Выставка, сделанная из страданий

Выставка «Вещдоки: Донбасс. 365 дней АТО» идет в павильоне «Украина» на ВДНХ. Туда привезли настоящие артефакты с войны, в том числе знаменитую стелу с названием «Дебальцево» из города, за который зимой шли самые ожесточенные бои последних месяцев.

Проходя в первый зал через черный занавес, зрители на секунду останавливаются. Подозрительно, с прищуром меряет их взглядом картонный ополченец с автоматом в руке. Любопытно смотрит мальчик в ушанке, рассчитанной на взрослого. Церковь со следами пуль, деревенский дом, половина которого превратилась в щепки, на фоне дома — старушка с отчаянным лицом. Все плоское, картонное, но не оставляет жуткое чувство реальности: может, потому, что из динамиков непрерывно доносится женский голос, нервный и жалующийся. Слова разобрать невозможно — мешают звуки разрывов снарядов. Но слышно, как рассказ переходит в рыдания.

В следующих залах — собственно «вещдоки». Экспонаты не просто реалистичные — это реальные предметы с настоящей войны. По насыпанной на полу земле разложены гильзы от снарядов, валяются изрешеченные пулями дорожные знаки — все привезено из ДНР и ЛНР. Подорвавшаяся на мине маршрутка тоже настоящая: для транспортировки ее пришлось разрезать надвое, а потом, на месте, собрать. Микроавтобус перевозил 13 беженцев, и все они погибли, рассказывает сотрудник выставки, который следит за порядком в зале. Рядом — фото маршрутки на месте взрыва. Вообще-то это фотовыставка, но физические экспонаты действуют на зрителя гораздо сильнее. Рядом реконструирована жилая комната, развороченная взрывом: балки с потолка упали на стол и кресло. И веришь в эту дверцу посудного шкафа, высаженную взрывной волной, в куклу, покрытую пылью от снесенной крыши.

Здесь есть комната-операционная, куда детей не пускают. Детям тут же становится невыносимо любопытно, что внутри, они тянут шеи и рвутся взглянуть в открывающуюся дверь.

— А оторванные руки там тоже настоящие?

— Там трупы, — со смесью ужаса и отвращения догадывается пожилая женщина.

— О, я пойду, — немедленно заявляет ее внучка с проколотой бровью и смело шагает в двери. Правда, внутри девушка продержалась секунд пятнадцать. На операционном столе — манекен с кишками наружу. На койке у стены — девочка с кровавым обрубком вместо руки, на полу — размазанная кровь, как будто вытирали, но бросили. На столе лежат оторванные рука и ступня.

Эта реалистичность выставки так подавляет и запутывает, что девочка лет двенадцати выспрашивает у вышедшего из «операционной» отца:

— А оторванные руки там тоже настоящие?

Поэтому, когда видишь рядом с металлическими буквами «Дебальцево» (вывеску, ставшую за время боев символом города, после взятия его сепаратистами срезали и привезли в Москву) парня в камуфляже и с эмблемой Новороссии на рукаве, даже не удивляешься. Представляется позывным — «Медведь». Рядом мама: это она привела его на выставку.

— С условием, что плакать не буду, — добавляет.

— Да, маме двух обстрелов хватило: как мимо балкона мина пролетела, так она и уехала, — улыбается «Медведь». Парень высоченный, но выглядит десятиклассником: больше 18 ему не дашь. «Музыкальную школу окончил, — гордо вставляет мама, — и песни пишет». В родном Северодонецке Луганской области остались дедушка с бабушкой: дом оставлять ни в какую не хотят. Сам «Медведь» (зовут его Марк) в Москве в отпуске, скоро назад, в ЛНР. Марк охотно рассказывает про седую пятилетнюю девочку, которую он видел, про то, как осколок однажды упал прямо перед его лицом. Он едва сдерживает улыбку, когда проходящая мимо девушка фотографирует его на айфон.

— С Украины, что ли? — сочувственно интересуется у Марка старушка-посетительница.

— С Новороссии! — гордо поправляет тот.

— Вот молодец! — радуется женщина. — Скажи, какой конец-то у этого всего будет?

— Победа!

Никакие седые девочки и разбомбленные дома не удерживают Марка от участия в войне. «Да я если без ног останусь, все равно не остановлюсь! Знаете, сколько убитых, расстрелянных, изнасилованных?»

Мальчишка лет четырех рвется потрогать искореженную взрывом маршрутку. «В машину стреляли! Прям стреляли!» — повторяет с восторгом.

