«Он был любителем потырить деньжат»

Промозглый осенний вечер. Прогулка по скверу у Елоховской площади на «Бауманской» сопровождается ветром в лицо, промокшими ботинками и отрешенным взглядом бездомного на лавочке. Подбадривает лишь мысль о фуршете, который поджидает меня в Зверевском центре — чуть ли не единственной площадке современного искусства в Москве, сохранившей наряду с духом андеграунда традицию щедрых застолий на вернисажах. Обычно функцию маяка здесь выполняют пламя от шаманских перформансов Германа Виноградова во дворе или возгласы разгоряченных ярыми дискуссиями художников-анархистов. Но сегодня в окрестностях центра подозрительно тихо.

Из галереи веет теплом и парами алкоголя. Внутренняя экспозиция напоминает детсадовские стенды с творческими достижениями подопечных: по периметру комнаты развешаны карандашные изображения зверей, раскрашенные вручную черно-белые фотографии и коллажи из журнальных вырезок с кривыми подписями. В углу зала накрыт стол как на Новый год — с салатами, закусками и бутылкой виски White Horse 4,5 литра. Компания подзывает меня к себе. Около стола на вешалке висят розовое изношенное пальто и черный плакат с надписью «Я не тот, за кого вы меня принимаете». Под ними — стопка водки и ломтик хлеба.

Свет выключается, на стену начинает проецироваться видео: всклокоченный рыжий парень с помятым добродушным лицом, огромным носом и редкими зубами крутит перед камерой игрушечной собакой и игриво имитирует ее голос. Затем, заметив на животе игрушки дырку, разрывает ее еще больше и просовывает туда руку: «Ничего там ценного нет? Да тут один синтепон, вот поддельщики». Девушка около меня начинает плакать.

— На ворованные деньги он покупал себе алкоголь, сигареты, но и тебе тоже что-то покупал, старался как-то порадовать.

По умилительному смеху за кадром понятно, что за испорченную игрушку никто на героя видео не рассердился. Евгению Медведеву-Ма — художнику, фотографу, завсегдатаю шумных вернисажей, ловеласу, мелкому воришке, частому гостю наркологических клиник и полицейских участков — многое сходило с рук благодаря его врожденной харизме. «Он был любителем потырить деньжат, — смеясь, начинает рассказывать мужчина за столом, когда включается свет. — У меня были специально отложены деньги, которые он мог воровать. Я их клал в определенное место, он таскал оттуда, и правильно». «На ворованные деньги он покупал себе алкоголь, сигареты, но и тебе тоже что-то покупал, старался как-то порадовать, — добавляет девушка рядом со мной. — Мог заполнить холодильник или приготовить вкусную еду. Это удивительно — в момент кражи он думал о человеке, у которого забирал эти деньги... Это подкупало. Сложно было обижаться — с одной стороны, подлец, а вроде и нет».

Отсутствие постоянной работы и места жительства не мешало Медведеву по возможности придерживаться образа жизни богемного денди с соответствующими запросами: он любил дорогой алкоголь, предпочитал носить дизайнерские вещи и окружал себя обеспеченной интеллигентной компанией. «Он был завсегдатаем Hudson Bar на “Белорусской”, хотя денег на бар у него никогда и не было, — вспоминает друг покойного. — Мы ходили с ним с тысячей рублей в кармане и кутили так, как никто не кутил. Женю там знали как художника, очень любили и всегда угощали».

Художник — выходец из интеллигентной питерской еврейской семьи — родился 1 января 1976 года. В 15 лет он впервые попробует героин со своим единственным школьным другом, в 16 эмигрирует с матерью и братом в США, откуда спустя несколько лет его депортируют в Россию за неудавшуюся кражу (возвращение на родину первого депортированного из Штатов россиянина освещалось в «Коммерсанте» и передаче «600 секунд»). Выйдя из «Крестов» и заручившись денежной поддержкой матери, он продолжает свои эксперименты над сознанием и параллельно учится фотографии в Балтийской фотошколе, что довольно быстро приносит ему знакомство с местной арт-тусовкой и, как следствие, внимание женского пола. Медведеву удается оперативно обаять местных галеристов, однако после смерти матери он еще больше погружается в наркотики, уничтожает практически все наработанные связи и решает переехать в Москву, где, подрабатывая мелким барыгой и кочуя с одной «вписки» на другую, пытается добиться успеха уже в качестве живописца. Его московский период включал в себя несколько групповых и персональных выставок, сотни сумасшедших вечеринок, две отсидки и неизвестное количество передозировок и клинических смертей. Медведев успевает поучаствовать в провокационных акциях Плуцера-Сарно, попасть в черный список большинства галерей и даже креститься в надежде избавиться от зависимости, а осенью 2016 года в возрасте 40 лет он погибает при неизвестных обстоятельствах. В полной нищете и одиночестве.

