Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245120Мой собеседник — арт-аутсайдер. Его терпеть не может питерская богема. При этом именно он выпустил книгу о человеке, который эту самую богему украшал, — первую книгу о Георгии Гурьянове, известном художнике и барабанщике группы «Кино». В связи с тем, что издание книги окружено информационной блокадой со стороны всех друзей и знакомых Гурьянова, я решил, что поговорить с автором этого труда — мой журналистский долг.
— Ты не считаешь себя писателем, меня это подкупило. Но это ведь сказано не для пиара и красного словца? Ты искренне считаешь, что ты не писатель, несмотря на только что выпущенную книгу?
— Конечно же, не для красного словца. Безусловно, я не могу и не имею права считать себя писателем. Я не писал книгу в нормальном понимании этого слова. Моего мнения и моих слов там нет практически. Чем горжусь.
— Я никогда другом Георгия не был. О нашем общении я подробно рассказал в твоей книге. Это было общение двух знакомых людей, имеющих общих друзей, не более. И то, что в книге нет его настоящих и близких друзей, — большое упущение. В первую очередь, я имею в виду Дениса Егельского, Яну Адельсон, Ирену Куксенайте, Наталью Разлогову, участников группы «Кино» и Наталью Жерновскую. Даже Сандру Вермюттен, Лешу Гинтовта или Васю Шумова я отношу все-таки к знакомым Георгия, как и себя. Поэтому без вышеперечисленных реальных друзей, конечно, книга о Георгии обеднела. Расскажи по именам, почему их нет.
— Я считаю, что по персоналиям разбирать не имею морального права. Дело в том, что большинство из тех, кого ты перечислил, являлись приоритетными рассказчиками, но отказались давать какие-либо комментарии по разным причинам. Я так понял, что так произошло в силу того, что я им не был знаком. Как-то так. Всех перечисленных тобой я дико уважаю и склоняю перед ними голову. Но как есть, так есть. Кто согласился почтить память Георгия Гурьянова для книги о нем — тот почтил.
Я им не был знаком, и они не смогли снизойти до человека не из их круга.
— Несмотря на то что в большинстве своем мои друзья и знакомые тебя терпеть не могут, уже несколько людей из списка тех, кто вначале проигнорировал твою книгу, высказались в ее поддержку и пожалели, что недооценили твою целеустремленность и не дали тебе интервью. Думаешь, что неприязнь к тебе усилилась с выходом книги? Ведь теперь ты не просто выскочка, который надоедает почтенным людям со своими нелепыми вопросами, а первый автор изданной биографии Гурьянова. И вдобавок в ней нет их слов. Есть за что на тебя злиться!
— Думаю, что да. Но имена называть не буду, ибо они жаждут хайпа, как мне кажется. Я говорил на презентации книги и буду говорить дальше, что буду только рад другим книгам о Гурьянове, альбомам, каталогам... Все это на пользу русскому искусству.
— Я почему-то изначально был уверен, что ты доведешь дело до конца, так как увидел в твоем лице настоящего фаната Гурьянова.
— Несколько коробит определение «фанат»… Я считаю, что если есть фанат, то определенно должен быть кумир. А Гурьянов для меня никогда не был кумиром. Предпочитаю формулировку «ценитель жизни и творчества».
— Меня рассмешила характеристика, которую тебе кто-то дал: что таких, мол, людей Гурьянов на порог бы не пустил и не стал бы с ними общаться. Как человек, которого он всегда пускал на порог и, провожая, обнимал, не буду так категоричен в выводах. Он иногда давал интервью даже провинциальному журналу «Собака», и получалось классно. Тебя не смущает такая твоя характеристика?
— Абсолютно не смущает. На самом деле, я не искал с ним встреч и, может быть, просто надеялся, что когда-нибудь удастся задать какое-то количество интересных, на мой взгляд, вопросов, на которые Георгий даст не менее интересные ответы.
Буду только рад другим книгам о Гурьянове, альбомам, каталогам... Все это на пользу русскому искусству.
— С кем из родных художника ты утверждал содержание книги? Кто стал главным цензором — и вообще кто-то из родственников должен был дать разрешение на сей труд? Какие отношения у тебя установились с ними и довольны ли они результатом?
— Родные сестры Георгия Константиновича были прямыми цензорами книги. Отношения у нас хорошие. Ничего бы не вышло, если бы им не понравилось. Некоторое количество материала пришлось из книги убрать по их просьбе.
— Самый распространенный вопрос среди тех, кто был в ближнем кругу Гурьянова: у тебя есть в личной коллекции какие-то артефакты, с ним связанные?
— К сожалению, у меня нет ничего, кроме архивных фото, которые я сканировал на его макбуке. Зато горжусь подаренной мне шелкографией Андрея Крисанова, что висит у меня в рамке. Из рук мастера — это вдвойне приятно.
— Расскажи о самых жестких историях, связанных с питерской богемой, которые происходили, пока ты писал книгу. Котельников больше всех тебя облил говном?
