Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244794Известный композитор, профессор Московской консерватории, основатель «Студии новой музыки» Владимир Тарнопольский согласился войти в экспертный совет конкурса молодых композиторов «Партитура».
Мне довольно часто приходится работать в жюри различных композиторских конкурсов в разных странах, но при этом я с некоторой осторожностью отношусь к самой этой форме композиторской презентации. Причин тому несколько. Ну вот взять хотя бы пресловутую «объективность решений» — может ли она вообще быть достигнута при оценке произведения искусства? Если все члены жюри придерживаются сходных эстетических воззрений, результат будет заведомо тенденциозным. В случаях же, когда жюри слишком «контрастно» по своему составу, чаще всего побеждают «усредненные» партитуры — те, которые ни у кого не вызвали отторжения своей новизной, но выглядели в общем контексте «нормативно-добротными».
Другая, еще более важная, проблема специфична именно для ситуации в нашей стране. Чтобы написать интересное оркестровое сочинение, необходим высокий общий уровень знания современной музыки, понимания различных направлений, оркестровых стилей, умения анализировать и слышать партитуры. Наконец, необходим определенный собственный опыт работы с оркестром. К сожалению, ничего этого у подавляющего большинства российских участников нет. В наших региональных консерваториях нет ни материалов по современной музыке, ни достаточного числа специалистов. У интересующихся этой темой музыкантов элементарно нет доступа к современным партитурам, к специальной литературе. Уже 20 лет в Московской консерватории существует кафедра современной музыки, которая разработала курсы для каждой из музыкальных специальностей, но этот опыт остается в нашей стране совершенно невостребованным. Какие только требования к консерваторским программам не спускаются сегодня сверху, но вот требования подвести студентов к современности пока не поступало, изучение музыкальной современности — «дело рук самих утопающих».
Тем не менее давайте представим себе, что жюри единогласно проголосовало за какой-то настоящий шедевр. И здесь я задаю себе вопрос: а смогут ли вообще наши оркестры сыграть по-настоящему новаторское сочинение? Ведь для того, чтобы играть современную музыку, нужен специальный опыт, этому нужно специально учиться, для этого нужно систематически, на протяжении многих лет, исполнять новую музыку. Ведь классико-романтические идиомы мы осознанно или подсознательно учим с детского сада, а вот до новейших дело не доходит даже в консерваториях! Посмотрите отчеты российских оркестров: в графе «современная музыка» вы обнаружите в основном исполнения... увертюр из оперетт или музыки к кинофильмам. Даже если просмотреть программы «продвинутых» московских оркестров, то и в них (за единственным исключением — Госоркестр с Владимиром Юровским) не найти не то что классики второй половины XX века — Штокхаузена, Ксенакиса или Лигети, но даже довоенных хрестоматийных сочинений Берга, Вареза или Гавриила Попова. Некоторые из них до сих пор еще ни разу в России не исполнялись! Просто завидуешь нашим молодым дирижерам — эпоха музыкальных «географических открытий» для всего мира уже закончилась, а у нас она еще и не начиналась, и вся радость открытий оркестровой классики XX века у нас впереди!
Но самая главная проблема заключается, на мой взгляд, в том, что в нашем сознании пока еще не произошла дифференциация между современной прикладной и современной классической музыкой. Мы все еще пребываем в какой-то синкретической взвеси даже в классификации этих явлений. Вот разница между фундаментальной наукой и наукой прикладной понятна — сегодня никому не нужно объяснять, что, например, фундаментальные исследования генома человека станут основой прикладных методик лечения генетических заболеваний. Но как только дело доходит до музыки, здесь у нас почти всегда прикладное, производное выдается за первичное, что-то «мюзиклоподобное» — за оперу, а то, что раньше называлось бы эстрадно-симфонической сюитой, — за симфонию. А до собственно современной музыки дело не доходит! В нeмецком языке, который всегда очень точно определяет и разграничивает явления, есть четкое разделение на ernste Musik (серьезная музыка) и Unterhaltungsmusik (прикладная музыка), и это настолько общепринято, что в бытовом языке немцы уже давно не проговаривают эти выражения целиком, а пользуются их разговорными сокращениями — E-Musik и U-Musik, и здесь ни у кого не возникает никаких вопросов. У нас же даже автор песни, переложенной для оркестра, считает себя композитором «серьезного» жанра, а солидный оперный театр на голубом глазу может поставить нечто вроде мюзикла в качестве образца «новой оперы» или «балета».
Адорно рассматривал музыкальное сочинение как партитуру состояния общества. Мне кажется, что некоторые наши проблемы — не только в области музыки, но и в плане развития науки и самого общества — происходят от подобного откровенно популистского подхода. И на вопрос, что, на мой взгляд, может дать еще один конкурс, я бы ответил так: может быть, он поможет создать ту среду, в которой подобные вопросы будут хотя бы дискутироваться.
Я совсем не являюсь сторонником учреждения любимого организаторами многих российских конкурсов одного вызывающе «высокого» Grand Prix, а считаю, что у нас, как и во всех цивилизованных странах, нужно было уже давно создать элементарную систему заказов сочинений композиторам со стороны оркестров и фестивалей. А пока этого нет, нужно искать возможности хотя бы через конкурсы поддержать как можно большее количество молодых авторов. Именно в этом я вижу главную цель конкурса «Партитура» с его в высшей степени странными, но в нашей ситуации, может быть, и полезными семью номинациями.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244794Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246345Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202412949Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419433Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420114Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422775Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423531Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428691Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428822Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429500