На протяжении всей жизни Медведев делал все, чтобы умереть своей смертью, но в итоге умер не своей. «До этого он выбирался из любых ситуаций — если и пропадал, то через неделю или месяц появлялся снова, — рассказывает фотограф Кирилл Арсеньев, один из немногих людей, кто поддерживал связь с Евгением до последнего. — Летом 2016 года он жил в заброшенном доме на Чистых прудах, без воды и электричества, по соседству с бомжами. Вот-вот мы должны были переселить его в хостел, но его не хотели туда брать, так как он постоянно пил и из-за своей сломанной ноги не мог нормально передвигаться... Все произошло с пятницы на субботу. В субботу утром я подхожу к его дому — стоят менты и никого не пускают, телефон у него выключен. Оказалось, что ночью в доме случилась потасовка, Женя сильно пострадал, и его увезли на скорой... Через три дня он умер в реанимации». С Кириллом мы беседуем в его просторной двухуровневой студии на заводе НИИДАР, которую он снимает еще с одной художницей. Соседка Арсеньева занесла Ма в черный список, чтобы тот здесь не появлялся. «Я думал уговорить ее снять этот запрет, — вздыхает Кирилл. — Но, грубо говоря, не успел».

За невероятными историями выживания Медведева в столице без дома и денег можно было наблюдать в режиме реального времени по его социальным сетям — главному инструменту поиска временных пристанищ, добровольных спонсоров, потенциальных покупателей работ и сочувствующих девушек с обостренным чувством жалости. В моменты отсутствия интернета поддерживать интерес своих подписчиков Ма поручал друзьям. Один из последних постов, написанных от его имени товарищем, гласил: «Я еще жив :) <...> Очень нужны холсты, хочу рисовать!» Публикация сопровождалась фотографией Медведева (заметно похудевшего, со ссадинами на лице и взглядом побитой собаки) на фоне большого желтого холста — его последней работы. Картина с изображением бесполого человека с кривой рожицей и нимбом напоминала нечто среднее между иконой, примитивной наскальной живописью и детским рисунком. «Женя называл этот стиль “страшными картинками”, — объясняет Кирилл. — Эту картину он рисовал очень долго, все переживал, что заказчику не понравится. Но заказчику понравилось, наконец появились деньги, но пустить их пришлось уже на похороны».

В медицинском свидетельстве о смерти Медведева указано: «Род смерти не установлен». Фотография с места гибели художника напоминает иллюстрацию к знаменитой сцене из «Преступления и наказания», причем отсылка к Достоевскому присутствует в самом кадре — на лестничной клетке в луже загустевшей крови, среди разбросанных цветных карандашей и фломастеров, валяются пара розовых домашних тапочек и черная тетрадка с принтом DOSTOEVSKY. Через пару дней после поминок мы встречаемся с товарищами Евгения в чебуречной «Дружба» на «Сухаревской». Вслед за окровавленной лестничной клеткой мне хотят продемонстрировать фотографию трупа из морга («у Жени была смешная татуировка в виде робота на левой груди»). Я отказываюсь.

«Сам Женька в чебуречную никогда бы не пошел, — смеется Максим Спектор, один из ближайших друзей покойного. — Он предпочитал красивые заведения, изысканные вещи, ел только с ножом и вилкой и никогда не матерился. Даже свинину не ел. Якобы из религиозных соображений». В компании Спектор — единственный маркетолог, остальные — художники. В чебуречной «Дружба» они периодически собираются на «пленэр» — порисовать с натуры живописных посетителей и выпить принесенного с собой домашнего самогона.

«У него была фантастическая способность доставать все необходимое бесплатно. Всем магазинам в радиусе 500 метров он был должен по несколько тысяч», — вспоминает художник Семен Петерсон, вырисовывая в своем альбоме золотистый чебурек. Однажды, после обнаружения очередной кражи бурбона в магазине, Медведеву удалось уговорить охранников отпустить его взамен на обещание нарисовать их портреты. Догадываясь, что угрюмые блюстители порядка вряд ли оценят современное искусство, он сперва пытался уговорить Петерсона (живописца с академической подготовкой) изготовить за него портреты в более реалистичной манере. Но получив отказ, просто распечатал паспортные фотографии охранников в большом формате и разрисовал их оранжевым фломастером. «Я понес подарки! Если меня будут бить, знайте, что я там!» — прокричал он тогда на прощание.

Спектор познакомился с Медведевым в середине 2000-х в Петербурге, когда 29-летний Женя все еще получал от матери из Америки ежемесячное «пособие» в валюте, снимал две комнаты в коммуналке на «Чернышевской» и мог не отказывать себе в комфорте и удовольствиях — по словам знакомых, он был одним из первых в компании, у кого появились MacBook и личная кредитная карточка. Квартира была местом притяжения питерской творческой элиты и своеобразной андеграундной достопримечательностью для приезжих молодых менеджеров, жаждущих отрыва в чужом городе. «К нему каждый вечер приходили художники, фотографы и другие интересные люди. А по воскресеньям он устраивал просмотры документальных фильмов, — вспоминает бывшая соседка Медведева. — Мы то наряжались в китайские наряды, то устраивали какие-то перформансы со светящимися игрушками». Во всех акциях хозяин квартиры принимал участие с большим энтузиазмом, но мог внезапно разозлиться на пустом месте и начать выкидывать мебель из окна. «Он был сумасшедшим, но именно это многих и привлекало, — говорит Спектор. — Остальные не могли себе позволить такое поведение, а он мог».

