Культурный Майдан

«Ассамблея деятелей культуры Украины сообщает народу Украины, Майдану и Верховной раде о создании в помещении Министерства культуры Украины по адресу ул. Франко, 19 в г. Киеве открытой группы деятелей культуры и активистов Майдана для выработки принципов системных изменений в сфере культуры» — так начинался манифест, с которым обратились к новой украинской власти и к Майдану люди, оккупировавшие министерство 22 февраля.

Среди требований, выдвинутых Верховной раде и будущему на тот момент министру, были: провести аудит и системный анализ предыдущей деятельности Министерства культуры, люстрацию кадров, прекратить управлять культурой, перестать обслуживать какую-либо идеологию, заняться инфраструктурой вместо производства культурного продукта, формировать реальную культурную политику и главное — фундаментально реорганизовать структуру этого государственного органа.

В первый день работы ассамблеи в ней приняло участие около 300 человек. Тогда же участниками было принято ошибочное решение поделиться на рабочие группы по цеховому признаку. Это неверная тактика, потому что она повторяет структуру министерства с его отделами и департаментами, то есть именно ту структуру, которая подлежит реорганизации — вплоть до ликвидации и формирования заново. Так возникли группы музыкантов, циркачей, организаторов событий, дизайнеров, рекламистов и другие. Однако появились также группы современного искусства, аналитики и координации.

Участники группы «Аналитика» попытались построить модель организации культурного процесса, но другого типа, которая бы отличалась от существующей и структурно, и концептуально. Структурно — посредством создания агенций, отвечающих за сохранение культурного наследия, модернизацию и инновацию, то есть организованных в соответствии с культурной функцией, а не вырабатываемым продуктом; концептуально — путем переориентации от обслуживания интересов власти к культурным потребностям всех людей.

Структура Минкульта и организация культурной сферы, созданные в целях пропаганды и управления, достались молодому украинскому государству в наследство от советской идеологической машины — они не только неэффективны, но и опасны. Пустая иерархия легко может быть заполнена любым содержанием, в том числе мракобесным, что ярко продемонстрировали события прошлого лета — акт цензуры и вандализма, случившийся на выставке «Великое и величественное», как, собственно, и сама выставка. Демонстрировать величие на фоне бедности, коррупции, воровства и произвола — довольно постыдное занятие, вполне в духе худших советских традиций.

Как известно, Министерство культуры было изобретено в Советском Союзе в 1953 году, чтобы укреплять всеохватную доминирующую идеологию, чтобы никто и ничто не осталось вне ее влияния и контроля. Фактически СССР стал первым в мире государством, взявшимся управлять культурой.

«В эпоху Просвещения культура была одним из тех спорных концептов, по поводу которых консенсус был практически недостижим. Культура понималась и как идеальный мир платоновских ценностей, и как образы жизни, и как синоним цивилизованности, и как производство символических значений. Культуру всегда было сложно определить как особую сферу человеческой реальности. Она была скорее рубрикой, обозначающей набор характерных для Просвещения тем и проблем: цивилизации и варварства, своих и чужих, идентичности и меньшинств, прогресса и образования, разума и науки, искусства и творчества и проч.» (источник).

Пожалуй, только КПСС и могла превратить такое безграничное и едва ли поддающееся определимости поле в объект прямого государственного администрирования. В целом эксперимент можно считать удавшимся: от культуры не осталось ничего, кроме ее имитации. Человек, лишенный необходимости думать (так как за него и до него уже подумали), был вынужден приспосабливаться к генеральной линии. Очень удобно. Отказаться от такой роскоши, имея опыт тотального безмыслия, — это все равно что умереть.

Праздник смертельного неподчинения, случившийся в Киеве в последние месяцы, среди прочего дал культуре шанс стать тем, что она есть, — возможностью разных форм жизни.

Одной из таких форм и вознамерилась стать Ассамблея деятелей культуры Украины. Само понятие «ассамблея» подразумевает определенные принципы, такие, например, как горизонтальная структура, самоорганизация и принятие решений консенсусом. Участие в ассамблее означает самостоятельность каждого, инициатива здесь не может стать поручением для исполнения другим, тут нет руководителей и подчиненных. Участвовать в работе ассамблеи может любой заинтересованный, но никто не может прийти с советом или экспертной оценкой, то есть посмотреть на работу ассамблеи со стороны, оценить ее, будучи участником ассамблеи. Другими словами, ты или in, или out. Но в то же время парадоксальным образом ты всегда и там, и там.

