Верю — не верю

Сказка совриска как фрагмент постправды

текст: Павел Курносов
Detailed_pictureВид экспозиции© MYTH Gallery. 2019

В петербургской MYTH Gallery, чье открытие так оживленно обсуждали весной, до 24 января идет выставка «Очень странные истории» (куратор — Лизавета Матвеева). Павел Курносов размышляет о том, как традиционный ряд новогодних сказок обернулся притчей о современном мифотворчестве и взрослении.

Время для открытия выбрано идеально: предпраздничные недели — пора сверхнаивности, веры в чудеса и удивительных обещаний, большая часть которых традиционно поступает из СМИ. Обыгрывая эту ситуацию радостного самообмана, куратор Лизавета Матвеева построила проект на объединении понятий сказки и постправды, на переплетении детства и зрелости. Организованная по канонам сказочного сюжета, выставка объединяет десять российских художников, которые обращаются к личным мифологиям и занимаются конструированием альтернативных вселенных.

Вова Перкин, Дима Маконда. Долина, чудная долинаВова Перкин, Дима Маконда. Долина, чудная долина

Вселенные эти, не всегда омраченные социально-политическими аллюзиями, все же подчиняются общей тяжелой тональности экспозиции. Даже безобидная графика Андрея Бартенева или примитивистская живопись Вовы Перкина и Димы Маконды, открывающие выставку вместе с «зеркалами» Кати Любавской, в общем собрании выглядят зловеще.

Катя Любавская. You may look at the back of your headКатя Любавская. You may look at the back of your head© MYTH Gallery. 2019

Сами по себе не проецируя никакой угрозы, они вкупе с видеоартом Ульяны Подкорытовой «Рай'ок», шепот и вой которого настигают в любой части галереи, создают тревожное предчувствие встречи с историями не столько странными, сколько страшными. Напряжение и любопытство, не покидающие на протяжении выставки, исходят из столкновения с явлением неизвестным и потому пугающим, что забавно рифмуется с неизжитой настороженностью по отношению к актуальному искусству.

Ульяна Подкорытова. РайУльяна Подкорытова. Рай'ок. Кадр из видео

Пугает здесь многое, поскольку выставка похожа на путешествие по чьим-то кошмарам, один мучительнее другого, на воронку чужих фантазий, тревог и разочарований, куда засасывает посетителя. Полное узнавание, как правило, невозможно: раёшные монстры Ульяны Подкорытовой наследуют персонажам древнерусских сказок — но кому именно, неясно; в текучих сюрреалистических акварелях Гали Фадеевой проступает и теряется что-то невнятное, почти знакомое.

Ульяна Подкорытова. КосыУльяна Подкорытова. Косы© MYTH Gallery. 2019

В основном такой эффект полуузнавания достигается переосмыслением знакомых с ранних лет, а значит, близких и в чем-то уникальных образов, наполненных теперь злобой зрелости и повседневности. Так, в работах Анны Афониной место детских рисунков на обоях занимают картины смерти и воскрешения, запечатлеть которые (иногда с почти медицинской точностью) может лишь взрослый. Ребенок вырос — и иконография также специфически мутировала: котенок, объятый языками пламени, и препарированные сказочные персонажи — голубь, щука, лягушка — уживаются с христианскими символами. Иными словами, возвращение к наивности исключено. Но контекст выставки позволяет говорить и о том, что светлые сказки, впитавшие наши страхи, головные боли и неврозы, которые проросли на почве массовой культуры, формируют новую наивность — фундамент постправды.

Анна Афонина. Серия «Мама-щука»Анна Афонина. Серия «Мама-щука»© MYTH Gallery. 2019

Развоплощение мифа происходит и в видео «Русалки» Антонины Баевер, где роли русалок исполняют четыре обнаженные секс-работницы. Вероятно, этот факт умалчивается потому, что сама художница стремилась избежать высказываний о гендерной проблематике и сосредоточиться на эстетической стороне человеческого движения. Но только благодаря такому эвфемизму произведение из декоративного украшения экспозиции превращается в важную и, может, наиболее печальную ее часть. Вынесенные из детства образы наделяются новыми значениями, и диснеевская Русалочка или пушкинская русалка, которой издевательски подражает одна из героинь Баевер, повисая на ветвях вниз головой, неожиданно воплощаются в искаженных бытом очертаниях.

Еще плотнее реальное и ирреальное сходятся в объекте Сергея Савельева «Ведьмина футболка» — рядовом предмете гардероба, увеличенном до устрашающих размеров. Механизм воздействия прост, но эффективен: намек на мистического персонажа, низведенного до нашего мира, а потому как бы существующего, рождает предчувствие встречи с невидимым и оттого опасным. На такой же прозаизации сказочного построено и большинство мрачных сюжетов графики художника, градус кошмара в которых зависит от способности каждого к узнаванию.

Вова Перкин. Из серии «Автопортреты»Вова Перкин. Из серии «Автопортреты»

Круговорот видений увенчивают акварели Грехта, напоминающие иллюстрации к психоделическому роману. Но что это за роман и кто его персонажи, зрителю не рассказывают, равно как и историю «князя земель Серых», щит которого — также работа Грехта — вещь абсолютно алогичная, не выполняющая своей основной, защитной, функции. Невозможность артефакта, как и в случае с «Ведьминой футболкой», состоит в том, что он принадлежит двум реальностям сразу — вымышленной и нашей, «галерейной». Эта незамысловатая игра в очередной раз вынуждает определять, на что ты смотришь и чему доверяешь — чувствам или разуму. Тренировка более чем полезная в эпоху fake news.

Катя Любавская. Спящая красавицаКатя Любавская. Спящая красавица© MYTH Gallery. 2019

В пограничном состоянии на пороге узнавания, между детством и зрелостью, между «верю» и «не верю» зритель пытается определить, где же он находится, и подвергает критике собственные представления о реальности. Эти метания должны наконец разрешиться традиционным хеппи-эндом — но разрешаются инсталляцией Кати Любавской «Спящая красавица», которая, опираясь на известный сказочный сюжет, кажется, призвана снять все вопросы и противоречия. Однако случится ли счастливый поцелуй, непонятно. Если да, то, очевидно, проснуться должен не искусственный цветок с приклеенными к нему искусственными волосами, а зритель. Метафора, положенная в основу работы (девушка — роза), по своему воздействию приближается к «Меховому завтраку» Мерет Оппенгейм: материалы, привлекательные по отдельности, в сочетании друг с другом вызывают тактильную реакцию отвращения — совсем не та развязка, которой ожидаешь. И потому привычная одурманивающая фраза «And they lived happily ever after», завершающая выставку, звучит скорее насмешливо, чем успокоительно, парадоксальным образом обрубая все надежды на благополучный финал.

Выставка, конечно, не о том, что все плохо, — она, как представляется, о взрослении, о (не)возможности достижения зрелости и об инфантильном состоянии, в котором мы пребываем. О том, что не стоит ждать подарков от Деда Мороза и винить в несчастьях нечистую силу. Никаких агрессивных призывов, лозунгов и тем более жалоб здесь нет. Это акция тихая, но оттого не менее убедительная.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Кино
Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм» 

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

18 февраля 20221888