Когда Медведев решил заняться фотографией, он взял себе псевдоним Женя-Ма и направился на курсы в Балтийскую фотошколу. «Процесс его обучения выглядел следующим образом: идет по набережной горбатый питерский фотограф в огромных очках и со стареньким “Зенитом”, за ним семенят вялые юноши в разбитых ботинках и девушки в беретах, а рядом — оранжево-кислотный Женя с розовыми волосами и моднейшим фотоаппаратом», — вспоминает художник и искусствовед Кирилл Шаманов, один из старых Жениных товарищей из Петербурга, с которым мы встречаемся в кафе при музее «Гараж».

— Он предпочитал красивые заведения, изысканные вещи, ел только с ножом и вилкой и никогда не матерился.

В своих первых творческих экспериментах Ма придерживался излюбленного сюрреалистами метода автоматизма. Найдя однажды на блошином рынке резиновую маску в виде рыбьей головы, он надевал ее на обнаженных девушек и фотографировал как русалок «наоборот». Из этого шуточного эротического карнавала выросла серия нежных загадочных снимков «Тело-рыба» в стиле Мана Рэя. Отправной точкой для другой серии стала случайно попавшаяся ему под руку старая надувная кукла с алыми губками и жидкими локонами. Художник окрестил ее нежно Наташей, аккуратно раскладывал в городском ландшафте и снимал с разных ракурсов, словно живую модель.

Декадентский пейзаж Питера начала 2000-х плодотворно влиял на воображение Медведева. Во время ночных странствий по темным закоулкам к нему пришла идея фотографироваться в разбитых брошенных автомобилях, притворившись мертвым (задумка напоминала знаменитую серию Энди Уорхола с автокатастрофами, только у Медведева вместо снимков аварий из газет были автопортреты). По рассказам Жени, на одной из таких полночных фотосессий он встретил человека с пистолетом, который сперва прицелился в него, а затем выстрелил в воздух и пошел дальше.

В тот период Шаманов был Жениным спонсором в «Анонимных наркоманах», частым гостем его квартиры-студии и свидетелем зарождения стиля начинающего автора. «Прихожу однажды к нему, а он сидит недовольный и разбирает свои фотографические этюды, — смеется Кирилл. — Затем берет несколько тестовых отпечатков и кричит: “Говно, какое говно!”, бросает на пол негативы, начинает их топтать, затем хватает молоток… И так продолжается около часа. Он поливает их алкоголем, пытается порвать, разве что не сжигает… А потом вдруг смотрит на свет и говорит: “О, отличные фотографии!” Отправляется с этими негативами в школу, печатает, мастера приходят в полный восторг». Для обозначения брутальной Жениной техники Шаманов изобрел специальный термин «поп-ап»: «Взял — ап! — и что-то получилось».

Еще одно ноу-хау Ма заключалось в оригинальном методе раскраски черно-белых фотографий. Подражая своему кумиру Яну Саудеку, он вручную печатал крупноформатные портреты советских пластиковых игрушек, а затем раскрашивал их пальцами при помощи пыли от измельченных цветных карандашей. Макросъемка этих ненужных фигурок из советского прошлого рождала удивительный эффект: неваляшки, пупсы и чебурашки со слегка размытыми контурами как будто царили в бесконечном голубом пространстве — то ли в космосе, то ли в утробе матери — и смотрели прямо в камеру меланхоличным осознанным взглядом, словно впитав всю тоску и горечь своей эпохи.

Его московский период включал в себя несколько групповых и персональных выставок, сотни сумасшедших вечеринок, две отсидки и неизвестное количество передозировок и клинических смертей.

Сам Медведев говорил, что работать в классической черно-белой манере ему скучно — все снимки должны были быть яркими и кислотными, соответствовать его образу жизни и внешнему виду. При этом обилие красок не спасало его произведения от чувства грусти и одиночества, впрочем, как и саму его жизнь. В 2009 году Жене позвонил брат из Америки и сообщил о смерти матери. «Все, халява закончилась, — прокричал он в трубку, — теперь ты сам за себя». Богемной беззаботной жизни пришел конец. «Знакомые и галеристы долго о нем заботились, помогали чем могли, но в какой-то момент у всех просто закончилось терпение, — с сожалением в голосе рассказывает мне по телефону подруга Медведева Ена. — Когда не стало мамы, у него наступил тяжелый период с зависимостью. И друзья решили исполнить его давнюю мечту и одновременно избавиться от него — купили билет в один конец в Таиланд. Думали, что это поможет: раз он так жестко сел на наркотики, нужно просто его запихнуть в самолет, а там будет тепло, он придет в себя и найдет чем заняться. Но в итоге в Таиланде Женя загремел в тюрьму, и, пока кто-то не заплатил штраф, из страны его не выпускали».

После «эвакуации» из Азии Медведев задался целью перебраться в Москву. Он давно мечтал о карьере в столице, однако поводы его деловых поездок ограничивались переправкой легких наркотиков и участием в мелких проектах знакомых кураторов. «Он как-то приехал сюда на ярмарку “Арт-Москва” и начал ломиться на все стенды, не разбираясь, кто есть кто, — смеясь, вспоминает Шаманов первые неудачные попытки Ма внедриться в культурную жизнь столицы. — “Какая у вас тут самая крутая галерея? Селиной?” Он бежал к ней на стенд и раскатывал рулон своих работ. Пытался окучить всех за один приезд».

— Все, халява закончилась, — прокричал он в трубку, — теперь ты сам за себя.