— Ничего эта выставка не показывает! Это так, картинки, — сердито отмахивается «Медведь», когда я спрашиваю о его мнении. Однако он ее одобряет и воспринимает однозначно: как сочувственную по отношению к «народным республикам». Но далеко не все посетители считывают этот же «месседж». К экспонатам вообще нет подписей. Чей снаряд разрушил дом на фото, на чьей мине взорвалась маршрутка — зрителям предлагают догадываться. Есть только инфографика о количестве убитых, раненых, беженцев: часть данных, кстати, взяли с украинского портала inforesist.org. На полу лежит неразорвавшаяся украинская ракета «Точка У», но далеко не всем посетителям хватит знаний понять, что это за погнутая бочка такая. Из очевидных «подсказок» зрителю — разве что украинский флаг и герб-тризуб валяются на земле возле колес трофейного украинского же джипа, а флаги ДНР и ЛНР гордо висят на баррикадах из мешков с песком и шин. Манекены сепаратистов на выставке есть. Украинских войск — нет. Выставка делалась при тесном сотрудничестве правительств ДНР и ЛНР. Да и само ее название — «Донбасс. 365 дней АТО» — настраивает на соответствующий лад. Заместитель куратора этой экспозиции — Миодраг Младич, сербский националист, член Сербской радикальной партии, выступающей за создание Великой Сербии и дружбу страны с Россией и Китаем, а не с ЕС. Это часть международного проекта Material Evidence: подобные выставки (но с в разы меньшим количеством вещественных экспонатов) об Ираке, Афганистане, Сирии делали в Брюсселе, Нью-Йорке и Берлине.

Акцент сделан на детей — это бросается в глаза. Реконструирован школьный класс с перевернутыми взрывной волной партами. Экспонат — кукла без одежды — сидит в окружении фотографий из разрушенного детского сада. И на все это смотрят московские дети, пришедшие гулять на ВДНХ в выходной. Многие семьи говорят, что зашли сюда случайно. Выставка бесплатная.

Подростки снимают все подряд на телефоны, малыши вертятся, некоторые вообще смотрят выставку из колясок. В отличие от взрослых, они не совсем понимают, что все это значит. Мальчишка лет четырех рвется потрогать искореженную взрывом маршрутку. «В машину стреляли! Прям стреляли!» — повторяет с восторгом.

— Мам, сфоткай меня, — предлагает другой дошкольник, видимо, привыкший к тому, что его снимают на фоне всего интересного.

— Не буду, — кусая губы, говорит мать.

— Почему? — недоумевает ребенок.

«Шляпа», — говорит белокурая девочка про экспонат — пробитую каску. «Смотри, стоял дом, жили люди. Бабах — и дома нет», — объясняет ей и сестре дедушка, показывая на фотографию руин.

— А что тут страшного? Это жизнь, пусть знают! — говорит он, когда я интересуюсь, зачем привел сюда детей. — Отличная выставка, надо людям показать, что такое украинские фашисты!

И это был единственный (кроме ополченца Марка) человек из десятка опрошенных, который однозначно нашел виноватого.

— Правильная выставка. Пусть люди видят, что война — это ужас, она никому не нужна, надо ее прекращать, — так понял посыл организаторов программист Михаил.

— А меня вообще напрягает, что из страданий людей сделали выставку, — ежится его жена.

— По телевизору одно показывают, а здесь как-то лучше ощущаешь, что там происходит. Хочется встать на место этих людей, почувствовать, как они там где попало от взрывов прячутся, — говорит другой посетитель, Виктор. Для него это способ сочувствия, способ участия в чужой беде. — После этого и новости по-другому смотришь.

Седой Вячеслав снимает дочь-подростка на фоне детских рисунков в сине-желтых тонах с надписями на украинском «Мы за мир!» и «Слава Украине!»

— Я был в Карабахе, я знаю, что война — это очень плохо. Пришел ребенку показать, — говорит он. — Мои друзья, сослуживцы, сейчас на Украине…

— Воюют?

— Да нет! Живут. В Харькове, в Черновцах…

— Так, наверное, кто-то из них за украинцев, а кто-то сепаратистов поддерживает?

— Мы были одной страной. Мы друг друга убивать не будем, — жестко отвечает Вячеслав. — Конечно, нельзя все прощать… Но надо это решать другим путем! Война всегда кому-то выгодна. И не нам.

Понравился материал? Помоги сайту!