24 августа 2016Общество
216

Элиты. Андрей Колядин: «Клише “сурковец” по-прежнему на мне»

Екатерина Винокурова поговорила с опальным политтехнологом об ответственности за успехи режима, «черной кассе» и жизни по эту сторону кремлевских зубцов

текст: Екатерина Винокурова
Detailed_picture© Rotaenko Ann

Это интервью, которое дал Екатерине Винокуровой Андрей Колядин, политтехнолог, работавший на администрацию президента, входит в проект COLTA.RU «Элиты-2016». В нем представители разных элит говорят о себе и стране сегодня.

Проект делался очень трудно, редакция не стесняется рассказать об этом и вот здесь объясняет, почему.

В той же серии читайте разговор c крупным бизнесменом (состояние больше 200 млн долларов; анонимно), городским головой одного известного промышленного города (анонимно), основательницей клуба «418», московской it-girl Надеждой Оболенцевой и экспертом одного из аналитических центров при правительстве РФ (анонимно).

* * *

Андрей Колядин много лет работал в органах государственной власти — был советником губернатора Курской области, руководил департаментом по информационной политике администрации Самарской области, был вице-губернатором Воронежской области. С 2009 года работал начальником департамента региональной политики при Управлении по внутренней политике администрации президента, а в 2012—2013 годах был заместителем полпреда Игоря Холманских в Уральском федеральном округе. В 2013 году Колядин ушел в отставку и получил в обмен на это должность в крупной государственной компании — первого вице-президента Объединенной судостроительной корпорации (ОСК), откуда он тоже был уволен в 2014-м. Екатерина Винокурова расспросила политтехнолога об ответственности за формирование режима и о новом поколении кремлевской элиты.

— Как вы приняли решение уйти из системы?

— А я не принимал. После смены Суркова пришел Володин и стал съедать детей прежнего лидера прайда. Я был одним из них, по крайней мере, в представлении Володина. Одна из классических историй во властных катакомбах, когда один персонаж, подчиненный другому, прилюдно зализывает, как говорил Черномырдин, лысину у шефа, демонстрируя любовь и преданность. А когда становится начальником, с невиданным рвением начинает уничтожать все, что с прежним шефом связано: его лично, память о нем, его людей, его идеи. Так что меня мягко выставили и до сих пор внимательно следят, чтобы я тихо лежал связанным под кустом, ни во что не вмешиваясь. Тихо не получается, но связанным под кустом получается вполне.

Обвинить меня в воровстве или коррупции система не смогла, хотя и пыталась. Я благодарен полпреду (Холманских — Ред.), который в ответ на клевету заявил, что предлагает провести полномасштабное расследование и если я виноват, то поступить со мной по закону, то есть посадить, а если нет, то не высказывать диких обвинений. Это позволило мне уйти необолганным. Но клише «сурковец» по-прежнему на мне, хотя ничего постыдного я в нем не вижу.

— И как вы сейчас живете?

— Моего опыта достаточно, чтобы быть хорошим консультантом для людей, которые пока в системе и не хотят из нее попасть в тюрьму. Но регулярно прилетает: то сносят с проектов, то пытаются воздействовать на заказчиков. В общем, кормить семью стало сложнее. Меня это не радует, но уже не раздражает. Молюсь только, чтобы система не свалилась в репрессии. Тогда точно мои дети будут расти без меня.

Меня мягко выставили и до сих пор внимательно следят, чтобы я тихо лежал связанным под кустом, ни во что не вмешиваясь.

— Борьба между «башнями Кремля» началась ведь в вашу бытность.

— Элита не может быть монолитна априори. У нее могут быть общие цели, но частные задачи всегда разные. «Башни Кремля» могут ненавидеть друг друга так, что протокол рассаживает их на вынужденных совместных совещаниях подальше друг от друга, или улыбаться друг другу, прогуливаясь по коридорам комплекса зданий на Старой площади. Но каждая из «башен» имеет собственные задачи, недружественные конкурентам.

— Политическая риторика сильно изменилась со времен Суркова. Люди верят вообще тому, что сейчас они говорят с трибун?