В 2008 году Шаманов, успевший избавиться от героиновой зависимости и обзавестись московскими связями, подкинул Медведеву возможность заявить о себе более деликатным способом. «В рамках I Московской биеннале молодого искусства “Стой! Кто идет?” в Зверевском центре я делал выставку “ГОП-арта” и предложил Жене показать там серию “Бологое” (Медведев снимал портреты уличных хулиганов из села Бологое с игрушечными пистолетами). Все, что от него требовалось, — напечатать работы и привезти их на выставку. Но наступает день развески, приходит Женя пьяный, работ нет. Я понимаю, что он просто возьмет гонорар и исчезнет. И не дал… Начинается открытие, на входе в галерею очередь, нас снимают 15 телекамер. Вижу, появляется Женя уже совершенно в другом состоянии — трезвый и расстроенный, что ничего не сделал. А там задумывался фуршет в стиле “гоп”, для которого мы купили несколько мешков самых дешевых сосисок, и я говорю: “Женя, тут есть рядом кафе, вот тебе 500 рублей — возьми у них мангал, угли, шампуры, и тогда у тебя будет перформанс”. Женя, не рефлексируя, побежал — через пять минут возвращается с несколькими мешками угля, мангалом, двумя бутылками вина и торжественно возвращает мне 500 рублей. Нужно отдать должное, с заданием он справился на пятерку — нацепил кепку и со своим смешным носярой начал жарить эти сосиски». Но даже остроумная импровизация не помогла Медведеву загладить вину — Шаманов воспринял инцидент как предупреждение, что с Ма лучше дел не иметь. «Все художники с этой выставки стали звездами, — вспоминает он. — Там впервые выставились группа “Война” в полном составе, Гриша Ющенко, Илья Трушевский, Миша Most, а у Жени все пошло под откос».

Импровизационных навыков требовало не только сохранение отношений с людьми, но и нахождение временных пристанищ в чужом городе. Ими становились подвальные сквоты с сомнительными резидентами, лестничные клетки домов новых подружек, мастерские и дачи знакомых художников, а также волонтерские лагеря на арт-фестивалях вроде «Архстояния», предоставляющие питание и ночлег за работу. Достаточно долго, не платя аренды, Медведеву удалось прожить в Доме Наркомфина — в результате хитрых махинаций одно время в его распоряжении были две просторные студии. Незадолго до переезда в Наркомфин начались эксперименты Ма с живописью. Одна из первых серий «Бойс» была сделана на трехметровых негрунтованных холстах, на которых художник изобразил безликие обнаженные фигуры неопределенного пола с многочисленными ссадинами и шрамами на теле.

Окончательно переквалифицироваться из фотографа в живописца Медведев был вынужден в силу жизненных обстоятельств. «У него просто закончились деньги, — объясняет Алена Сойко, последняя девушка Медведева, познакомившаяся с ним в период его проживания в Наркомфине. — Ручная печать фотографий — очень дорогое удовольствие. А когда ты безработный, да к тому же и с зависимостями, заниматься этим еще сложнее. В Наркомфине у него был единственный фотоаппарат “Броника”. Но так как он не платил аренду и вечно был в списке должников, однажды хозяин не выдержал, ворвался в его студию и забрал самое ценное, что там было, — фотоаппарат».

Из-за бытовой неустроенности Медведев с опаской ждал наступления зимних холодов. Самым же светлым периодом своей кочевой жизни он называл лето 2013 года, проведенное в творческой усадьбе «Гуслица» в Орехове-Зуеве — своеобразном андеграундном «санатории» для художников, поэтов-анархистов и панков. В распоряжении безбашенной коммуны (одним из предводителей которой был Ма) была просторная полуразрушенная усадьба в лесу с холлами с высокими потолками и живописной прилегающей территорией, позволявшей воплощать творческие фантазии любого масштаба. Можно было гонять на машине по полям, выпивать с местными алкоголиками у речки, устраивать импровизированные панк-концерты во дворе и в шутку продавать свои произведения на обочине дороги рядом с овощными развалами. Из этого богемного оазиса Медведева забрали в тюрьму на самый длительный срок — год и четыре месяца за кражу. Следователи вычислили его через Facebook и, притворившись покупателями работ, приехали в «Гуслицу». Принимали Женю по всем законами жанра комедий про мошенников. «Уполномоченные встретили нас на своем прекрасном “Инфинити” у самой калитки. Женя сразу все понял. При этом у него было такое дикое похмелье, что опера даже разрешили ему взять с собой пива, — рассказывает один из очевидцев событий. — Мы долго смеялись: в тюрьму Женя поехал на “Инфинити” и с пивом, а потом еще и денег на еду с них умудрился стрясти».

По мнению Алены, наиболее здоровым Медведев выглядел, когда сидел: «Тюрьма контролировала его зависимости. Он там мог не пить, не употреблять наркотики, хотя достать это в колонии — не такая уж невыполнимая задача, были бы деньги. А у него они там водились — помогали друзья, был даже телефон с интернетом, хотя симку и приходилось во время проверок прятать под языком. Больше года он спокойно ничего не употреблял и не то чтобы сильно мучился, нет — рисовал, читал, но стоило выйти, и начиналось: “всего один разок, всего один разок”. Понятно, что в итоге он оказывался в очередной наркологической клинике». Алена — высокая, худая блондинка с короткой взъерошенной стрижкой и инопланетной внешностью Дэвида Боуи периода увлечения кокаином. На пару с Ма они смотрелись как вампирская парочка из фильма Джима Джармуша. Но в жизни Алена — не актриса и не модель, а журналист и литературный редактор с интеллигентными манерами и консервативными взглядами на отношения. «В тюрьме Женя со своими ужасными грамматическими ошибками был одним из самых грамотных людей. Он единственный умел пользоваться компьютером, и это помогло ему устроиться секретарем директора тюремной школы, что считалось очень привилегированной должностью. Он мог спокойно сидеть в кабинете и рисовать, и никто его не трогал».

