске, заняла тотальная ирония. Лекала, казалось бы, оставались по-прежнему хорошо узнаваемыми, но вот готовый продукт уводил прочь от формата идиллической ретроспективы», — пишет в своем исследовании «Старых песен о главном» культуролог Дарья Журкова, называя третий выпуск «СПГ» «поминками по советской культуре».
Можем ли мы сформулировать отношение авторов клипа к показываемому на экране? Что значат все эти охоты, костюмы, рожки, ружья, борзые, лошади? Авторы выстраивают связи сразу с несколькими пластами культуры прошлого, но каждая из этих связей имеет некий изъян. Мы видим лоу-файную, мутноватую, чуть размытую картинку, по колористике похожую на позднесоветское кино или кино ранних девяностых, но, приглядевшись, обнаруживаем, что шум тут — цифровой, непредставимый в то время. Как уже сказано, изначально песня «Розовый фламинго» — это фикция, но фикция, которая МОЖЕТ рассматриваться как наивно-утопическая: по крайней мере, в ней, как и в относящихся к тому времени ужасающих рекламных роликах банка «Империал» или в «Маленькой стране», был терапевтический смысл. Стоит ли говорить это о кавере — тем более что он апеллирует именно сразу к двум версиям утопии? Вероятно, нет — в нем нет ни ностальгии, ни утопизма: он не переживает ни по девяностым, ни по XIX веку, ни по XIX веку, преломленному девяностыми. Утопические образы берутся в работу вроде бы и уместно, но так, чтобы утопическое и историческое содержание из них было исключено.
Все иронично идет в ход и превращается во всеобщий КВН.
Появление в клипе Евгения Понасенкова особенно характерно. Понасенков — публицист, занимающийся историческим ревизионизмом, в основном его интересует дореволюционный период. В частности, он написал крайне спорную книгу с нескромным названием «Первая научная история войны 1812 года». Параллельно Понасенков — медийная фигура, меметичный видеоблогер, которого называют ироничным прозвищем Маэстро и смотрят, скорее, не из уважения к автору как к специалисту, а опять же из-за порождаемых им мемов. Прямо сейчас завершается превращение Понасенкова из «интернет-фрика» во вполне конвенционального медиагероя: еще пару лет назад к нему проявляли интерес только форумные интернет-бойцы и борцы с лженаукой, а теперь он — желанный гость на шоу Ивана Урганта. Медиа наконец-то распробовали нарочитые, мегаломанские самовосхваления («интеллектуальный гуру нового поколения»), хлесткие фразочки и претензии на сенсационность, и Маэстро становится нарасхват. Этому не мешает даже, казалось бы, «русофобский» характер штудий Понасенкова: все же понимают, что это форма игры, часть образа.
Cream Soda и их партнеры по созданию видео вообще оперативнее многих реагируют на появление в медиапространстве очередного «персонажа». Похожий эффект был и в их кавере на «Плачу на техно» группы «Хлеб».
Cream Soda & «Хлеб» — «Плачу на техно»
Главной звездой клипа стал меметичный Дмитрий «Пухляш» Красилов, бодипозитивный танцор. Однако в видео он не репрезентировал ничего социального, исторического или «актуального» (группы «бодипозитивные люди» или их эмансипационных практик, например, — то есть того, чего хочется вменить клипу при просмотре с «исторической» точки зрения), он был просто мимолетно выхвачен и встроен в свою орбиту режиссерами/музыкантами как некий узнаваемый персонаж. С Понасенковым ситуация чуть более изящная и сложная: он уместен в обновленном «Розовом фламинго» именно настолько, насколько сам как одиозный квазиисторик имеет «испорченную», «поломанную» связь с прошлым. Но мы не можем даже сказать, что здесь смеются над культурой «хруста французской булки» или, напротив, над левацкой культурой издевки над ретроутопией, над девяностыми или над самим Понасенковым: нет, просто все иронично идет в ход и превращается во всеобщий КВН, это юмор без объекта. Комплекс из видео и песни становится пусть и пропитанной визуальными и звуковыми отсылками, но герметичной структурой: примерно как если бы сейчас кто-то решил снять клип по анекдотам про Чапаева, но забыл, кто это такой. Образ жареного фламинго оказывается оправданным, ха-ха: это именно что препарирование тушки девяностых.
