3 апреля в московском клубе RED один из участников популярной рэп-группы «Каста» Влади представляет свой новый сольный альбом «Несусветное». В преддверии концерта COLTA.RUпоговорила с Влади о том, как появился рэп в Ростове, о симпатиях к Навальному и о новой экономической ситуации.
— Есть ли отзывы на «Несусветное», которые тебе понравились?
— Мне понравилось бы большинство. Но я в этот раз специально решил не читать ни комментов, ни отзывов. Разве что иногда попадаются такие, которые не успеваю пролистать, — ну, значит, мне их не избежать. Это не потому, что я не хочу встречать фидбэк. Дело в том, что на этом альбоме я сделал все умышленно — я хорошо знаю его сильные и слабые стороны. А в интернете могут комментировать люди, скажем так, не вошедшие в настроение альбома или не уделившие ему достаточно внимания. Они могут начать писать коммент, едва начав слушать или еще только скачав. Эта информация для меня лишняя.
— Расскажи тогда, в чем умысел. Что ты хотел сказать этой пластинкой?
— Мне хотелось, чтобы люди больше сконцентрировались на том, что происходит внутри них. На своем внутреннем мире. Я убежден, что в этом и есть механизм появления всего, что им встречается в жизни. Эта мысль у меня проскальзывает в нескольких песнях.
— Это связано с твоим увлечением ииссиидиологией?
— Это вообще со всем связано, с ииссиидиологией тоже.
— Что это вообще такое?
— Новая современная концепция, в которой описаны механизмы восприятия человека. Они описаны логично и убедительно, и это представляет большой интерес. Мне кажется, за ней будущее науки и философии. Например, там тщательно описан механизм многосценарности — расхождения реальностей и тот механизм, благодаря которому мы оказываемся в том или ином сценарии.
— И этот сценарий зависит от внутреннего состояния человека?
— Ну да — от самосознания, от мотива, от фокуса внимания.
Эта информация для меня лишняя.
— Чем для тебя различаются новый альбом и предыдущий — «Ясно»?
— Этот — более песенный, подвижный, драйвовый, более современный по звучанию. Технологически он лучше сделан. Я в нем шагнул в те поджанры, где меня раньше не было. Есть темпы, в которых я раньше не пробовал читать. Есть песни, которых от меня давно ждали старые фэны, — например, «Сбежать, умереть, воскреснуть» или «Люблю это место», напоминающие раннюю «Касту».
— Я параллельно с твоим альбомом послушал новую работу «Кровостока». Забавно, что у вас в текстах есть пересечения — встречаются и внутренний мир, и бозон Хиггса, но взгляд на вещи диаметрально противоположный.
— У «Кровостока» цель, наверное, — изящно и мрачно развеселить. Им, может, кажется, что так нескучно. Это не только нескучно, но и деструктивно. А я как взрослый человек хочу в меру своих возможностей конструктивно влиять на публику. Не то чтобы переводить бабушку через дорогу. Но сподвигнуть слушателя разобраться с какой-то забуксовавшей штукой — как-то воодушевить. Мне вот этого хочется.
— Ты хотел записать позитивный рэп-альбом с моралью как в голливудских фильмах?
— Искусство — это тонкая вещь; хотелось, чтобы мое творчество было как можно ближе к искусству. Надеюсь, что ко мне нет претензий таких. Морализаторской стороны я старался касаться нечасто.
Многие люди считают, что им мешает власть.
— Чем тебя пугает эта сторона?
— Не пугает. Кем-то она может хуже восприниматься.
— В новой песне «Карго-культ» есть такие строчки: «Мы обманываемся. Настя решила управлять своей судьбой и пошла против власти и режима». На этом история, к сожалению, заканчивается.
— Пояснить? Многие люди считают, что им мешает власть. Даже не власть. Вся сложившаяся ситуация мешает им быть собой, прогрессировать, развиваться как личность. Они обманываются — им ничего не мешает. Конечно, можно иметь претензии к власти, но если речь идет о внутреннем развитии и стремлении управлять свой судьбой, то власть здесь ни при чем.
