20 октября 2017Colta SpecialsБольшая наука
436

«Вроде бы похожи на людей, но не люди»

Антрополог Пэт Шипман рассуждает о глобальном вторжении человека, имидже неандертальцев и случайной дружбе с собаками

текст: Ольга Добровидова
Detailed_picture 

Сегодня у нас на сайте особенный день. В течение нескольких месяцев COLTA.RU читала книги больших ученых — от Эрика Канделя до Лизы Рэндалл и Стивена Пинкера, встречалась и разговаривала с ними, выясняла, как устроен сегодня научный процесс и как сюжеты, волнующие нобелевских лауреатов, касаются нас с вами. Сегодня мы завершаем проект «Большая наука», осуществленный при поддержке «Книжных проектов Дмитрия Зимина», и выкладываем его материалы — все сразу. Благодарим коллег за эту удивительную возможность и желаем вам интересного чтения!

Существительное neanderthal в Вики-словаре английского языка имеет два значения. Вот первое из них:

«(руг.) Примитивный человек или человек с устаревшими идеями, который не приемлет перемен».

«На взгляд белых европейцев, они сами превосходили всех на свете. И, конечно, существо, которое казалось им настолько примитивным, не могло быть ничем, кроме обезьяноподобного нечеловека, не имеющего никакого разума и умственных способностей. Это кто-то такой волосатый, с примитивными инструментами, бьет женщину дубиной по голове и тащит за волосы в пещеру», — замечает Пэт Шипман, писательница, антрополог и специалист по тафономии — исследованию ископаемых останков животных.

Шипман, которая недавно ушла на пенсию с кафедры антропологии Университета штата Пенсильвания, называет такой взгляд на неандертальцев эгоистичным. Примерно до 70-х годов прошлого века человеческую предысторию писали победители, то есть современные люди, для которых проигравшие потому и проиграли, что были неотесанными чурбанами, пять минут назад спустившимися с деревьев.

Более внимательные исследования показали, что неандертальцы не просто успешно охотились на крупных животных — они умели делать каменные и костяные инструменты, хоронили своих умерших, ухаживали за ранеными, и у них даже было что-то вроде чувства прекрасного или перфекционизма. При этом, даже несмотря на редкие случаи скрещивания с людьми современного типа, неандертальцы все равно были для тех в диковинку.

«Если вы — древний человек современного типа и видите неандертальцев — они были бы для вас пугающе странными, совсем не такими, как вы. И вы бы наблюдали за ними, как за любым другим животным, или спрятались бы, потому что они необычные, неведомые, кто знает, что они сделают? — подчеркивает Шипман. — Некоторые считают неандертальцев просто странными людьми. Я считаю, что они совсем не похожи на нас. И воспринимались они бы иначе: вроде бы похожи на людей, но не люди».

В «Захватчиках», книге, которая в этом году получит награду Американского антропологического общества, Пэт Шипман не только достаточно подробно описывает жизнь неандертальцев, но и приводит свое предположение о том, почему они так быстро (за какие-то тысячи лет) вымерли после того, как в Европе появились современные люди. Все дело в том, что наши далекие предки заключили своеобразный союз с далекими предками Шариков и Дружков: именно способность людей современного типа наладить взаимодействие с полуволками-полусобаками, помогавшими им в охоте и в жизни вообще, и помогла им оперативно вытеснить конкурентов.

Это, конечно, только одно из десятков научных предположений (псевдонаучные исчисляются сотнями), и рецензенты книги относятся к нему с разной долей скептицизма. Но все отмечают другое: книгу в любом случае стоит прочесть, во-первых, ради подробного обзора имеющихся у нас палеонтологических свидетельств эпохи неандертальцев и их исчезновения, и во-вторых, ради научного подхода Шипман. Она не предлагает поверить ей на слово, всегда делится источниками и вообще крайне осторожно обращается с непростой темой.

С 2015 года, когда вышла книга, то и дело появляются новые свидетельства, которые, по мнению исследовательницы, по крайней мере, не противоречат ее гипотезе. По мере того, как уточняется время отделения собак от волков, последние неандертальцы и первые собаки оказываются хронологически все ближе друг к другу.

Борьба за звание исторической родины домашних собак идет нешуточная, хотя ученые время от времени предлагают компромиссы вроде одновременного одомашнивания в нескольких регионах планеты. «Конечно, ни одна важная биологическая история никогда не будет простой. Здесь есть тенденция: азиатские ученые считают, что это произошло в Азии, европейские — что в Европе. И отчасти это такой же эгоцентричный взгляд: ну, естественно, эта важная вещь произошла в моей части мира», — говорит Шипман.

Естественно, одомашнивание как таковое никогда не было целью наших предков: «только безумец решит, что можно взять волка и сделать из него существо, которое будет сидеть рядом с тобой у огня», говорит антрополог. «Если с рождения “вручную” воспитывать волчат в окружении людей, результат ясен — это все еще волки. Нельзя просто приручить волчонка и получить собаку, перемены куда более глубокие. Собаки, например, гораздо более склонны искать помощи человека в решении сложных задач — волки же будут смотреть на других волков», — объясняет Шипман.