Выводы, которые из этого можно сделать, будут касаться в основном не музыки и визуального ряда, а, конечно, политического аспекта. Господствующий дискурс консервативного цинизма (в терминологии левого философа Ильи Будрайтскиса) использует те же самые методы разрыва означаемого и означающего, разрушения связей — несмотря на постоянно декларируемую серьезность отношения к прошлому, вся идеологическая база российской власти лежит в области игры с этим прошлым и определения правил этой игры. Если где-то постоянно хоронимый постмодернизм и жив, так это на госканалах. Причем постмодернизм олдскульный, как из книжек Фредрика Джеймисона, характеризующийся именно разрывом исторических связей, тем, что Джеймисон называет «шизофреничностью». Последние «Старые песни о главном» выходили во времена становления текущего политического режима, этот клип выходит в эпоху его развитого застоя. И оба они (как и режим) нарочито порывают с утопическим — пусть даже и с фиктивным утопическим.
«Слово “утопия” <…> остается символическим маркером, сущностная политическая борьба вокруг которого все еще помогает нам проводить границу между левым и правым», — пишет Джеймисон в своей работе «Политика утопии». Новый «Розовый фламинго» — настоящее реакционное, «правое» искусство: не в смысле «репрессивное», а в смысле «конгениальное реакционному политическому порядку»; искусство, адекватно и не без выдумки обслуживающее нашу печальную современность. В первую очередь — именно за счет этого сдвига: в настоящее мы берем усадьбу, лихую тройку и бит из девяностых, а вот утопизм (каким бы безобидным он ни был), пожалуйста, оставьте там, где взяли.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиЖурналистка «Медузы» о работе в эмиграции, идентичности и о смутных перспективах на завтра и послезавтра
28 августа 202357313Разговор с издателем «Мела» о плачевном состоянии медийного рынка, который экономика убьет быстрее, чем политика
9 августа 202340506Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо
12 июля 202370327Главный редактор «Верстки» о новой философии дистрибуции, опорных точках своей редакционной политики, механизмах успеха и о том, как просто ощутить свою миссию
19 июня 202350419Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам
7 июня 202341765Разговор Ксении Лученко с известным медиааналитиком о жизни и проблемах эмигрантских медиа. И старт нового проекта Кольты «Журналистика: ревизия»
29 мая 202364331Пятичасовой разговор Елены Ковальской, Нади Плунгян, Юрия Сапрыкина и Александра Иванова о том, почему сегодня необходимо быть в России. Разговор ведут Михаил Ратгауз и Екатерина Вахрамцева
14 марта 202398995Вторая часть большого, пятичасового, разговора между Юрием Сапрыкиным, Александром Ивановым, Надей Плунгян, Еленой Ковальской, Екатериной Вахрамцевой и Михаилом Ратгаузом
14 марта 2023109347Арнольд Хачатуров и Сергей Машуков поговорили с историком анархизма о судьбах горизонтальной идеи в последние два столетия
21 февраля 202343668Социолог Любовь Чернышева изучала питерские квартиры-коммуны. Мария Мускевич узнала, какие достижения и ошибки можно обнаружить в этом опыте для активистских инициатив
13 февраля 202311777Горизонтальные объединения — это не только розы, очень часто это вполне ощутимые тернии. И к ним лучше быть готовым
10 февраля 202314310Руководитель «Теплицы социальных технологий» Алексей Сидоренко разбирает трудности антивоенного движения и выступает с предложением
24 января 202314309