Лилия Яппарова: «У нас нет ни прошлого, ни будущего. Мы существуем только в настоящем»
Журналистка «Медузы» о работе в эмиграции, идентичности и о смутных перспективах на завтра и послезавтра
28 августа 202357311Сегодня у нас — онлайн-премьера документального фильма «Хата с краю», который смотрит на войну на Юго-Востоке Украины с точки зрения тех, кто был вовлечен в нее невольно: простых жителей, оказавшихся в зоне военных действий, под бомбежками. Журналист Юлия Вишневецкая снимала по обе стороны фронта — людей, разделенных невидимой чертой, вдруг разметившей когда-то единую землю.
До этого фильм был показан только два раза: в один день, 15 апреля, в Москве и в Киеве. В Киеве — в пространстве коворкинга Mediahub. В Москве это оказалось серьезной проблемой. Один из организаторов показа Шура Буртин так описывал это хождение по мукам, очень характерное для атмосферы московской весны образца 2016 года: «Одна за другой слились уже три площадки. Сценарий везде один: сначала “Да, конечно, какая прекрасная идея!”, потом консультации с начальством, грустный вид и тысяча извинений: “У нас сейчас нехорошее положение, мы опасаемся провокаций...”, “У нас начинаются госпроверки...”, “Мы собираемся показать фильм про Немцова и не можем рисковать...”». В результате организаторы показа вынуждены были просто арендовать пространство. О том, как прошел этот показ, вы можете прочесть в тексте Шуры Буртина «Аэропорт и хата».
И вы можете посмотреть это важное кино на Кольте до 23:00 понедельника, 16 мая.
Месяц назад в Москве и в Киеве были показаны два документальных фильма о войне в Донбассе — «Аэропорт Донецк» Шахиды Тулагановой и Андрея Ерастова и «Хата с краю» Юлии Вишневецкой. Идея была в том, чтобы посмотреть фильмы одновременно и устроить совместный телемост с дискуссией. Телемост у нас провалился — связи не было. Москва и Киев говорили сами по себе, иногда прорывались то звук, то картинка. Но, несмотря на весь дисконнект, мне, скорее, понравилось. Мне кажется, это прямо замечательный пример, как две вещи от сочетания друг с другом делаются сильнее и понятнее.
«Аэропорт Донецк», если кто не видел, — это съемки, которые вели украинские и донецкие солдаты во время битвы за этот бедный аэропорт, перемежаемые краткими, но очень сильными интервью с теми, кто там выжил. Как сказал Андрей Ерастов: «Теперь солдат цепляет на каску камеру GoPro и идет в бой. Документальное кино эту ситуацию еще не осмыслило». Зрелище, конечно, абсолютно сумасшедшее — это «квейк», «дум», страшное месиво — только в реальности. И горы трупов настоящие. И бойцы, с маниакальным азартом играющие в эту стрелялку, в которой у них на глазах гибнут их друзья и сами они тоже, скорее всего, погибнут. При этом они отлично знают, за что воюют: и те, и другие защищают родину, готовы отдать жизнь, переносить страшные мучения, проявляют невероятный героизм. У них нет сомнений, и они заплатили за это. Конечно, видно, что они в измененке, навсегда искалечены этим опытом. И при этом все они, хорошие и плохие, — все люди. Там есть какие-то удивительные моменты. Например, солдата спрашивают: «Вы видели людей, в которых стреляли?» Он отвечает: «Видел тех людей, да. Ну и шо, что я их видел? Видел, убивал, воевал с ними. Я не пойму вопроса...» — и видно, что он как раз понял вопрос и впервые смутился, задумался. Или момент, когда Моторола врет, что не расстреливал пленных, и вдруг оборачивается — ему что-то чудится за левым плечом.
И при этом все это вообще ни за чем. Просто совместными усилиями размели в пыль новенький аэропорт, свой собственный, — и ни его нет больше, ни их.
