Лекарство от звездной болезни

Чилийский архитектор Алехандро Аравена стал лауреатом Притцкеровской премии — главной архитектурной награды мира. Реакция сообщества на это событие отражает наметившийся перелом в критериях оценки архитектуры.

Присуждение Притцкеровской премии «архитектору для бедных» Алехандро Аравене — не такая уж неожиданность. Его деятельность более всего отвечает устойчивому интересу последних лет к социальным аспектам архитектуры, по этой же причине Аравена выбран куратором следующей архитектурной биеннале в Венеции. Поворот к социальному связан с усталостью от нарциссизма архитектуры, пораженной звездной болезнью последних десятилетий, а точкой отсчета можно считать биеннале 2000 года под девизом «Меньше эстетики, больше этики». С тех пор этика и эстетика шли вровень — тяготению к аскетизму поспособствовал кризис 2008 года, но и «стархитектура» за 16 лет не сильно растеряла позиции. Награждение Аравены играет значимую роль в этой борьбе, ведь премию обычно дают авторам эффектных зданий — Аравена же в первую очередь руководствуется соображениями доступности и здравого смысла. В связи с этим любопытным оказывается обсуждение события внутри сообщества.

Пример «архитектуры для бедных» Алехандро Аравены: социальное жилье в мексиканском Монтеррее© ELEMENTAL

Если профессиональная критика, у которой «звезды» давно навязли в зубах, восприняла награду этого года с одобрением, а кое-где и с восторгом, то противоположную точку зрения выразил представитель «стархитектуры», директор бюро Захи Хадид и пропагандист параметризма Патрик Шумахер. Шумахер возмущается набирающими силу ценностными установками — теми, что позволили присудить наиболее престижную премию в мире архитектуры за этическую составляющую. Недовольство партнера Захи Хадид аргументируется тем, что отныне роль архитектуры заключается в «обслуживании социальных и гуманитарных потребностей», соответственно и результат оценивается по этому критерию. Таким образом, по мнению Шумахера, архитектура теряет свою особую социальную задачу, а инновации замещаются благородными помыслами. В чем Патрик видит особую социальную задачу архитектуры, которая отчего-то теряется в процессе обслуживания социальных же потребностей, не очень понятно.

Безусловно, поиск идеальной формы является важнейшей частью работы архитектора, однако желательно, чтобы он руководствовался не только необходимостью поразить воображение очередного ближневосточного монарха.

В качестве ценности, противопоставляемой текущим установкам, он приводит понятие инноваций — из контекста следует, что автор причисляет себя к инноваторам и высказывается от их имени. Чтобы узнать, как на практике выглядят инновации, достаточно набрать в поиске Zaha Hadid Architects Tokio Stadium (одна из последних разработок бюро). Анфас — гигантская жаба расселась на лужайке. Технократичные объемы жабы напоминают японцам о велосипедном шлеме: именно такое прозвище проект в итоге и получил. В целом, судя по недавним работам Захи Хадид, инновационность — это истеричное манипулирование с формой, принимающее все более угрожающие размеры как в прямом, так и в переносном смысле и приводящее то к курьезам, а то и вовсе к отказу от строительства. Результаты этого процесса — гигантоманию, игнорирование контекста и раздутые бюджеты — вряд ли можно причислить к инновациям, наоборот: все это вполне типичные и часто обсуждаемые спутники деятельности «звезд». И тот факт, что манипуляции с объектами совершаются при помощи самых передовых средств моделирования и осуществляются руками наиболее талантливых выпускников архитектурных школ, кажется, только дискредитирует эти средства, сводя вполне рабочий инструмент — параметрическую архитектуру — к аполитичному ковырянию с оболочкой на уровне инвариантности дымковской игрушки.

Токийский национальный стадион, который прозвали «велосипедным шлемом»

Стадион в Катаре по замыслу архитектора должен был напоминать не вагину, а традиционную лодку доу

Если ранние супрематически-бруталистские работы Хадид (из последних этого периода — музей MAXXI в Риме и Академия Эвелин Грейс в Лондоне) вызывали восхищение интересными пластическими находками и столкновением бетонных структур, то в проектах победившего параметризма элегантность пластики, опирающейся на безупречно динамичные графические работы Захи, уступает место какой-то оплывшей вычурности форм, тяготеющих к зооморфности. Теперь, если Заха и вспоминает о влиянии «русского авангарда», это только рождает чувство неловкости. Смелость подхода к формообразованию в парадигме авангарда была обусловлена поиском возможностей социальной трансформации. Заха же поддерживает привычный статус-кво, поставляя гламурные безделушки богатым нефтяным государствам под соусом инноваций. Безусловно, поиск идеальной формы является важнейшей частью работы архитектора, однако желательно, чтобы он руководствовался не только необходимостью поразить воображение очередного ближневосточного монарха.

