Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244951Собрать бы книги все — и запретить.
Как-то однажды в одной школе мне довелось проводить библиотечный урок — в смысле, урок в библиотеке для семиклассников. Тема была простая: современная литература для детей и подростков. Рассказ был незамысловат: просто говорила о книгах — тех, какие сама считаю значимыми и интересными. Представляя одну из самых, на мой взгляд, важных книг, говорю примерно следующее:
— Скажите мне, пожалуйста, ребята, а нужны ли современным подросткам книги, в которых автор очень спокойно и тактично пишет о том, что такое остаться сиротой, о тяжелом онкологическом заболевании, о гомосексуализме?
(Ожидаю блеск глаз, азарт и желание скорее узнать название книги.)
— Нет, — говорят мне семиклассники. И вид у них какой-то скучный.
Несколько секунд длится пауза. Я быстренько соображаю, как выйти из положения.
— Почему?
— Детям про это не стоит читать, — равнодушно отвечают мне.
— А что, что-то из перечисленного мной вам незнакомо?
— Да про все мы знаем!
— Но книжку читать об этом не хотите?
Молчание. Вежливый такой отказ-согласие.
И тут появляется догадка:
— Может быть, вы не доверяете такой книге?
Появляется интерес в глазах. И я продолжаю:
— То есть вы не верите, что со мной или с другим взрослым можно об этом говорить откровенно?
— Ну да, это же детская книжка.
Почему так?
Думаю, что наиболее правильный ответ — тут и тут. Взрослые слишком уж откровенно признаются в том, что не умеют, не могут, не хотят говорить с детьми о чем-то сложном, неоднозначном. То есть о своем, о взрослом.
Еще одна картинка из жизни. На последней ММКВЯ разговорилась с пожилым господином на тему, что читают современные дети. Стараясь убедить его в том, что дети сейчас, как и всегда, читают не только занимательную (сказочную) литературу, но и познавательную — как устроен мир, как устроен человек, привела в пример увлечение собственного ребенка книгой «Тайны анатомии» Кэрол Доннер. Получила на это категорическое:
— Это вообще нельзя детям читать!
— Почему?
— Уже из самого названия понятно, что нельзя ТАКОЕ!
То есть анатомия — это не о том, как устроены ухо, желудок или печень. Если «тайны», значит — про ЭТО. А взрослые считают, что про «это» нужно узнать как можно позже. Это очень интересная реакция: мы боимся информации о самих себе. И нам хочется «уберечь» от нее… думаете, детей? Нет — себя! Так лучше, так спокойнее: так точно можно приучить ребенка не задавать дурацких вопросов.
Не доверяют нам подростки потому, что привычная практика чтения со взрослыми — с детского сада усвоенная: читать, чтобы учиться добру («Чему учит эта сказка? Добро побеждает зло!»). А добро — это такие гладкие, правильные слова ни про что: про то, что обманывать плохо (и это говорят взрослые, которые сами на каждом шагу норовят обмануть или «недосказать»), про трудолюбие, про нравственность и патриотизм, про любовь к книге и про то, что ее надо беречь (а не читать).
И нельзя сказать, что читать детям совсем неинтересно. Читать — это точно не про жизнь, не про то, что тебя волнует. И уж точно не о волнующих тебя проблемах и вопросах, потому что именно про них взрослые чаще всего говорят:
— Тебе это рано! Вырастешь, потом узнаешь.
Поэтому книгам честным, откровенным, простыми словами рассказывающим про трудные, «недетские» детские проблемы, не доверяют не только взрослые («нам этого и в жизни хватает, зачем ребенку голову забивать»). В них не верят и сами дети. Опрос, проведенный мною в прошлом учебном году в пяти школах Москвы, показал, что самыми привлекательными книгами для школьников являются научная фантастика, фэнтези, приключения, сказки и детективы — именно такие книги в разных вариантах ответов определялись половиной респондентов как привычное, удобное и понятное чтение. Всего 20% школьников видят себя читателями книг «о том, как живут окружающие меня люди (любят, дружат, ссорятся, воюют, взрослеют и стареют, женятся и разводятся и т.д.)» или «о сверстниках, лучше о современниках». Но при этом абсолютно все подростки ответили утвердительно на вопрос: «Нужно ли писать книги для детей (подростков) про трудные жизненные ситуации, жестокость и насилие — про реально существующие проблемы этого мира?»