В общем, очень сильно. Но один, сам по себе, этот фильм смотрится как-то нереально, трудно поверить, что это не кино, а часть нашей жизни. А вместе с «Хатой с краю» Юли Вишневецкой все встает на место. Просто потому, что мы видим, что в это время происходит в окрестных деревнях, — людей, которые вытаскивают барахло из разрушенной хаты («Ага, пойди сейчас купи холодильник...»), их слезы вперемешку с нервным смехом, сгоревший сарай, раненую корову, кота и куриц, из-за которых дед Иван Федорович отказывается уезжать, погреб, куда семья Басовых и их соседи прячутся во время обстрела. Когда это видишь, то квейк «Аэропорта» вдруг срастается с реальностью — потому что их снаряд залетел в обычную жизнь.
Вот бойцы, убежденные в своей правоте, не щадя себя, мочат друг друга во имя родины. А вот мирные жители, которые попали как кур в ощип.
Им, честно говоря, вообще все равно, кто победит, но они совершенно точно против войны. Разгребают завалы, потом садятся с соседями за стол, наливают и пьют за мир, очень искренне.
В самой «Хате с краю» не видно войны, только разрушенные хаты. А когда видишь, откуда оно прилетело, то она тоже смотрится по-другому. Видишь безумную стихию войны, которая мнет все вокруг. Видишь этого замученного бодрящегося солдата, который взваливает на плечо гранатомет и, передав в камеру привет «путинским и кадыровским уродам», жмет на курок. Может, по «уродам» попал, а может, в соседнюю деревню улетело — кто знает. Видишь, как оно устроено, видишь, что со всех сторон люди.
В общем, это одна война, снятая с двух сторон.
Вернее, не с двух, а с четырех — в обоих фильмах сняты люди по разные стороны фронта. Интересно, что у Шахиды с Андреем и у Юли независимо друг от друга возникла эта простая идея: съездить на обе стороны. «Это был эксперимент, — говорит Андрей. — Мы накладывали на себя очень жесткие рамки: быть совершенно нейтральными, не высказывать своего отношения — нравится нам герой или нет. Но мы брали только тех, кто сам был в аэропорту, на переднем краю, рисковал жизнью, никаких начальников и политиков. Задавали им одни и те же вопросы и так же строго относились к монтажу. Могу показать исходники, вы увидите, что мы ничего важного не отрезали».
А Юля Вишневецкая просто выбрала с обеих сторон хороших людей. Собственно, и снимать она начала, наткнувшись в пригороде Донецка на семью на руинах дома, в который ночью попал снаряд. Это была Петровна с сыновьями, они ей очень понравились. Потом она поехала на украинскую сторону, тоже наткнулась на симпатичную семью на развалинах. Эффект в «Хате» достигается сочувствием: герои там — совершенно простецкие люди, как бы стопроцентные «ватники». Но ты сразу понимаешь, что они — это мы, это про нас. Вот они столкнулись с войной сами, не по телику — и они против. Им, честно говоря, вообще все равно, кто победит, но они совершенно точно против войны. Разгребают завалы, потом садятся с соседями за стол, наливают и пьют за мир, очень искренне.
Там нет ни слова агитации, никаких соплей, и ужасов особых не показывают — а просто есть объемная, объективная, даже спокойная картинка войны. Вот солдат с той стороны, а вот с этой — оба герои, защищают друг от друга родину. И вот Петровна с одной стороны и такая же точно Петровна с другой сидят на руинах, плачут и смеются. И сразу ясно, что никакого смысла в этой войне быть не может, это чистый бред. А Путин, Ярош, Стрелков, Обама какой-то — это все просто белая горячка. Мне кажется, что «Аэропорт Донецк» и «Хата с краю» — это такая аптечка, минимальный антивоенный набор. Впрочем, судя по нашему показу, на многих не действует.