— Есть новые правила для верхушки политического менеджмента: никакой недвижимости за границей, никаких иностранных счетов, детей воспитывать здесь и т.д. Но элита находит, как эти ограничения обойти. За прошлый сезон развелась половина депутатских семей Госдумы, спасая зарубежные активы и непосильным трудом отжатые материальные блага. Скандал с офшорами выявил наличие в каждом регионе России трех-пяти персонажей из областного руководства, по-прежнему держащих деньги на зарубежных счетах. Да и недвижимость никуда не делась: кто поумнее, передал ее аффилированным лицам или берет в аренду сам у себя. Политическая элита исключительно цинична. Цели и правила для нее чисто условны.

— А у страны есть глобальная политическая стратегия? Или это набор случайных тактик?

— Общие стратегии регулярно разрабатываются: то это «Стратегия-2020», то какая-нибудь «Россия — вперед!». Над каждой из них работают великие умы. И каждая из них успешно забывается сразу после выборов, к которым обычно все это порождается. Общая стратегия элиты — сохранить власть. Других стратегий у нее нет.

Да, сейчас есть новые правила для верхушки: никакой недвижимости за границей. Но кто поумнее, передал ее аффилированным лицам или берет в аренду сам у себя.

— А страх протестов, цветных революций — он реальный?

— В системе представлений современного политического класса протесты — это всегда процесс, организованный группой злых людей на деньги империалистических сил. Бесспорно, в изрядной части протестов можно увидеть руку технологов, в том числе и западных. Мир всегда боролся за сферы влияния. Суметь внедриться в процесс революций значит получить возможность влиять на новое государство в будущем. Но правительственные аналитики игнорируют то, что у каждой революции причины глубже, чем приезд десятка технологов из Госдепа, когда пожар уже полыхнул. Они считают, что у революций нет причин, а есть авторы. В итоге виноваты «пятая колонна», «сурковцы» и т.п. Под это получаются ресурсы, медальки, новые должности. Это очень выгодный процесс: пугать президента. Все увлечены, все при деле.

— А как в Кремле относятся к действующей оппозиции?

— Сурков понимал, что свято место пусто не бывает, и модерировал оппозицию, подчиняя ее государственным задачам. Поэтому сейчас к ней отношение презрительное. У власти сохранилось ощущение продажности оппозиции, кормившейся с ее рук. В любом действии, критикующем власти, прежде всего ищется корысть. Сама мысль о том, что человек пытается корректировать неэффективность системы, не рассматривается.

Во времена работы в АП я познакомился почти со всеми замами губернаторов по внутренней политике. И каждому говорил: прежде чем воевать с оппозицией, разберитесь с мотивами. Если люди сражаются с властью потому, что по-иному видят счастье России, то заслуживают уважения. Если оппозиция — это способ зарабатывания денег или защиты бизнеса, то это тоже не повод к уничтожению людей. Заслуживают противостояния те, кто ненавидит страну. Остальная оппозиция необходима как чувство боли, сигнализирующее, что общество нездорово.

— Я знаю, что раньше у многих людей во власти были друзья с оппозиционными взглядами. Сейчас все стало жестче: по возможности стараются сократить «компрометирующее» общение.

— Сама практика участливого совета, с кем общаться, а с кем нет, существовала всегда. Тем приятнее, что находятся десятки людей, кто относится к таким рекомендациям как к интершуму. Правда, такая смелость — особенность Москвы. В регионах политических ссыкунов среди бывших коллег порядком больше.

Сурков понимал, что свято место пусто не бывает, и модерировал оппозицию. Поэтому у власти сохранилось ощущение продажности оппозиции, кормившейся с ее рук.

— Фильм про Касьянова и метод, каким он сделан, неприятно потрясли многих во власти. Как и дела, связанные со сбором «черной кассы», — например, против экс-вице-губернатора Челябинской области по внутренней политике Николая Сандакова. Чиновники давно перевели общение в зашифрованные мессенджеры и меньше боятся Госдепа, чем родной ФСБ.