— Ты вообще интересуешься политической ситуацией в стране и мире?
— Решил перестать интересоваться.
— Когда?
— Года два назад.
Навальный — популярный политик, а кто еще популярный?
— Я помню, что ты выступал с концертом на митинге в поддержку Навального.
— Да, когда Навальный баллотировался в мэры. Мне Навальный нравится. Да что тут говорить: Навальный — популярный политик, а кто еще популярный? Еще один или два. Мне слово «популярный» понятно. Оно из моей сферы. Я могу сравнить Путина и Навального как артистов. Популярность Навального мне гораздо более симпатична, поэтому я и поддержал его, выступив на концерте.
— Твои симпатии не изменились?
— В этом плане — нет. И я вижу, как пропагандистская машина сейчас калечит умы. Мне иногда что-то попадается на глаза и в уши, и я вижу, насколько там много субъективной навязчивой воли. Как стараются внедрить, ввинтить, застолбить в голове обычного зрителя чужую идею. Мне кажется, что жестоко с населением так обращаться, поэтому я избегаю всего медийного, что с этим связано, — избегаю разговоров, не смотрю телевизор. Если мне попадается Первый канал — я просто отворачиваюсь и вставляю наушники в уши. Я себя изолировал от идиотизма. Я готов воспринимать информацию только в чистом виде.
— Есть ли у тебя собственное мнение по Крыму или военным действиям в Донбассе?
— Это не в поле моего внимания. Я этим не увлекаюсь.
Я в этом не разбираюсь, как не разбираюсь, например, в насекомых.
— Разве тебя это не касается как человека и гражданина?
— Честно говоря, нет... У меня на Украине много друзей, и то, что происходит, — это, с одной стороны, глупость, с другой — трагедия, с третьей — чей-то успех, которому кто-то рад. Но я в этом не разбираюсь, как не разбираюсь, например, в насекомых. Могу только пофилософствовать, но зачем? Решить эту ситуацию я не смогу, но смогу быть непричастным. Кроме того, я думаю, что многие компетентные люди, владеющие информацией, могут выступить со своей оценкой событий и будут менее правы, чем если бы я просто пофилософствовал.
— Давай поговорим о том, что в твоей компетенции. Ты не только артист, но и один из людей, принимающих решения на лейбле Respect Production. Это ведь частный бизнес?
— Да, звукозаписывающая и издающая компания.
— Более того, ты еще и кандидат экономических наук — значит, должен разбираться в экономике. Кстати, какая у тебя была тема диссертации?
— «Взращивание новых экономических институтов в посткризисной экономике» (смеется). Но это не про нынешнюю ситуацию, а про постсоветскую.
«Касту» неоднократно приглашали на какие-то муниципальные мероприятия в Севастополь. Мы отказывались.
— Как изменилась экономическая ситуация в сфере твоего бизнеса за последний год?
— Один из главных артистов лейбла — белорус Макс Корж. У него ничего не изменилось — он с аншлагами гастролирует по России, Украине. «Касту» неоднократно приглашали на какие-то муниципальные мероприятия в Севастополь. Мы отказывались. Мы не хотим на муниципальные мероприятия. Мы согласимся только на честный кассовый концерт в клубе — такая позиция у группы не только по Севастополю, но и по другим крымским городам.
— На Украину вас еще зовут?
— Зовут. Переговоры были, но до договора не доходило. На Украине живет много наших друзей. Нам нравится там выступать — это всегда были наши любимые города. Я с украинскими друзьями виделся в последнее время, и неоднократно. У них такое же примерно отношение к ситуации, как и у меня. Конфронтацией между русскими и украинцами занимаются какие-то другие стороны. Это не мы, не народ. Это чужая игра — она нас не касается.
— С концертами по России изменилась ситуация?
— Вроде бы нет. Отовсюду слышно, что упала покупательская способность; да, чуть-чуть упала, но не в тех масштабах, в каких упал рубль к доллару. Может быть, наша сфера подпадает под базовые потребности (смеется)? Не то чтобы мы как сыр в масле катаемся, но от банкротства и распродажи мебели мы далеки.