Не знаю, как в Киеве, а в Москве был балаган — на показ помимо сотни хороших людей пришло несколько самовлюбленных идиотов, которым нравится провозглашать истину, и все ростки мысли они сразу затаптывали. Они поразительным образом ничего не поняли в фильмах, просто сразу завели любимую пластинку: кто во всем виноват, Путин или америкосы, да кто из нас Гитлер. Телега обычно такая: «Да, люди, конечно, все одинаковые, но если они на стороне фашистов, то говорить об этом неэтично». Одинаковыми словами прямо говорят, только не могут договориться, где фашисты — в Киеве или Донецке. Впрочем, никто и не пытается договариваться, все же очевидно.
Под конец я заметил Светлану Ганнушкину, которая бочком печально пробиралась к двери. Остановил, упросил что-то сказать, и Светлана Алексеевна тихо сказала пару простых слов:
«Я была в Киеве, как раз когда началась война. И от аэропорта меня вез таксист. Он спрашивает: “Вы из Москвы? Наверно, думаете, что мы тут все фашисты?” “Нет, — говорю, — конечно, я такого не думаю”. “Я, — говорит, — очень боюсь, что меня призовут. Могут призвать, я снайпер. А у меня в России отец и брат. Знаете, мне что тут приснилось? Что меня призвали и я лицо брата в прицел вижу...”
Вот я занимаюсь беженцами, и к нам приходят разные люди, которые убежали от войны. Они не всегда приятные, говорят нам, какой Путин молодец. Но когда начинаешь разбираться в конкретной судьбе, то вся эта политическая шелуха отлетает, а остаются просто люди, которые стараются спасти свои жизни. Мне кажется, бессмысленно спорить, кто виноват. Мне кажется, эти фильмы как раз и говорят о том, что все виноваты, и нам надо подумать, что мы могли бы сделать...»
И как-то так она это сказала, что всем вдруг стало стыдно. Спасибо, Светлана Алексеевна.
Ну и выхожу из зала, совершенно охреневший. А там улыбается борода моего друга Сережи Киреева, сияет счастьем, как водится. «Да ты что! Все прекрасно, по-моему! Все высказались, все друг друга услышали. С Киевом не было связи — так это же метафора! Странно, что вы этого не поняли: это просто метафора сложности контакта, хорошо, что она материализовалась...» О как, думаю, объяснил — и сразу все хорошо стало.
Острое желание найти виноватых понятно. Война России и Украины — это такой глубокий диагноз, такой очевидный каждому позор, что хочется, конечно, немедленно назначить виновных.
На показе была парочка идиотов, но в основном-то хорошие, умные, переживающие люди. При этом для одних все происходящее — это очевидная агрессия России, а для других — столь же очевидная агрессия Украины. Убедить друг друга они, естественно, не могут, потому что их взгляды плотно связаны со всей картиной мира.
Эти споры — конфликт интерпретаций. Саша Черкасов как-то хорошо сказал, что не верит в теорию конечных причин. Не бывает так, чтобы у события были какая-то одна причина или один виновник. Всё всегда — сочетание кучи причин, результат действий множества людей. Мы сами выделяем из них то, что считаем важным. Беда не в том, что какие-то интерпретации неверны, — наоборот, проблема в том, что они все верны. Одни говорят, что это вооруженная агрессия России против Украины. Другие — что карательная операция Киева в отношении Донбасса. Борьба свободолюбивой Украины со злобным Путиным. Защита братского русскоязычного меньшинства. Меры по защите конституционного порядка Украины. Защита свободного волеизъявления населения Донбасса. Борьба украинских патриотов с кадыровскими наемниками и донецких патриотов с бандеровскими фашистами — что ни скажи, все правда.
Я думаю, что эту войну нужно воспринимать как гражданскую. Генерал Рубан, руководитель группы по обмену пленными, когда его спрашивают: «Сколько наших обменяли?» — всегда говорит: «Там с обеих сторон наши».
Как нам говорить об этом конфликте, чтобы это помогало миру, а не войне? Я думаю, что эту войну нужно воспринимать как гражданскую. Возражения тут понятны: есть два государства с их армиями, интересы, геополитика и все такое. И ясно, что эта интерпретация не описывает всю картину. Но она, мне кажется, помогает увидеть главное и ведет к миру, а не к разделению.