Хаос горизонтальной структуры, отсутствие лидера или, на худой конец, просто ответственного лица, нетерпение, желание в короткие сроки убедиться в эффективности работы, доказать себе и другим, что не зря сидишь в подвале Минкульта, — все это практически сделало ассамблею невыносимой для многих участников. Интересно наблюдать, насколько сознание людей поражено менеджеризмом, колонизировано идеей эффективности и ответственности. Они предпринимают попытки создать какие-то группы исполнителей, которые бы занимались административной работой, пригласить юристов и других авторитетных людей, чтобы они призвали участников к «нормальному, легитимному» существованию.

Для стороннего наблюдателя ассамблея тоже выглядит непонятным собранием, в чем-то даже сомнительным. И многим участникам, как и наблюдателям, кажется, что она что-то должна — сделать, решить, повлиять, заставить, убедить… Это долженствование заставляет участников нервничать и суетиться, подстраиваться и прилаживаться к системе.

Ассамблее уже предъявляются претензии касательно ее непродуктивности, ведь назначенный министром культуры актер Евгений Нищук (проведший последние месяцы на сцене Майдана в качестве ведущего), судя по всему, не особенно расположен сотрудничать с ассамблеей в части разработки механизмов общественного влияния на власть, не очень-то склонен инициировать реформы и брать на себя тяжелую работу по реорганизации министерства. Появляются статейки об ассамблее в пренебрежительном тоне, защищающие министра, «человека доброго, интеллигентного, сострадательного», «романтика сцены», от «режима постоянной оглядки на тех, “кто снизу”», экспрессивно названных автором статьи «эдакими “хунвейбинами”».

Похоже также, что Министерство культуры уже превращается в Министерство сохранения культурного наследия и вряд ли будет заниматься инновациями. Благорасположенные наблюдатели непрерывно советуют пригласить экспертов, юристов, легализовать ассамблею, превратить ее в «нормальную» общественную организацию с четкой представительской структурой, делегировать каких-то депутатов для каких-то переговоров, в общем, сделать все «как положено». Неистребимая человеческая жажда все нормализовать и оптимизировать, воспользоваться старыми знаниями о том, как, почему и что должно происходить, не позволяет случаться новому. И ассамблея, изначально будучи низовой инициативой, все время как будто бы хочет выскочить из своей горизонтали, стать чем-то большим и лучшим, более полезным и менее трудным.

В каком-то смысле месяц в министерском подвале, прошедший со дня захвата, можно увидеть как иллюстрацию к рассуждению итальянского философа Джорджо Агамбена о диспозитиве, затягивающем в свою ловушку любое живое существо. Диспозитив Агамбен соотносит с «экономикой» как совокупностью «практик, знаний, мер, институций, целью которых являются правление, управление, контроль, ориентация в направлении, считающемся полезным, соответствующие образы поведения, а также жесты и мысли людей».

Диспозитивы принимают множество форм, которым соответствует чудовищный рост процессов субъективации, из чего можно было бы заключить, что категория субъективности утрачивает свою состоятельность. Но, как пишет Агамбен, «речь идет не о прекращении или преодолении. Мы имеем дело с диссеминацией доведения до крайности той личины притворства, что всегда сопровождала личностную идентичность». В конце эссе «Что такое диспозитив?» автор предлагает способ борьбы с этой «вхолостую работающей машиной». Этим способом является профанация диспозитивов, то есть «возвращение к всеобщему использованию связанного и выделенного при их посредстве». Решение этого вопроса Агамбен считает неотложным. «Те, кто возьмется за его решение, призваны быть способными вмешаться в процессы субъективации и в сами диспозитивы для выявления в них того Не-управляемого, что представляется началом и одновременно точкой исхода всякой политики».

И тут мы возвращаемся к киевским событиям последних четырех месяцев. Украинскую революцию часто называют «революцией достоинства». Она показала множество его, достоинства, примеров. Тем не менее остается задача с ним остаться, а значит, придется его «изобрести», проявив «волю к новой социальности» — социальности без иерархий и отношений власти.

«Абсолютный эгалитаризм достоинства означает, что его утверждение должно быть выведено из какой-либо связи с иерархическими властными отношениями. Предстоит научиться определять достоинство вне всяких измерений власти, вне возможности власти» (источник).

«Поведение других людей много чего улучшает в мире, но только наше изменит в нем все», как писал Владимир Бибихин. Наше — в смысле каждого из нас — никакие, даже самые организованные, организации с прекрасным менеджментом изменить не в состоянии.

Ассамблея как собрание таких «каждых», из которых никто не выше другого, пришедших к другим «каждым» собственным телом-сознанием, может (не в смысле способности, но в смысле возможности) — как «новая социальность» — стать самим этим изменением.

Понравился материал? Помоги сайту!