— Какова твоя зона ответственности на лейбле?
— Я — гарант соблюдения договоров с артистами и с контрагентами. Еще я главный по клипам, у меня это получается ловчее и дешевле, а еще — по сведению и мастерингу. Я сюда пришел из звука.
— Всегда хотел у тебя спросить — как вообще русский рэп появился в Ростове? Кому пришла в голову идея перевести рэп на русский язык?
— Мне (смеется). Я слышал рэп. Я понимал, что теперь во мне что-то есть и мне надо что-то с этим делать. Английского я не знал и начал делать его по-русски. Первые варианты появились, когда мне было лет 14.
Это не мы, не народ.
— До этого ты рэпа на русском не слышал?
— До этого рэпа не было вообще. Нет, ну были какие-то треки, которые могли попасться на случайно переписанной кассете. Помню, мне жутко понравилась композиция группы «Ван Моо» — «Хава нагила», кажется. Я очень искал их альбом и смог достать его только через три года. Были сборники «Трэпанация Ч'рэпа» — но мы к ним относились так: мол, придет время, и мы вам покажем, как надо.
— Bad Balance?
— Bad Balance нравились. Выборочно. Песню «Жабы-жабы» мы все наизусть знали. По-моему, это самая крутая песня у них.
— А заграничный рэп ты какой любил?
— Сначала мне нравился MC Hammer — больше всего. Потом RUN DMC, потом KRS One, потом Onyx и Wu Tang. Ну и Fugees и Redman.
— Когда я разговаривал со Смоки Мо, он сказал, что, по его мнению, русский рэп остался на уровне середины 2000-х.
— А мне кажется, с тех пор произошел очень большой скачок. Сейчас можно встретить такой рэп, который если бы появился в 2005-м — это было бы как НЛО. Другого размера речитатив, совсем другой звук — чаще всего производная от американцев, но тем не менее теперь это часть русского рэпа. Новые фишки в вордплее — раньше этого не было в принципе, а сейчас многие группы на вордплее зациклены. Например, группа «Каспийский груз» — у них все построено на нескольких значениях слов.
— А что касается нового звука? Меня, например, смущает, что и в твоих песнях, и у Басты, и у «Кровостока», и у Тимати можно встретить одни и те же ударные, одни и те же клэпы.
— Ну это просто очень популярная модель барабанного синтезатора — Roland 808. Его мало кто даже вживую видел — но он полностью сэмплирован во всех своих положениях ручек. Много больших хитов записано с этими битами, я многие люблю. Хотя у меня-то в треках лишь немного 808.
До этого рэпа не было вообще.
— Есть ли рэперы в России, которые делают ни на что не похожий, новаторский звук?
— Таких удачливых экспериментаторов может в принципе и не быть. Эксперимент ценен не тогда, когда он эксперимент, а только тогда, когда он удачный эксперимент. Вот таких бывает крайне мало. Так что я, наверное, никого не назову.
— Какого нового артиста ты бы хотел найти для лейбла Respect Production?
— Стабильного, классного, идейного сочинителя, мечтающего быть суперзвездой. Как он выглядит и как его зовут, мне пока неизвестно (смеется).
— Как ты поймешь, что это тот, кто нужен?
— А это сразу видно. Вот приходит человек — видно, что он в теме, что он уже прокачал себя до какого-то уровня как артист. Нет у него никаких вопросов, как сделать песню. Он с удовольствием впитывает в себя новое и многое из этого нового отвергает, потому что знает, что это какая-то херь. И он знает, как надо на самом деле.
— Может ли в русском рэпе сейчас появиться новый артист-суперзвезда?
— Конечно, может. Я не знаю, будет это один человек или несколько. Но могут появиться. Наверное, они уже должны действовать.
— Как ты думаешь, твой земляк и коллега Баста соберет «Олимпийский»?
— Думаю, соберет. Я пойду. Я добавлю себя в число зрителей, чтобы Баста собрал «Олимпийский».
— И он станет первым рэпером, который соберет «Олимпийский»?
— Да, это будет классно. Надеюсь, что не последним.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова