В одном из интервью Херманис сказал, что хотел бы стать «старомодным режиссером XXI века». На самом деле это уже случилось: он был таковым в двух первых своих зальцбургских спектаклях. В «Солдатах» и «Гавейне» визуальный ряд выглядел идеально, но постановки при этом не вторгались в сюжет, стремясь его скорее иллюстрировать, чем радикально интерпретировать.
Для «Трубадура» же придумано остроумное решение. Не в силах расстаться с исторической датировкой оперного сюжета, Херманис перенес место действия в современный музей. В первой сцене, где у Верди старый воин рассказывает слугам и солдатам об истории старой ведьмы, сожженном ребенке и призраках, на сцене идет обычная экскурсия: в залах Возрождения этой историей экскурсовод Феррандо (Риккардо Джанелатто) комментирует выставленные картины. Леонора (Анна Нетребко) здесь простая смотрительница, влюбленная в старинное полотно с красавцем-героем.
© Salzburger Festspiele / Forster
Потом картины оживают, и главные персонажи появляются на сцене уже в пышных исторических одеяниях (художник по костюмам — Эва Дессекер). Но красивая идея не получает толкового продолжения, встреча людей разных столетий — правда, наши современники в большинстве своем остаются вуайеристами, как то и положено жертвам телевидения, — не порождает новых смыслов.
Зато стены с полотнами беспрерывно движутся, и этот танец больших картин на большой сцене поначалу производит неплохое впечатление. Но решение режиссера (как и прежде, он сам занимается сценографией) увеличить портреты до фантастических размеров скорее утомляет глаз. Погрудные изображения смотрятся в новом масштабе диковато, Бронзино — все-таки не Глазунов, он на такое не рассчитан, тем более что рядом висит тициановский конный портрет Карла I привычного размера. Конечно, это можно пережить, сожалея, что в программке нет списка выставленных репродукций — так исполнилась бы давняя мечта устроителей Зальцбургского фестиваля и окончательно реализовалась бы его образовательная программа. Но сами перемещения картин в какой-то момент кажутся мельтешением, взгляд фокусируется на них, а не на действии под ними.
Анна Нетребко© Salzburger Festspiele / Forster
Впрочем, и действия особого нет: увлекшись как художник визуализацией музыкального текста, Херманис-режиссер ограничивается мизансценами, напоминающими о старой оперной эстетике — даже не XX века, а XIX. Не хочется представлять себе, что осталось бы от театрального в «Трубадуре», если бы исчезли вдруг его декорации, красивые, но все же несколько однообразные, надоедающие к концу своим величием. Когда в четвертой картине полотна массово снимают со стен, начинаешь надеяться на лучшее: может, их хотя бы заменят на Малевича с Кандинским или в худшем случае на последователей Дали? Но чуда не происходит, смерть к героям приходит на фоне пустых стен.
Пласидо Доминго© Salzburger Festspiele / Forster
Билеты на «Трубадура» (прямую трансляцию которого, кстати, можно завтра посмотреть на «Культуре») в Зальцбурге разлетелись за несколько дней. Можно, конечно, поверить, что многие их купили ради Пласидо Доминго, поющего графа ди Луну: оставаться в 73 года в боевом строю — такая решимость заслуживает восхищения. Можно вообразить, что у Алвиса Херманиса после «Солдат» Циммермана, ставших важнейшим событием фестиваля-2012, и яркого «Гавейна» в прошлом году появились горячие поклонники (хотя сегодня в Зальцбурге режиссеров вновь, как при Караяне, оттесняют певцы). Много фанатов и у вошедшего в полный голос генуэзского тенора Франческо Мели (его Манрико — образец отличной вокальной работы). Не откажешь в праве на поклонников и канадской контральто Мари-Николь Лемье (Азучена), достойно справляющейся со своей партией в компании знаменитых коллег. Но что главным магнитом для публики по-прежнему остается Нетребко, не сомневается никто.
Анна Нетребко и Пласидо Доминго© Salzburger Festspiele / Forster
Среди зрителей Фестшпильхауса наверняка найдется и две-три дюжины слушавших здесь же в 1962—1963 годах Леонтину Прайс, первую «черную диву» мировой оперы, — единственной до сегодняшнего дня постановкой «Трубадура» в Зальцбурге дирижировал Караян. Новая Леонора тоже достойна долгой памяти, ария «D'amor sull'ali rosee...» («О, пусть зефир ему несет...») в зальцбургском исполнении Нетребко наверняка войдет в анналы звукозаписи.
Несмотря на мучительный с точки зрения личной жизни год (разрыв со Шроттом, диагностирование аутизма у 6-летнего сына, колкости интернет-поклонников по поводу лишнего веса), Нетребко-профессионал осталась в отличной форме и поет так, словно нет на всем белом свете человека ее счастливее. Одни считают, что она уже лучше Марии Каллас (увы, диаграммы и критерии, по которым оцениваются голоса в исторической перспективе, «Зюддойче цайтунг» не приводит), другие, как Риккардо Мути, сравнивают ее с Ренатой Тебальди.
© Salzburger Festspiele / Forster
Успеху Нетребко во многом способствует Венский филармонический оркестр под управлением Даниэле Гатти. Насколько прошлогодние «Мейстерзингеры» звучали у него безлико-катастрофично, настолько Верди получился собранным и энергичным, пусть и лишенным на этот раз рискованных интерпретаций. Увы, даже оркестру, игравшему, когда надо, тихо и удобно для певцов, не удалось ничем помочь Пласидо Доминго. В прошлом году Нетребко, Доминго и Мели пели в Зальцбурге в концертном исполнении вердиевскую «Жанну д'Арк» (Unitel Classica только что издала эту запись на двух дисках совместно с Deutsche Grammophon), там Доминго был еще в хорошей форме. Слушая же его сегодня, после перемены голоса (тенором Доминго быть перестал, но нормальным баритоном пока что не стал), думаешь скорее о статистике. К 144 спетым ранее партиям мэтр добавил еще одну, к более чем 3700 выступлениям также можно приплюсовать единичку. Есть случаи в искусстве, когда цифры красноречивее слов.
Понравился материал? Помоги сайту!