Что бы именно ни произошло, когда появились первые домашние собаки, это произошло не по плану, а совершенно случайно. С самого начала истории человека ему было выгодно знать животных, живущих радом с ним: наблюдать за их поведением, замечать, что они едят и где прячутся. «Хороший способ узнать больше — поймать животное, обычно детеныша, взять домой и какое-то время держать при себе: это очень распространенная практика во всех человеческих сообществах. Животное растет, его пытаются приручить, оно кого-то кусает, его убивают и съедают. Или не кусает — оно оказывается чуть добродушнее. Или вы лучше понимаете, что ему нужно и как оно себя чувствует. Медленно-медленно вы налаживаете общение с животным. Все дело в этом: люди валяют дурака с животными», — говорит собеседница.

Современный человек — самый успешный на Земле инвазионный вид, распространившийся из Африки по всей планете и вытеснивший своих менее приспособленных конкурентов, пишет Шипман в своей книге. При этом она не считает, что это что-то плохое: быть инвазионным не обязательно значит быть агрессивным, это, скорее, означает, что ты можешь приспособиться к любой окружающей среде.

«У меня в саду, на который я смотрю, разговаривая с вами, растет ложный мелкочешуйник (Microstegium vimineum). Его привезли из Японии как упаковочный материал — никто даже не думал, что эта чертова штука может быть высушенной, коричневой и мертвой на вид и все равно дать ростки! И она распространилась повсюду. Но она же не агрессивная в том смысле, что хочет поубивать все остальное, она просто успешнее многих», — говорит Шипман.

В качестве современной иллюстрации того, что бывает с экосистемой, когда в нее приходит «успешный» человек, в «Захватчиках» рассказывается довольно известная история о волках Йеллоустонского парка (полностью эту главу вы можете прочитать в «Книжном клубе»). Как только на территорию современных Монтаны, Айдахо и Вайоминга пришли белые американские переселенцы с востока, они не только почти сразу истребили «дикое» — снова этот эгоизм — местное население. Развитию животноводства сильно мешали волки, и их тоже активно истребляли даже после того, как Йеллоустон в 1872 году стал национальным парком. Так новый хищник на вершине пищевой пирамиды вытеснил старых.

Эту историю действительно полезно прочитать полностью, потому что она наглядно показывает, какие разнообразные последствия может иметь такая смена «царя горы». На схеме в книге Шипман приведены десять групп растений и животных, для которых исчезновение волков и появление людей стали критически важным событием. В йеллоустонской экосистеме за несколько десятков лет даже начали меняться берега рек. (В середине 1990-х волков в Йеллоустон вернули, и к сегодняшнему дню они снова воцарились в парке, который, судя по книге «Смерть в Йеллоустоне», принадлежит совсем не людям.)

В истории Йеллоустона, если считать ее поучительной для случая с неандертальцами, есть и еще одна зловещая нота. Вернувшись, волки тут же стали безжалостно истреблять койотов — своих менее успешных конкурентов, расплодившихся в их отсутствие. Однако сегодня в парке живут и те, и другие (хотя численность койотов местами упала на 90%). А вот кроманьонцы и неандертальцы бескрайнюю для них территорию Евразии почему-то так и не поделили. Может быть, это было не «ничего личного, просто бизнес», как у японской травки?

Возможно, на самом деле мы «переуспешили» не одних только неандертальцев — просто остальных мы пока не нашли и, возможно, не найдем. Опыт с денисовскими людьми, от которых остались считанные пальцы ног и зубы в далекой сибирской пещере (и генетические следы, которые, как подчеркивает исследовательница, скорее вызывают недоумение — где Алтай, а где Меланезия и Амазонка), не предвещает в этом плане ничего хорошего.

«Мы действительно что-то упускаем или вообще обманываемся. Возможно, денисовцы — это просто вариант нормы неандертальцев или людей. Имеющиеся у нас образцы просто крошечные! Когда появились первые данные о ДНК неандертальцев, в тех статьях не было никакого намека на скрещивание с людьми. Но когда у нас стало больше данных — ой, да, было скрещивание. В исходной статье ДНК неандертальцев сравнивалась с пятью или десятью геномами людей. Представьте, что я взяла шнурок, обвязала им пятерых людей, которые мне встретились, и говорю, что это все генетическое разнообразие человечества! Что-то здесь не так, и мы не знаем что», — сокрушается Шипман.

Другие «кузены», о которых мы не имеем понятия, сделали бы историю человечества куда более сложной и интересной, считает Пэт Шипман. И для нее «гравитационные волны палеонтологов», то, что все долго подозревают, предсказывают и страшно хотели бы найти, — это другая версия древнего гоминида. Если аналогия с гравитационными волнами окажется верна во всем, то такое открытие, вполне возможно, не за горами.

«Очевидно, таких версий человека было несколько, и очевидно, что пока мы нашли не все», — подчеркивает антрополог.

Все материалы проекта:

Евгений Кунин: «Сложность — это болезнь»

Нобелевский лауреат Эрик Кандель: «Мозг — священная вещь, с ним нельзя играть»

Создатель Игнобелевской премии Марк Абрахамс — про рождение науки из внимания к мелочам

Лингвист Стивен Пинкер: «Я просто говорю, что биология важна»

Нейропсихолог Майкл Газзанига: «Я же разговариваю с вами, а не с вашим мозгом»

Физик-теоретик Лиза Рэндалл: «Ручка с бумагой играют роль»

Антрополог Робин Данбар — о том, почему настоящих друзей у вас пятеро


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319752
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325167