Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244871Это интервью, которое дал Анастасии Каримовой на условиях анонимности эксперт одного из аналитических центров при правительстве РФ, входит в проект COLTA.RU «Элиты-2016». В нем представители разных элит (а в этом тексте — скорее, свидетель и участник жизни политической элиты) говорят о стране сегодня.
Проект делался очень трудно, редакция не стесняется рассказать об этом и вот здесь объясняет, почему.
В той же серии читайте разговор c крупным бизнесменом (состояние больше 200 млн долларов; анонимно), городским головой одного известного промышленного города (анонимно), основательницей клуба «418», московской it-girl Надеждой Оболенцевой и политтехнологом, работавшим на администрацию президента, Андреем Колядиным.
Я пришел на госслужбу при правительстве из исследовательской деятельности вообще-то потому, что у меня была, да и сейчас есть доля идеализма. Я считаю, что систему надо менять изнутри, что чем больше в ней нормальных людей, тем лучше. Мне было интересно понять, как реализуют проекты на государственном уровне, как работают крупные управленцы — губернаторы, министры, вице-премьеры.
Сейчас, если нет специальных мероприятий, мой рабочий день начинается в 9 утра. Он привязан к конкретным поручениям, у меня есть помощники, которые решают технические задачи. Государственная работа — вещь очень сложная и по количеству событий, и в смысле принципов, по которым функционирует управленческая машина. Здесь очень много игроков, каждый играет за себя, и поэтому выстраивать отношения, конструкции, схемы решения задач очень непросто.
Члены правительства работают в разном режиме. Кто-то больше работает с документами, кто-то проводит больше совещаний. Репутации у всех тоже разные. Был, например, Федоров, министр сельского хозяйства, он вел себя как фрик, выступал с какими-то длинными тирадами на заседаниях правительства ни о чем, все над ним тихо смеялись. В итоге он не удержался. Есть достаточно конфликтные люди вроде Ливанова (монолог был записан еще до отставки бывшего министра образования. — Ред.) или Мединского. Ткачев, нынешний министр сельского хозяйства, тоже непросто выстраивает отношения с коллегами. Рогозин стоит особняком. Он как бы сидит на этой своей теме ВПК…
Все дают противоречащие друг другу поручения, и министерства занимаются отписками по этим поручениям, на них уходит до 70% времени.
Заседание правительства проходит раз в неделю, заседание с участием президента — раз в две недели. Каждый месяц какой-то министр (реже — вице-премьер) выступает либо в Совете Федерации, либо в Думе с отчетом. Разные чиновники выстраивают в Думе свою работу тоже по-разному: кто-то работает со всеми фракциями, кто-то не со всеми фракциями, кто-то вообще ни с кем не работает и получает потом за это гранатой.
Главные think-tank'и — это РАНХиГС и Вышка. Их услугами пользуются все министры, вице-премьеры, премьер; особенно если нужно подготовиться к крупным программным выступлениям, используют их аналитику.
Для сотрудников правительства и госслужащих высокого уровня регулярно проводятся занятия в РАНХиГС. Там регулярно собирают губернаторов и вице-губернаторов, и они на этой площадке встречаются с министрами и с вице-премьерами.
Все понимают, что нужны аппаратные реформы. Во-первых, все друг друга дублируют. У нас очень большая администрация, очень большой аппарат правительства, который по факту выполняет во многом схожие функции с администрацией и с министерствами.
Например, готовится какое-то совещание. Его готовит министерство. Но дальше в правительстве есть профильный департамент, который забирает у министерства все эти документы, и именно он приносит их на стол вице-премьеру, не совершая при этом никаких дополнительных аналитических действий.
Во-вторых, огромное количество поручений. Есть восемь вице-премьеров, каждый из которых может дать поручение любому ведомству, есть помощники президента, они тоже дают поручения. И все эти поручения спускаются в министерства. У министров взрывается голова. Самый тяжелый уровень работы — в принципе, здесь, министерства могут работать круглосуточно. У них большие кадровые проблемы, потому что зарплаты маленькие, в отличие от администрации, от аппарата, привлечь качественные кадры сложно. Сроки обычно очень сжатые, все дают противоречащие друг другу поручения, и это приводит к тому, что министерства занимаются в основном отписками по этим поручениям, на эти отписки уходит до 70% времени. Там, где, по идее, должны придумывать основные смысловые вещи, они просто не успевают делать содержательную работу.
Крым — это решение, о котором до последнего момента мы не знали. С министрами никто особо не советовался.
Иногда в программных выступлениях Путина мы слышим то, чего не ожидали. Любое его программное выступление — это работа достаточно большого числа людей, и поскольку труд коллективный, то и результат непрогнозируемый. Существует аппарат помощников президента, много министров, которые могут ходить в обход вице-премьеров к помощникам и к президенту, доносить свои идеи. Эти идеи могут протискиваться в программные выступления Путина.
