Сцена из спектакля «Дракон»© Михаил Джапаридзе / ТАССВ минувшем сезоне я чаще бывала на судах и похоронах, чем на премьерах. Ни одна премьера не способна была вдохновить, когда в тюрьме сидел Малобродский, а под домашним арестом — Серебренников, Апфельбаум и Итин. Не вдохновляла даже тенденция театра выходить за свои пределы, из зданий на улицу, вторгаясь в реальность, чтобы сделать ее лучше и осмысленнее. На эту тенденцию бросило тень государство: подчиняя своему контролю все больше областей нашей жизни, власть сделала и театр своей шутовской, карнавальной ширмой. Спектакли на городских площадях и в парках стали частью госзадания в Москве. Пока в столице идет «театральное дело», город пускает пыль в глаза и тратит массу денег, чтобы привезти лучшие спектакли страны и показать их урезанные версии на холодных улицах редким прохожим. На моей памяти никогда еще театр не был так унижен, как в сезоне «театрального дела».
Мое чувство конца питают и великие утраты. Минувшей весной со смертью Елены Греминой, Олега Табакова и Михаила Угарова для меня закончился российский театр, каким он складывался с 1991 года.
Он формировался подобно молекуле ДНК: одна ветка — государственные сцены и конвенциональное искусство, другая — негосударственные площадки и современный театр. Ветки не пересекались, но сообщались и подпитывали друг друга.
В частном секторе главными авторитетами были Гремина и Угаров — лидеры новой драмы и документального театра, создатели «Театра.doc» и многолетние охотники за реальностью.
В государственном царил Табаков — коллекционер талантов и трендов, создатель звездной труппы и строитель театра номер один в России.
Их троих отличали редкостные, небывалые свойства: любопытство, чутье и великодушие к чужому таланту. Каждый из них сам по себе был выдающимся художником, но они умели разглядеть художника в дебютанте и служили его развитию, часто в ущерб себе и своему таланту.
Табаков сформировал Карбаускиса, Серебренникова, Богомолова, всех не перечесть. «Театр.doc» дал старт Вырыпаеву и Рыжакову, Волкострелову и Пряжко, Денисовой и Лисовскому, далее и далее.
Они защищали своих художников и их право голоса. Гремина и Угаров положили жизнь на то, чтобы дать слово независимым и небывалым. Неучу Серебренникову общественность отказывала в праве работать во МХАТе, но Табаков предпочел отказаться от титула «академический» для «художественного», нежели расстаться с Серебренниковым. Так МХАТ стал МХТ. Позже замминистра культуры Журавский приходил к Табакову требовать, чтобы МХТ прекратил сотрудничать с другим раздражителем — Богомоловым. И был буквально послан Табаковым.
Гремина и Угаров запустили новую драму — Табаков и Художественный театр ее легитимизировали. Они не просто пересекались — делали одно дело. Создавали театр, которого еще не было. Поскольку трое великих видели театр искусством заглядывать в будущее.
Весной, когда один за другим все трое ушли из жизни, разрушилась молекула театра, который сложился под их воздействием. Но это не все. С потерей их театр будто лишился будущего.