— Мне и большинству моих коллег особенно нечего было скрывать. Я никогда не шифровался, не прятал почты и не скрывал своих маленьких слабостей, тем более что все они были в рамках требований Уголовного кодекса. Но времена меняются. Одно дело — попасть в переплет, когда ты вор. Другое — когда тебе поставлена задача выиграть выборы. Для любого знатока темы понятно, что без денег выборы не выигрываются, включается механизм политического фандрайзинга. А потом тебя за это и сажают. Все эти истории с Колей Сандаковым, замами губернатора в Башкирии, Рязани, Иванове, вице-спикером Думы в Ульяновске, вице-мэром Южно-Сахалинска, братьями Зуевыми в Самаре — все они разные по сути, но внешне одинаковы: обвиняемые утверждают, что собирали деньги на выборы «Единой России». Правда это или нет? Сложно сказать за всех. Но можно утверждать однозначно: практика сбора денег под выборы существует во всем мире, лет двадцать пять она есть в России. А сажать за это стали чуть больше года назад. Исчез ли из выборов политический фандрайзинг? Нет, но риски повысились кратно. Самое обидное, что персонажей, сидящих на откатах и коррупционных схемах, система не трогает. Какой-то странный крен в смысле финансирования проправительственной политики. Если спросите, кто автор этого тренда, думаю, что Госдеп. Исходя из разрушительных последствий для политической системы страны.

— А это как-то связано с возросшим влиянием силовиков?

— Помню, в начале 2000-х нам рассказывали, что спецслужбы — это специально отобранные парни, беззаветно любящие страну. Поэтому из них получатся хорошие губернаторы и министры. Но государственный менеджер — это особый тип людей. И умение делить мир на белое и черное — не главное его качество. Мне приходилось работать под началом одного генерала КГБ в его бытность губернатором Воронежской области. Человек исключительно порядочный, любящий страну, но без оттенков: это враг, с ним надо бороться, это друг, его надо обнимать. В итоге все состояло из череды непрекращающихся войн. Силовики обладают ресурсом подавления, и им тяжело не использовать этот ресурс в сладких процессах борьбы за власть.

Без денег выборы не выигрываются. А потом тебя за это и сажают. Обидно, что персонажей, сидящих на откатах и коррупционных схемах, система не трогает.

— Вы сами много лет работали на укрепление режима. Не чувствуете свою ответственность?

— Каждый приходит в систему из разных мотиваций. Я пахал с раннего утра до поздней ночи, на космические заработки и наслаждение властью времени не хватало. Все ли я делал по Божьим законам? Наверное, нет... Но я не воровал, не лентяйничал, не предавал. И делал все, чтобы шаткое равновесие под названием «справедливость в государстве» как-то сохранялось. Мне не стыдно, что на всех выборных кампаниях начиная с 2000 года я работал на Путина и добивался хороших результатов. Но стыдно за то, во что сейчас все превращается. До определенной степени бесстыдства, предательства, лизоблюдства может опуститься каждый. Но есть грань. Если переходишь ее, прекращаешься как человек. Элита, перешагнувшая рубежи внутренней порядочности, постепенно вырождается. Если не вернуть сейчас механизмы самоочищения общества, то есть выборы и ограничения по срокам пребывания на высоких правительственных постах, то лучшие рано или поздно уйдут, а оставшиеся погибнут вместе с системой.

— Но вы скучаете по старой работе?

— Я всю жизнь занимался политикой. Все эти обкомы ВЛКСМ, КПСС, советник при губернаторе, вице-губернаторство, полпредство, администрация президента. Этот опыт и эти знания не пропьешь. Умел бы выпускать маргарин, занялся бы этим. Поэтому оставаться вне профессии, которая мне знакома в мельчайших деталях, и видеть, что сегодня совершается одна ошибка за другой, грустно. Но фриланс приятнее работы с 8 утра и до 2 ночи, когда тебя забывают дети и даже в баню ходишь с телефоном. За кремлевскими зубцами тоже есть жизнь. В ней смеются дети, есть теплые моря. В ней можно посидеть у кровати больной матери и поговорить о чем-то, не подскакивая от каждого телефонного звонка. Погулять по набережной без охраны. А что о тебе забывают некоторые — подчеркиваю, некоторые — бывшие друзья и коллеги — это их боль. Они с ней живут, и за эти предательства им еще отвечать перед Богом.

— Но вы бы вернулись во власть, если бы вас позвали?

— Наверное, да, но не в «это». И все будет так же, пока не сменится тренд замены профессионалов на лояльных.

«Элиты-2016» — весь проект:

Элиты. Крупный бизнес
Элиты. Городской голова
Элиты. Надежда Оболенцева
Элиты. Правительство


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202370239
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202341701