Он утверждает, что бедняки не должны быть приоритетом для крупнейших архитекторов современности.

Другая немаловажная деталь — упоминание Шумахером благородных устремлений, за которые дают приз. Здесь можно было бы согласиться и пожурить каких-нибудь ловкачей, под влиянием момента маскирующихся под защитников угнетенных ради получения профита. Эта критика была бы вполне уместной, не исходи она от Патрика Шумахера. Потому что с благородными устремлениями у бюро Захи Хадид дела обстоят еще хуже, чем с инновациями, — если таковые и существуют, то о них ничего не известно. Зато известно об отношении Захи к гибели рабочих в Катаре, где «звезда» возводила стадион для чемпионата мира по футболу. В своем комментарии к озвученным смертям более 800 рабочих-мигрантов, задействованных на стройплощадках Катара при подготовке инфраструктуры для чемпионата, Заха сообщила, что к этому отношения не имеет и подобные проблемы должна решать не она, а государство: «У меня нет возможности на это повлиять, мир несовершенен» и «Меня больше волнуют смерти в Ираке». Такой ответ привел к негативной реакции в прессе. Разумеется, никто не ожидал от Захи отказа от проекта или обличения действий правительства Катара, однако немного эмпатии хотя бы на уровне комментария не помешало бы. Другим скандалом закончилось строительство Центра Гейдара Алиева в Баку — ради новой постройки было снесено 250 жилых зданий с насильственным выселением жильцов. В ответ на последовавшие нападки Заха и Патрик начали крестовый поход против недоброжелателей: Патрик разразился обличительным текстом в излюбленном формате фейсбук-поста, а Заха затаскала по судам одного неосторожного критика.

Высказывания Патрика Шумахера в Фейсбуке часто становятся поводом для ответных шуток внутри сообщества

Но вернемся к Притцкеровской премии. Увлекшись дискуссией, Патрик в своих рассуждениях идет еще дальше. Он утверждает, что бедняки не должны быть приоритетом для крупнейших архитекторов современности. Бедным достаточно и средней руки мастеров, более того — у бедных есть все возможности строить себе жилье самостоятельно. Позицию Шумахера, несмотря на тенденциозность, следует принимать всерьез, потому что она демонстрирует разрыв между самовосприятием «звезд» и оценкой их работы архитектурным сообществом. У архитектуры появляется новое измерение. Производства замысловатых объемов ради вау-эффекта становится недостаточно, добавляется забота об интересах пользователя, а это уже серьезное обременение для любого инноватора. Именно в этой точке Патрик оказывается позади паровоза — будущее архитектуры во многом связывают с надеждой на новую социальность, а не с навязчивым формотворчеством. Другое дело, что им грешит не только Заха — это общее место для многих «стархитекторов». Просто остальные аккуратнее ведут себя на публике и не позволяют резких выпадов. Заха же в своей привычно грубоватой манере вызывает огонь на себя, давая понять, что ей плевать на любые условности, и получает тонну негатива, а Патрик тем временем в меру сил пытается отстоять легитимность работы бюро. Все вместе это создает трагикомический эффект.

Между тем официальный поворот от «стархитектуры» к чему-то по возможности более осмысленному вроде бы набирает силу. Чувствительный к конъюнктуре Рем Колхас даже попытался поставить этот процесс под свои знамена, намеренно не пригласив никого из «звезд» на курируемую им Венецианскую биеннале — 2014. Следующая биеннале под руководством Аравены посвящена социальной роли архитектуры и призвана продемонстрировать вызовы, с которыми сталкиваются разные страны. Будем надеяться, что нас ждет как минимум расширение стандартного «звездного» набора, а как максимум — демонстрация новых идей, подходов и решений.

Понравился материал? Помоги сайту!