Жесткий режим и отсутствие доступа к «допингу» принесли свои результаты — за время последней отсидки в творческом плане Ма достиг своего максимума. В тюрьме он сделал эмоциональную серию однотонных гравюрообразных работ на простынях «Самопоедание»: разрезал постельное белье на куски формата A4, грунтовал их и затем на красном или черном фоне изображал белые, искореженные в муках обнаженные фигуры с оторванными конечностями. Там же он изготовил свое наиболее коммерчески успешное произведение — толстый самодельный дневник, куда были вшиты наивные иллюстрации на крафтовой бумаге, найденные в тюремных кабинетах ненужные фотографии и документы с печатями, а также коллажи из журнальных и книжных вырезок, дополненные авторскими комментариями. Чехол был тоже сделан вручную, а страницы внутри специфически пахли испорченной тушью. Эту работу за внушительную сумму приобрел известный коллекционер из Лос-Анджелеса.

За пару месяцев до выхода из тюрьмы Медведев начал готовить эскизы скульптур для своей первой персональной выставки. В подмосковной галерее WeArt он планировал показать серию разноуровневых пьедесталов почета гибридных форм с нарушенной нумерацией мест — своеобразное размышление на темы успеха, конкуренции и личностных систем оценок. Но и находясь за решеткой, Ма не прекращал поставлять свои произведения на выставки — работы отсылались кураторам по электронной почте и СМС. Так, галерея RuArts успела показать два его проекта: «Угол зрения», в рамках которого Женя фотографировал на телефон углы разных тюремных помещений, и серию портретов его сокамерников, также снятых на телефон и обработанных примитивными фильтрами. Каждый снимок сопровождался подписью, характеризовавшей изображенного персонажа. Автопортрет бритоголового исхудавшего Ма с диковатым взглядом гласил: «Алкоголик и наркоман».

Из колонии Медведева встречала Алена. По возвращении пары в Москву она взяла на себя функции его личного ассистента — общалась с галеристами, вела учет работ, помогала с поиском новых покупателей и мелких подработок, а также спасала от передозировок, вызволяла из полицейских участков и носила передачи в больницы, где Ма восстанавливался после очередных наркотических приключений. Их отношения продлились около года. Я спрашиваю, зачем она все это делала. «Не всегда ведь были только героин и алкоголь, случались и беззаботность, и легкость, — отвечает девушка. — Они и дарили, пусть очень глупую, надежду, что можно что-то исправить, надо просто еще немножко всем потерпеть». «Он очень любил готовить, у него это прекрасно получалось, любил музыку, кино, хотел, чтобы я научила его грамотно писать, легко расставался с вещами, — продолжает Алена после задумчивой паузы. — Единственное, с чем расставаться было сложнее всего, — его работы. Конечно, он хотел быть успешным и всегда переживал, когда ему приходилось продавать существующую в одном экземпляре картину за бесценок. У Жени была мечта: однажды он разбогатеет, выкупит все свои работы в разы дороже, развесит их в своем большом доме и будет любоваться, потому что на свою живопись ему всегда было приятно смотреть. Любая моя критика, к слову, заканчивалась воплями “да ты же ничего не понимаешь!”».

Вторым пунктом после искусства в рейтинге Жениных приоритетов стоял его внешний вид. «У тебя должны быть дорогая обувь, хорошая сумка, смешная шапка, а все остальное могло быть взято на помойке, — объясняет Алена. — В тюрьме ему удалось скопить приличную сумму денег, и примерно за десять дней до выхода он решил заказать себе обувь. Скачал пособие, чтобы правильно измерить ногу, отправил заказ. Этот индивидуальный пошив обошелся ему в 75% от накопленного. Но, как он говорил, без еды человек может прожить 40 дней, а без красивой обуви ни минуты. Модельер из Бали сшила ботинки, но они оказались ему малы. Это была большая трагедия».

Медведев разработал удобную схему, позволявшую ему при бродяжническом образе жизни выглядеть одним из самых стильных людей на любом вернисаже. У него было несколько похожих комплектов одежды, и когда один комплект грязнился — он его отдавал Алене, та стирала в машинке и привозила ему обратно. «По отдельности весь его гардероб выглядел как куча барахла, но на нем все смотрелось удивительно гармонично, — смеется Алена. — Что-то он купит, у друзей что-то выцыганит, у меня возьмет или кто-то ему подарит какую-то кофточку, и вкупе получается интересный образ».

Он давно мечтал о карьере в столице, однако поводы его деловых поездок ограничивались переправкой легких наркотиков и участием в мелких проектах знакомых кураторов.