Наша интерпретация зависит от того, чего мы хотим. Если хотим мобилизации населения на борьбу с врагом, то, наверное, стоит говорить о российской агрессии (или бандеровских фашистах). Если хочется поспорить, можно еще раз поставить вопрос, кто все начал, кто виноват и больше похож на Гитлера. Но взаимопониманию и миру это не поможет. А взгляд на войну в Донбассе как на гражданскую, мне кажется, помогает. Он объединяет нас, предполагает, что и беда общая, и ответственность тоже.
Я с полным уважением отношусь к украинской государственности, культуре и интересам — тем не менее воспринимаю нас как один народ. И мне кажется, что понимание этой войны как конфликта с самими собой дает нам больше. (Одна из вещей, зацепивших меня в «Аэропорте Донецк», — то, с каким весельем донецкие бойцы демонстрируют расфигаченные в хлам терминалы их собственного аэропорта. Разрушение именно что принадлежащего обеим сторонам, и тем, и этим, вызывает у них восторг. «Танк произвел выстрел, мы прям видели, как эту башню подкосило и она упала. Конечно, ощущения были такие — как будто ты в детстве хотел мороженое и тебе купили мороженое, радости переполняли!» Кажется даже, что размолотить аэропорт и было действительной целью русских и украинских хлопцев, общей.)
Мне кажется, понимание войны в Донбассе как гражданской позволяет поглядеть на нее с большей исторической перспективы, отвлечься от злости на конкретных личностей и друг на друга. То же самое, кстати, сказал на показе и Андрей Ерастов, когда публика вспомнила Вторую мировую и стала размышлять, этично ли показывать фашистов людьми: «Я бы оставил в покое Великую Отечественную, а лучше бы вспомнил “Тихий Дон”...» И то же самое повторяет удивительный генерал Владимир Рубан, руководитель группы по обмену пленными. Когда его спрашивают: «Сколько наших обменяли?» — он всегда говорит: «Там с обеих сторон наши».
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиЖурналистка «Медузы» о работе в эмиграции, идентичности и о смутных перспективах на завтра и послезавтра
28 августа 202357311Разговор с издателем «Мела» о плачевном состоянии медийного рынка, который экономика убьет быстрее, чем политика
9 августа 202340505Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо
12 июля 202370326Главный редактор «Верстки» о новой философии дистрибуции, опорных точках своей редакционной политики, механизмах успеха и о том, как просто ощутить свою миссию
19 июня 202350418Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам
7 июня 202341764Разговор Ксении Лученко с известным медиааналитиком о жизни и проблемах эмигрантских медиа. И старт нового проекта Кольты «Журналистика: ревизия»
29 мая 202364330Пятичасовой разговор Елены Ковальской, Нади Плунгян, Юрия Сапрыкина и Александра Иванова о том, почему сегодня необходимо быть в России. Разговор ведут Михаил Ратгауз и Екатерина Вахрамцева
14 марта 202398994Вторая часть большого, пятичасового, разговора между Юрием Сапрыкиным, Александром Ивановым, Надей Плунгян, Еленой Ковальской, Екатериной Вахрамцевой и Михаилом Ратгаузом
14 марта 2023109346Арнольд Хачатуров и Сергей Машуков поговорили с историком анархизма о судьбах горизонтальной идеи в последние два столетия
21 февраля 202343666Социолог Любовь Чернышева изучала питерские квартиры-коммуны. Мария Мускевич узнала, какие достижения и ошибки можно обнаружить в этом опыте для активистских инициатив
13 февраля 202311776Горизонтальные объединения — это не только розы, очень часто это вполне ощутимые тернии. И к ним лучше быть готовым
10 февраля 202314308Руководитель «Теплицы социальных технологий» Алексей Сидоренко разбирает трудности антивоенного движения и выступает с предложением
24 января 202314308