Художники разных направлений об акции «Возвращение имен»

Дмитрий Гутов, Александр Корноухов, Дарья Серенко, Никита Алексеев, цианид злой, Екатерина Марголис, Борис Конаков, Варя Михайлова, Шифра Каждан, Анна Десницкая, Иван Лунгин, Таисия Круговых

текст: Надя Плунгян
5 из 13
закрыть
  • Bigmat_detailed_picture© Вадим Ф. Лурье
    Борис Конаковхудожник, член арт-группы ООО ИП, активист

    Несмотря на то что, по последней информации, акция все-таки согласована на традиционном месте у Соловецкого камня, сам факт того, что ее изначально отменили и попросили перенести, логично настораживает, обескураживает и возмущает одновременно. Со стороны кажется, что отказ мотивирован объективно — ремонтно-строительные работы. Однако давайте вспомним запрет на митинг против пенсионной реформы в Петербурге 9 сентября из-за прорыва трубы и ремонтных работ по устранению аварии или внезапную отмену демонстрации акции «Груз 300» художницы Катрин Ненашевой в «Солянке» «по техническим причинам». Регулярность подобных практик отказов настораживает, потому что не совсем ясно, как конкретно сочетается одно с другим. Да, ремонтные работы действительно ведутся, но люди же не идиоты, в конце концов, некое действие планируется не в яме с этими работами, и уж явно организаторы смогут предусмотреть вновь возникшие обстоятельства. И тут возникает вопрос — настолько ли масштабны неполадки и работы по их устранению, что они могут помешать художественной практике или волеизъявлению горожан, или же очень нужно найти повод, который можно хоть на чуточку склеить с опасностью для жизни и здоровья граждан. И, конечно же, один такой отказ еще можно списать на объективные опасения, но уже третий громкий, по крайней мере, лично для меня говорит о попытке внедрить это в стандартную практику отказов. Причем неважно, что это — акция с многолетней историей, в которой, на минуточку, принимали участие представители действующих властей, или оппозиционный перформанс. И тут, на мой взгляд, может играть роль концепт «как бы чего не вышло». Как мне кажется, именно это опасение, часто лишенное фактического подкрепления и заключающееся в самоцензуре, самоограничении, самопрофилактике, что ли, приводит к таким решениям. И неважно, есть ли указание сверху или нет, артикулирует ли кто-то нежелательность чего-то или нет. Мы сами себя приструним — ну, на всякий случай, как бы чего не вышло.

    Наша действительность вынуждает иной раз строить конспирологические теории. Акцию предложили перенести к «Стене скорби». Но давайте вспомним, что открывал ее Владимир Путин. Сам памятник и его открытие главой государства, помнится, вызвали неоднозначную реакцию — мол, в стране, где происходят политические процессы, где есть политзаключенные, где ограничена свобода слова и собраний, где набирают обороты попытки реабилитировать Сталина и репрессии, устанавливаются памятники диктатору, репрессии не признаются геноцидом и т.д., открытие такого памятника воспринимается как насмешка над народом и как попытка разграничить реальности. И вот это предложение перенести акцию к памятнику, воспринимаемому некоторыми людьми как эрзац-мемориал, выглядит как попытка властей присвоить себе эту акцию — ровно так же, как произошло с «Бессмертным полком». И, кстати говоря, на мой взгляд, для властей было бы идеальным вообще бы задвинуть этот акцию памяти, чтобы остался только «Бессмертный полк». Опять же, никому невыгодно то, что на этой акции звучат имена не только мертвых, но и живых политзаключенных.

    Вообще мы можем регулярно наблюдать то, как у нас пытаются задвинуть тему репрессий либо размыть дискурс. Взять хотя бы раскопки в Сандармохе. Лично я вижу в этом, скорее, что-то рейдерское, нежели идеологическое. Ведь на такие работы нужны деньги, они выделяются — и выделяются большие, как мне кажется. И на первом месте может быть даже не идеология, а банальная попытка забрать себе финансовые ресурсы. А может — все вместе. Повторюсь, что действительность вынуждает строить самые разные теории и предположения, и все они будут иметь аргументацию.

    И с точки зрения художественной вот это почитание жертв ВОВ в формате «Бессмертного полка» и попытка забыть жертв репрессий, которых, возможно, безымянных даже больше, чем в ВОВ, — это само по себе интересно. Мол, вот эту смерть мы чтим, а вот эту нет. Но смерть одна в данном случае — от насилия. То есть нас пытаются убедить в том, что двум смертям все-таки бывать, но мы выбираем одну, которую нам удобно.

    Безусловно, акция «Возвращение имен» нужна. Имя — это про видимость, про уникальность каждого человека, про ценность жизни каждого человека. Про то, что люди — это не масса, а каждый и каждая со своей историей, и все мы вместе формируем эту историю. Пока у нас есть имя, у нас есть голос, корни, память, прошлое, настоящее и будущее. Человек умирает тогда, когда мы забываем его имя. Человек Никто лишается самоидентификации, лишается прошлого и будущего, лишается права выбора и голоса. Скажите: «Я — никто...» — и всё, дальше мы ничего не сможем сказать, потому что мы отрицаем свою личность. Или: «Я такой-то, и мне есть что сказать» — и мы начинаем говорить, и нас слышно, потому что мы — личности. Эта акция нужна, чтобы мы не забывали, в первую очередь, о своей настоящей жизни, о себе настоящих.


    Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202352154
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202336651