Сокровенную фэшн-мечту Медведева осуществила владелица галереи «25 кадр» Алиса Булчак, купив ему с продажи очередной работы кожаные ботинки фирмы Marsell, на которые он неоднократно и безрезультатно пытался собрать через краудфандинг в социальных сетях. По словам Алены, Булчак была одним из самых терпеливых галеристов, сделавших с Ма максимальное количество проектов. С Алисой, сдержанной высокой брюнеткой со сверкающими прямыми волосами и аристократическими чертами лица, мы встречаемся в дорогом кафе у синагоги на Большой Бронной. «У этого человека был талант приспособленца и манипулятора, — говорит Булчак. — Он собирал вокруг себя умных, интеллигентных людей, понимая, что каждый из них ему для чего-то нужен. Все ему помогали, давали деньги. Он постоянно жаловался, что вся эта череда неудач преследует его, потому что рядом нет мамы… Ведь когда он получал деньги от матери, жил очень даже неплохо. Из-за этого у него и остались такие амбициозные хотения».

С Медведевым Алиса познакомилась полтора года назад, когда он в своей фирменной фривольной манере написал сообщение на странице ее галереи: «Привет. Хотел выслать фотографии работ и резюме. Это возможно?» Алиса долго не отвечала. «Нет вердикта, следовательно, и интереса», — последовало второе сообщение. «Да вроде есть», — ответила она, так и началось их сотрудничество.

«Он был самым сложным из всех художников, с которыми я работала, — признается Булчак. — Какое-то время я его полностью спонсировала — покупала материалы, находила и оплачивала жилье. Морально сложно мне было потому, что он брал и разрушал все, что я для него делала. Куплю материалы — он их пропивает, теряет или раздает. Куплю одежду — тоже непонятно, где она. Продукты принесу — смотрю, ничего не съел. У него постоянно фишка была: “Я уже неделю ничего не ел”. Но принесешь хлеба — он говорит: “Зачем мне твой хлеб?” Или сигареты купишь, а он: “Я такие не курю!” Даже когда продавались работы и я отдавала ему его часть денег, через пару дней он звонил и требовал еще».

— Он там мог не пить, не употреблять наркотики, хотя достать это в колонии — не такая уж невыполнимая задача, были бы деньги.

Но, несмотря на все выходки, по словам Алисы, как художник Медведев жаждал творить, и мотивировать его рисовать было не нужно: «Работы его мне действительно нравились. Они несут бунтарский дух 1990-х: это что-то на грани китча, высмеивания, религиозности и в то же время отражение жизни такой, какая она есть. Очень эмоциональные вещи».

Последняя персональная выставка Ма открылась в Алисиной галерее 21 апреля прошлого года, но сам автор в ее подготовке практически не принимал участия, так как находился то ли в запое, то ли в больнице. Экспозиция получила символичное название «Осторожно, Женечка». На ней были впервые выставлены работы серии Friends, за которую Женю неоднократно упрекали в подражании Баския. Образы разноцветных двуполых человечков с гримасами, нимбами и сердечками у груди родились из неудачной попытки Ма вспомнить и зарисовать всех бывших девушек — запутавшись в количестве спутниц, он вскоре перекинулся с темы любви на тему дружбы. Работа над серией продолжалась до самой смерти — когда не было холстов, Ма рисовал в крафтовых блокнотах и на стенах помещений, где жил, — но в какой-то момент подписи с «Friends» стали заменяться на «No Friends».

«В наших отношениях другом скорее была я, — говорит петербургская журналистка и куратор Александра Карпова, познакомившаяся с Ма более 10 лет назад на дне рождения галереи «Пушкинская, 10» (на вечеринку молодой художник заявился в меховой жилетке на голое тело и не мог не обратить на себя внимание). — Наверное, нам удалось так долго сохранить отношения, потому что мы всегда общались на расстоянии. Лично виделись редко, и я знала, что каждая встреча может стать последней». Карпова поддерживала отчаянного друга по переписке — он слал ей письма на адрес редакции из тюрьмы, а когда улетел в Таиланд, просил с ним общаться по интернету. «Там ему было настолько невыносимо, что я боялась, что он покончит с собой, — вспоминает она. — Старалась быть постоянно на связи, как-то подбадривать и отвлекать. Однажды на его странице “ВКонтакте” появилось сообщение: “Евгений Медведев умер, собираем на похороны”. Я была в шоке, уже успела поплакать, подруга посвятила ему стихотворение. А спустя несколько дней мне приходит сообщение: “Шура, не ведись. У меня просто денег нет совсем, и от безысходности я придумал вот такую штуку”».

При этом именно Ма сподвиг Карпову заняться искусством — желая помогать другу с карьерой и творчеством, она поступила в магистратуру по направлению «арт-критика». «Хоть с виду он и казался абсолютно диким, непредсказуемым мужчиной, в душе это был добрый, трогательный ребенок, — объясняет Саша. — Ему всегда было стыдно за свои наркотические загулы. Как-то раз мы сидели во дворе на улице Рубинштейна — он вдруг достал паспорт и вынул оттуда фотографию своего врача из реабилитации: “Я тебе покажу человека, на которого я хочу быть похожим, — он тоже был наркоманом, но сумел вылечиться”. Женя тоже мечтал избавиться от зависимости».

