12 февраля 2015Кино
170

«Врет Михалков или нет — я не знаю. Но непонятно, как общество допускает подобное»

Татьяна Брандруп, режиссер дока про уничтожение Музея кино, — о подвигах московских синефилов и пассивности российских документалистов

текст: Инна Денисова
Detailed_picture© Filmkantine UG

Режиссер Татьяна Брандруп три года снимала фильм «Кино: публичное дело», документируя уничтожение московского Музея кино. Сняла сто часов материала, выбрала из них сто минут. 5 июня Татьяна, закончив съемки, уехала из России. 9 июня из Музея кино был уволен его директор Наум Клейман. Сегодня в Берлине Клеймана награждают «Берлинской камерой», а фильм Брандруп показывают в программе «Форум».

— У вас русское имя и скандинавская фамилия. Вы кто и откуда?

— Мама русская, у отца датские корни, поэтому фамилия Брандруп. Прадед был профессор из Новочеркасска, бабушка из Ростова-на-Дону, оба уехали в революцию. Хотели во Францию, не получилось, попали в Болгарию. Родители уехали в Америку, где я родилась. Училась в Париже, в мастерской Жана Руша. Считаю себя режиссером из Западной Европы. Хотя можно сказать, что я воспитана в русских традициях.

— А зачем режиссеру из Западной Европы понадобился московский Музей кино?

— Я много слышала про Наума, еще когда жила на Западе. Проводила много времени в синематеках: для меня синематека — дом родной, что в Париже, что в Нью-Йорке. В любом столичном городе должна быть синематека. В Германии, например, их четыре. Поэтому, приехав в Москву, я сразу же пошла на показ Музея кино. Это было в 2009 году.

— Как вы попали в Россию?

— Всегда хотела там пожить. И вот появилась возможность: мужу предложили работу (муж Татьяны, Вольф Иро, несколько лет руководил отделом культурных программ Гете-института в Москве. — Ред.). А я стала работать журналистом для New York Times. Потом муж познакомился с Наумом: так постепенно родилась идея делать фильм, который я снимала около трех лет.

Татьяна БрандрупТатьяна Брандруп© Berlinale

— Делая фильм, вы чувствовали себя частью этой культуры? Или это взгляд на Россию с Запада?

— Безусловно, я немного чувствую себя русской. Никогда не смотрела на Россию глазами европейца. На Западе со времен СССР существовало клише: русские, особенно москвичи, весь день сидят в метро и читают Пушкина.

— Теперь я поняла, почему в вашем фильме сотрудники Музея кино все время ездят в метро!

(Смеется.) На самом деле они ездят по другой причине. Музей кино — синематека, которая движется по городу. Самым утомительным в вашем городе для меня было ехать из одной точки в другую. Хотя я жила в Нью-Йорке, Берлине, Париже. Расстояния у вас — ужасные. А коллектив Музея кино постоянно находится в движении, постоянно едет. И ради чего? Чтобы делать показы, на которые в итоге приходит четыре-пять человек. Поэтому они — герои. И к ним приходят такие же герои, которые тоже едут два часа на метро. По Москве, зимой, в тяжелой одежде. Это просто класс, что у людей существует такая страсть.

— Вы приехали в Россию, когда у Музея кино уже не было здания. Я же хорошо помню время, проведенное на Красной Пресне. У вас в фильме Антон Мазуров говорит: «Целое поколение в России выросло без Музея кино». Когда мне было 17, у меня было место, где я могла смотреть Феллини и Висконти. У них нет.

— Именно. А когда я увидела Кинотеатр имени Моссовета (куда Музей кино временно переехал со своими показами. — Ред.), то испугалась. Интересное здание, образец советской архитектуры, некогда чудесный кинотеатр, превращенный в странный культурный центр, где в одном зале показывают «Генеральную линию» Эйзенштейна, а в другом, заглушая показ музыкой, учат танцевать танго...

Для меня это было другой планетой: такой человек, как Наум, ученый с мировым именем, величина, приезжает в маленький зал на окраине, представляет фильм — а в коридоре танцуют танго.

— Дикость.

— Странно, да? И это при том, что мои русские знакомые помешаны на образовании своих детей. То есть мало где образование ценится так, как в России. Так что все существует в комплексе: с одной стороны, в этой стране живут необыкновенные люди, имеющие тягу к знанию, а с другой — чиновники разрушают Музей кино, танцуют танго на его костях. Министерство культуры не ценит собственную синематеку. Государство хочет воспитывать патриотов, но игнорирует воспитательные средства. Поскольку Музей кино был не просто окном в мир, он также был окном в прошлое. Понять такие вещи невозможно.

© Filmkantine UG

— О чем вы снимали ваш фильм: о личности в истории — о Клеймане, о скандальном выселении или об истории страны?

— Я снимала фильм о том, что значит кино для нас всех. Я хотела показать, что происходит с обществом, если у него нет кино.

— А почему единственным спикером-режиссером выступает Андрей Звягинцев? Вы его в последний момент вставили, как лауреата международных фестивалей?

— Нет-нет. У меня был список. Есть целое поколение режиссеров, которые учились в Музее кино. И мне со всеми хотелось поговорить. Но все были на съемках, и было трудно договориться. Звягинцев был единственным, кто захотел сам. Кто позвал меня к себе на съемки и кому было очень важно рассказать о роли Музея кино в своей жизни. Поэтому Звягинцев есть, а других нет.

— В фильме также нет второй стороны, чиновников. Почему не поговорили ни с кем из них?

— Вы знаете, если бы я хотела сделать фильм-расследование, то в нем были бы другие герои. Я не хотела. Это фильм не столько против чего-то, сколько за. Мне было важно показать ценность музея для страны и дух коллектива.

— То есть без разоблачения Михалкова? Хоть оно и звучит косвенно. Никита Сергеевич сладко говорит на пресс-конференции: «Подумайте, разве я мог бы уничтожить Музей кино?» И тут же несколько следующих спикеров открытым текстом обвиняют его в уничтожении. Да и новый директор — бывший главред михалковского издания.

— Врет Михалков или нет — я не знаю. Он знал о съемках. Я написала ему несколько мейлов, но он ни разу не ответил. Поэтому я уже мысленно отказалась от интервью с ним. И вдруг попала на пресс-конференцию с его участием: кто-то спросил про Музей кино, я вставила отрывок в фильм. На самом деле, сложно разобраться, что там у них произошло. Но меня не очень интересует вопрос виновности/невиновности Михалкова. Гораздо больше мне непонятно, как общество допускает подобное. Я искренне не могу понять, почему русские кинематографисты не протестуют. Почему у вас так много режиссеров, а ни один из них не захотел снять фильм на эту тему?


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20248666
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202415336
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202419699
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202424929
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202426419