Были случаи, когда возникали задачи, которые совершенно шли вразрез с тем, что мы делали. Например, Крым — это было решение, о котором до последнего момента мы не знали. С министрами никто особо не советовался. Может быть, с министром обороны, но не с экономическими министрами точно. Дальше это уже все напоминало тушение пожара, а не системную, долгосрочную работу.
Или мракобесные законы, которые вредят в том числе и работе правительства. Я говорю о законе об НКО, о совершенно безумном «пакете Яровой» — правительство не знает, что с этим делать. Правительство их не вносило, не согласовывало, и, в принципе, все понимают степень их бредовости. Это опять же происходит из-за того, что слишком много игроков, и ФСБ через Яровую вносит свои идеи, которые идут совершенно вразрез с тем, что мы делаем.
Например, правительство было против известного «сиротского» закона, министерства искали аргументы, чтобы его не приняли. Но если есть политическое решение, его сложно оспорить. Хотя Путин дает отмашку далеко не на все громкие законы, не все царское дело, но с сиротами, как с НКО и с «иностранными агентами», акцепт был получен от первого лица.
Закон об НКО, «пакет Яровой», «сиротский» закон: правительство не знает, что с этим делать. ФСБ через Яровую вносит свои идеи, которые идут совершенно вразрез с тем, что мы делаем.
В Кремле тоже каждый в известной степени сам за себя. Понятно, что Иванов с Володиным противодействовали, Громов с Песковым тоже как-то не очень ладят. Силовики сильно сегментированы, в ФСБ есть куча кланов, которые играют в разные игры, отдельные истории и амбиции в Минобороны. И, в принципе, так на каждом уровне. Естественно, есть какие-то ситуативные тактические союзы. Конечно, все прослушивается. И, конечно, возросшее влияние силовиков видно уже по количеству посадок. До этого много десятилетий основным методом их работы был донос. Собственно, известно, что Михаил Касьянов был уволен из правительства после доноса, совершенно бредового: можно подумать, что Михаил Михайлович будет устраивать срыв выборов президента… Но тем не менее это сработало. И работает по-прежнему… И после ареста Белых сначала все подумали, что это тоже постановка Следственного комитета. Однако сейчас есть ощущение, что правила игры вдруг стали меняться, но никто не объяснил как, почему раньше за это не сажали, а сейчас стали сажать. Конечно, аресты губернаторов — это не борьба с коррупцией. Если бы у нас была нормальная борьба с коррупцией, я думаю, что посадили бы всех.
После Крыма резко оборвались все международные контакты. Это прямо было очень ощутимо. И, в принципе, система немного закрылась.
Но чувствуется отсутствие внятной стратегии, непонятно, куда мы движемся.
Идет погружение в болото, из которого все сложнее выбраться. У меня есть ощущение, что у нас и не было никаких институтов. Судебная система не построена. Парламент нормальный не функционирует много лет. Хотя были реформы полиции, но силовая система неэффективна. Улучшения есть, но косметические. В целом это совершенно не то, что должно быть. При этом денег становится все меньше, соответственно обостряется борьба за текущие ресурсы, что мы видели, кстати, в случае с борьбой ФСО за подряды на реставрацию.
Чувствуется отсутствие внятной стратегии, непонятно, куда мы движемся. Нужна глобальная перезагрузка, системная перестройка.
Здесь есть два сценария. Первый — инерционный, мы продолжим погружение. Если мы ничего не будем менять, то никакого роста экономического в шесть процентов у нас не получится ниоткуда, потому что система не в состоянии такой рост производить в нынешнем виде. И никакие столыпинские рецепты или, наоборот, идеи Минфина все порезать эффекта не дадут, это мертвому припарки.
Второй сценарий — резкий перелом. Например, окончательный приход к власти силовиков, полный переход режима в иное качество. Что тоже не даст никакого эффекта с точки зрения роста. Либо переход на нормальную траекторию, когда мы будем строить качественно другие институты.
Думаю, на самом верху этого никогда не поймут. Чем ты выше, тем понять сложнее. Госслужба вообще затягивает, люди, в принципе, склонны на ней сидеть, это комфортно. Но даже если ты очень хороший управленец, у тебя через четыре-пять лет замыливается глаз, ты перестаешь чувствовать, что нужно делать. Конечно, кто-то и за семь лет может не потерять адекватного восприятия реальности. Но точно не за шестнадцать.
И я не думаю, что одна только смена правительства решит проблему. Нужна глобальная перезагрузка, системная перестройка. Это наверху понимают многие, даже если не все в этом признаются.
Элиты. Крупный бизнес
Элиты. Городской голова
Элиты. Надежда Оболенцева
Элиты. Андрей Колядин
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244871Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246434Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413025Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419514Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420183Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422836Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423592Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428763Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428899Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429553