Но если душещипательные мечты Медведева и не были подкреплены никакими внутренними усилиями, они щедро подпитывались удачей извне — всегда находились люди, готовые вытащить его из очередной передозировки и собрать нужную сумму на дорогостоящую реабилитацию. «После выхода из тюрьмы у Жени было огромное количество шансов не остаться на улице, но он все их уничтожил, — говорит Алена. — По возвращении в Москву художник Семен Петерсон разрешает ему жить в резиденции в Апрелевке, но все заканчивается передозировками, милицией и клиникой. Потом Петерсон дает ему еще один шанс и предоставляет свою студию в Москве, которую оплачивает Алиса. Там даже можно было спать и готовить еду, но Женя уходит в запой. Затем друзья принимают решение поместить его в хостел — оттуда его тоже выселяют из-за жалоб других жильцов... После этого Женю отправляют в православную нижегородскую реабилитацию, но и там он не выдерживает больше месяца и начинает клянчить на билет до Москвы. Семен Эдуардович, после того как Женя сломал ногу, в который раз сжалился над ним и снова разрешил жить в резиденции, но он тут же устраивает то ли пожар, то ли еще какой-то вертеп».

— У тебя должны быть дорогая обувь, хорошая сумка, смешная шапка, а все остальное могло быть взято на помойке.

Еще одним сочувствующим этой истории был художник Андрей Кузькин, видевшийся с Ма за неделю до его смерти: «Мы с ним встретились на “Баррикадной”. Он хотел денег и поддержки. Я передал ему 500 рублей и купил проездной на метро. Он уже выглядел фигово, весь опухший. Я хотел как-то помочь, пытался свести его с Сашей Петрелли (галерея “Пальто”) — послал его картинки, Саше они понравились, он был готов коммуницировать, назначили встречу на “Винзаводе”. Но Женя пришел туда, случайно увидел свою бывшую девушку, очень расстроился и с Петрелли так и не встретился».

Карьера самого Кузькина, перспективного перформансиста, наследника московской концептуальной школы, в 2016 году вышла на новый уровень — зимой в ММСИ прошла его масштабная персональная выставка на три этажа с параллельным выпуском каталога, а в декабре художник получил Премию Кандинского в номинации «Проект года», доказав, что балансировать между арт-бизнесом и андеграундом без ущерба собственным принципам и здоровью вполне реально.

«Кому ни расскажешь, все говорят, что эта история случилась в 1990-е. Таких людей среди современных художников нет, — говорит Андрей. — Они поумирали все. А кто не умер, тот остепенился. Есть персонажи вроде Давида Тер-Оганьяна или Анны Жёлудь, тоже с достаточно экстремальным образом жизни, но их держит на плаву что-то, до таких состояний они не скатываются. Сегодня в арт-мире ты должен постоянно идти на компромисс. Любое развитие связано с общением и самопродвижением. Время романтического гения-безумца прошло. Художник — это такой же работник, менеджер. Вот у меня, например, до сих пор нет персонального сайта, и недавно один коллега, работающий в Дюссельдорфе, недоумевал: “Как это у тебя нет сайта? Для художников это такая же необходимость, как в душ ходить каждый день”. Но в данном случае непонятно — рисовал бы Женя такие картинки, будь он другим человеком».

Заброшенный дом в Большом Харитоньевском переулке Ма делил с компанией бомжей, оккупировавших нижние этажи здания, и коммуной панков, дверь в сквот которых, в отличие от Жениной обители, запиралась на ключ. По словам Кирилла Арсеньева, во втором подъезде дома тоже когда-то жила многочисленная община, оставившая физический след своего присутствия. «Целая квартира у них была отведена под туалет. Заходишь туда, а по периметру комнат — кучки с бумагами... Уже не пахло, но выглядело очень сюрреалистично», — вспоминает фотограф.

— Таких людей среди современных художников нет, — говорит Андрей. — Они поумирали все.

В распоряжении Медведева находилась просторная шестикомнатная квартира на четвертом этаже. Несмотря на отсутствие воды и отопления, даже там, судя по фотографиям, было чисто и убрано — кровать аккуратно застелена, скромные пожитки разложены на тумбочке. Только разрисованные стены делали комнаты похожими на тюремные камеры, узники которых фиксировали прожитые недели не черными зарубками, а разноцветными рисунками. Граффити сопровождались подписями «1 day», «Алена», «Love», «Bible», «No friends». «Периодически он разыгрывал сценки, — рассказывает Кирилл. — Я прихожу, а он прячется, делает вид, что его нет, или притворяется мертвым. Еще он говорил, что сходит с ума, и просился в психушку».

Распорядок дня Медведева выглядел примерно так: он вставал в шесть утра, рисовал картинки в блокноте, шел на Чистопрудный бульвар и продавал их по 300—400 рублей, затем покупал водку с лимонадом, пил и опять рисовал. «Закончилось все тем, что мы идем с ним по бульвару, он видит молодых людей на лавочке, подходит к ним и говорит: “Мелочи не дадите, пожалуйста?” Как в “Южном парке”, все один в один», — вспоминает Арсеньев.