«Эту книгу могут читать только подготовленные дети», — говорили библиотекари о книге Терезы Ханики «Скажи, Красная Шапочка».
В том же опросе был вопрос, адресованный учителям и родителям: какие книги нельзя читать детям и подросткам? В большинстве своем взрослые (педагоги и родители) считают, что не стоит детям читать о жестокости, сексе, насилии, смерти, один ответ мне представляется самым показательным для респондентов: нельзя читать «о взрослой жизни».
Вот такой парадокс: обучение и воспитание — это то, что готовит к взрослой жизни. Но при этом рассказывать о ней детям не стоит заранее. Сначала надо подготовить хорошенько (именно так: «Эту книгу могут читать только подготовленные дети», — говорили библиотекари о книге Терезы Ханики «Скажи, Красная Шапочка»).
Именно поэтому так трудно попадают к нашим российским школьникам книги, которые не уводят в сказочный и фантазийный миры, а предлагают посмотреть на себя со стороны.
Удивительно трогательная, захватывающая история, пережившая уголовное преследование, — роман Д. Гроссмана «С кем бы побегать». В книге нет того, в чем ее обвиняли, но в ней есть правда жизни, которой так боятся наши депутаты.
Повести «Три твоих имени» Д. Сабитовой, «Класс коррекции» Е. Мурашовой, «Библия в SMSках» Аи эН (лауреат «Книгуру» 1-го сезона), «Где папа?» Ю. Кузнецовой слишком уж откровенно показывают, какими бывают взрослые. Насколько несовершенен мир, как наше общество раздавлено тяжелыми социальными болячками.
О книге Дарьи Вильке «Шутовской колпак» (короткий список 4-го сезона «Книгуру») говорить совсем сложно. Как и о главном — зачем рассказывать подростку о закулисных проблемах театрального мира, о странностях некоторых актеров и тем более о сложности гендерного самоопределения в подростковом возрасте? Зачем привлекать внимание детей к тому, к чему их внимание и так приковано? Они же и без нас разберутся.
И все-таки нам очень хочется, чтобы это происходило иначе. Опыт переводной литературы показывает, что это возможно: спокойно говорить о сложном и больном, не скрывая проблем, приводить к их решению.
Спотыкаемся, ищем нужные слова и, несмотря на неожиданную реакцию в виде страхов и запретов со стороны законодательной и исполнительной власти, общественности, верим в читающего ребенка. И в читающих родителей тоже верим.
P.S. Вот написала бы какую-нибудь запредельную, глупую гадость о книгах — мол, что за тексты, да это ж чему детей учат... запретить, а авторов подвергнуть медицинскому освидетельствованию, — и все ленты соцсетей были бы завалены перепостами: народ без устали ее бы обсуждал. Скандал есть скандал — в поисках остренького многие бы кинулись мельком глянуть на книжки и обрушиться с высоты своего ... на авторов, издателей или предлагающих читать эти книги библиотекарей. Примерно так.
Это я к чему? Запреты и попытки защитить детей от вредной информации до сих пор служили обществу неплохую службу. Из запрета на книги можно сделать программу продвижения чтения.
Так что продолжение следует. Впереди разговор с московскими школьниками о Неделе запрещенной книги. И о том, что они думают о взрослых, которые запрещают им что-то читать.
Редакция благодарит Всероссийский конкурс на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» за поддержку при работе над этим материалом.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244951Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246502Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413091Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419573Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420237Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422885Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423646Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428822Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428949Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429603