— Котельников в глаза не поливал. Просто сказал, что «не хочет плясать на костях». Хотя через некоторое время я прочел интервью с ним, где он очень много говорит о Гурьянове. Впрочем, как мне рассказали, за ним это водится.
Никому не был интересен Гурьянов. До той поры, пока в СМИ не прошла информация о «самом дорогом российском художнике».
— Книга успешно продается? Приносит тебе какой-то доход? Каков тираж?
— Совершенно не в курсе про успешность продаж. Тираж 2000 экземпляров. Доходов мне она никаких не приносит. Изначально не ставил цели на этом заработать, зарабатываю другим. Не знаю, продается ли книга в электронном варианте. Думаю, что да.
— В конце твоих скитаний по издательствам и отказов тебе позволила издать книгу протекция от Виталика Калгина, автора серии книг о Викторе Цое. Как выглядела финальная сцена в твоем литературном романе?
— Калгин много чем помог, и я ему очень благодарен. Его вклад в книгу о Гурьянове просто огромен. А издательства… Никто не хотел браться за эту книгу. Никому, по большому счету, не был интересен Гурьянов. До той поры, пока в СМИ не прошла информация о «самом дорогом российском художнике». Боюсь, если бы не этот «вброс», то не было бы этой книги.
— Издательство твою книгу переформатировало. Если бы когда-нибудь получилось издать ее в авторской редакции, ты бы вернул свой вариант?
— Вероятно, моя главная ошибка — что книга не вышла в том варианте, в каком задумывалась. Последняя редакция ответственным редактором не переделывалась, все сохранилось в том виде, в каком я ее «положил в стол» до лучших времен.
Я бы вернул изначальный вариант: первая часть — интервью с Гурьяновым, вторая — интервью с людьми, его знавшими. Но эта версия, думаю, была бы мало кому интересна.
— Как у тебя возникла идея установить памятную доску на доме на Литейном, где жил художник, и почему этот проект так и не состоялся?
— С памятной доской все затянулось. Да и сподвижников по установке у меня не нашлось. К тому же это была бы, скорее, пиратская акция.
В первую очередь, доверяешь людям, которые были знакомы с Гурьяновым до того, как он стал популярен. Этим людям незачем врать и преувеличивать.
— А что сейчас в квартире Гурьянова? Видел ли ты его архив? Кто-то его разобрал? Родственники занимаются его наследием, и не хочешь ли ты им помочь?
— Квартира остается в том же виде, что и при жизни Гурьянова. Про архив — не знаю. Полагаю, что его уже разобрали. Не принимал участия в этом. Желающих (и пользующихся) уйма. Я бы с удовольствием помог в работе над наследием, но предложений мне не поступало. Нам с тобой известно, что хитрецы всегда найдутся.
— Часто ли ты понимал в процессе написания книги, что тебе отказывают в интервью, не дают статьи и фото, потому что у потенциальных собеседников есть идея написать свою собственную книгу? Ни одной книги так и не вышло, кроме твоей, но воспоминания, фото и интервью зажали.
— Нечасто. Буквально один такой момент был. Зажимают в основном потому, что всем хочется денег. Или славы. Сложно понять этих людей. На самом деле, кто-то просто хочет оставить Георгия у себя в сердце таким, каким он был для них. И я, понимая это, не собирался настаивать и клянчить для книги какую-либо информацию. Не хотите — как хотите. Просто зря.
— Никто из собеседников не показался тебе фальшивым или вруном?
— Никто не показался. Может, я чересчур наивный, но все истории были живыми и правдивыми. У меня не сложилось впечатления, что кто-то был неискренен.
Абсолютно все вызывали у меня доверие. Я не думал, что так будет. Не зная достоверных фактов, доверяешь носителям историй. И веришь им, естественно. А решать в итоге читателю. Я со всеми авторами солидарен.
И, конечно, в первую очередь, доверяешь людям, которые были знакомы с Гурьяновым до того, как он стал популярен. Этим людям незачем врать и преувеличивать. Говорю это точно, потому что имел личное общение.
— Ты создал сообщество, посвященное Георгию Гурьянову. Давно? Продолжаешь им заниматься? Оно, в принципе, и стало предтечей книги — и оно же станет архивом всех последующих материалов?
— Да, все верно. Создал я его в 2008 году. Надеюсь, что станет архивом. Когда паблик появился, я не думал, к чему это может привести. Да и было-то там около 200 участников. Но потом Гурьянов умер — и пошел рост. И причем что касается и наследия, и памятника на кладбище — всем в основном все равно... Сообщество, по сути, одно-единственное, и аналогов у него нет.
— Какой вопрос (один) ты бы задал Гурьянову по телефону, если бы тебе дали мобилу сейчас?
— Давай спонтанно: «Георгий, как вам последний альбом Visage?»
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245120Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246669Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413229Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419692Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420358Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423010Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423758Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428938Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429060Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429707