Как раз в тот период в Facebook зарегистрировался старший брат Жени Михаил. Братья добавили друг друга в друзья и даже успели пару раз обменяться сообщениями. «Я ужаснулся тому, что он мне написал, — рассказывает Михаил по скайпу. — Строчек шесть-семь какого-то бессвязного текста без знаков препинания, с неправильными окончаниями. Он писал, что живет в заброшенном доме с бомжами и что все плохо. Я спросил его номер телефона, хотел позвонить, но на это сообщение он уже не ответил». Михаил Медведев, солидного вида мужчина в очках, бойко переходит со мной на «ты». Уже более 20 лет он проживает с супругой в США — работает по 25 часов в неделю в дайнере, возлагает оптимистичные надежды на Дональда Трампа, а за скверными новостями с родины предпочитает следить по кабельному телевидению. В 2018 году он впервые за много лет собирался приехать в Петербург на чемпионат мира по футболу и заодно навестить брата, с которым не разговаривал со времен смерти матери. «Я вычеркнул его из жизни после того, как он угнал мою машину, вывез на ней всю мебель из нашего дома в Детройте, а затем обменял все это на наркотики, — вздыхает Михаил. — Эта история напоминает мне басню про двух лягушек, которые залезли в банку с молоком: одна сразу же сдалась и пошла ко дну, а вторая начала активно грести лапками и спаслась, превратив молоко в масло. Брат мне напоминает первую лягушку — у него никогда не было внутреннего стержня».

— Если он хотел нарисовать маленький танчик на зеленом фоне или улыбающегося осьминога — он рисовал.

«Искусство — мой инструмент, мой доктор в реальности, так станет проще понимать, что и зачем я делаю», — говорил Медведев в одном из своих немногочисленных интервью. Прощание с художником проходило 7 октября 2016 года. Его кремировали вместе с растяжкой с криво выведенным цветными мелками лозунгом «Я рисовать не умею», найденной среди его вещей в заброшенном доме. Прах по просьбе брата через неделю развеяли с Литейного моста у дома, где Медведев жил в 2000-х.

Своими кумирами Ма называл Гойю, Босха, Миро, Филонова, Петрова-Водкина, Шагала и часто расстраивался, что не умеет рисовать как они. При этом в собственном творчестве он позволял себе делать то, до чего вряд ли бы додумались даже самые радикальные авангардисты. «Он не боялся показаться примитивным, наивным, вообще ничего не боялся, — говорит Алена. — Если он хотел нарисовать маленький танчик на зеленом фоне или улыбающегося осьминога — он рисовал. Это далеко не прорыв, но смелость художественная в этом была». «В искусстве он творил такие вещи, которые у простого человека вызвали бы вопрос “Что ты, на фиг, делаешь?”, — смеется Семен Петерсон. — Ему говорили, что он рисует как ребенок, но в этом-то и был его героизм — к 40 годам он научился рисовать как четырехлетний ребенок. Это поразительно. Я тоже всю жизнь мечтаю прийти к этому, но не могу преодолеть барьер знаний и образования, которые у меня за спиной».

У Медведева была мечта проиллюстрировать своими примитивными и в то же время не по-детски трогательными рисунками детскую книжку. Алена пыталась найти для этих целей автора, но безуспешно — большинство его пузатых зверей с крупными, наивно улыбающимися глазками так и осталось на страницах альбомов для эскизов и личных писем. Не успела осуществиться и идея сделать выставку из украденных работ других художников: у Медведева было правило с каждой посещенной выставки уносить «сувенир» (последним «апроприированным» объектом был плюшевый осьминог из инсталляции немецкого художника Джонатана Меезе), в какой-то момент работ накопилось так много, что хватило бы на полноценную экспозицию.

«Женя-Ма как художник на порядок круче, чем Гутов или Кулик, которые в истории будут занимать все центральные места, — говорит директор Зверевского центра Алексей Сосна, рассуждая о месте Медведева в современном русском искусстве. — Я знаю пацанов, которые сознательно вводили себя в состояние безумия, дабы соответствовать модным философским веяниям, а Женя реально от себя отрезал куски».

«Он все время врал, крал и обманывал, но во всем этом оставался верен себе и был честнее многих из своего окружения, — вздыхает Максим Спектор. — Если бы он завел себе счет и начал откладывать деньги, с ним бы никто не дружил». «Когда он бухал — он заявлял об этом. Когда себе что-то вколол, то говорил: “Я сейчас в таком-то состоянии, мне нужна помощь”, — рассказывает петербургская галеристка Наталья Панкова, поддерживавшая Ма на начальном этапе его творчества. — Некоторые днем художники, а потом приходят домой и надевают тапочки. А он до последнего был нонконформистом — опустился на самое дно, изведал все глубины, которые только возможно».

Стена Евгения Медведева в Facebook продолжает пополняться скорбными сообщениями и ностальгическими фотографиями. Будь у Ма доступ в интернет с того света, он наверняка поставил бы лайк каждому посту и подписал бы шуточный комментарий со смайлом. Он использовал социальные сети в своих манипуляционных целях, но и в то же время чутко следил за жизнью близких друзей, трепетно хранил в отдельном альбоме фотографии старых петербургских товарищей, а найдя единственный совместный снимок с матерью и братом из детства, отсканировал его и поставил на обложку своей страницы. Он часто писал людям в попытках продать свои работы хоть за какие-нибудь гроши. У большинства его подписчиков вошло в привычку игнорировать эти сообщения. Сейчас в его папке «Входящие» несколько непрочитанных писем с запросами на покупку работ.

Понравился материал? Помоги сайту!