Уральские сокровища

Путешествием, например, по австрийским музыкальным фестивалям и фестивальчикам или итальянским оперным сценам никого не удивишь. Но начало концертно-оперного сезона на Урале оказалось таким насыщенным и удивительным, что пришлось одеться потеплее и отправиться в музыкальное турне по Уральскому хребту.

«Сатьяграха». Опера о ненасильственной борьбе

Известный американский композитор-минималист Филип Гласс написал уже 24 оперы, которые поставлены во многих статусных местах земного шара, в том числе в нью-йоркской Метрополитен. В России, где и без него полно репертуарных дыр, оперный Гласс совсем не был на повестке дня. Кумир альтернативной, полуклубной аудитории — и достаточно. Известие о том, что Екатеринбургская опера — театр федерального подчинения — открывает сезон «Сатьяграхой», выглядело несмешной шуткой.

Как выяснилось, тут не до шуток, все очень серьезно. Автор идеи — директор театра со все разрастающимися амбициями (на «Золотой маске» екатеринбуржцы уже вовсю теснят конкурентов) Андрей Шишкин, чьи юношеские увлечения Индией и рок-музыкой обернулись такой вот фантастической мечтой. Он вспоминает, что уже договорился насчет нот и постановочной команды, но все никак не решался вывесить в своем театре приказ о постановке оперы, внизу которого надпись: «исполняется на санскрите».

Да-да, мало того что именно Екатеринбург (а не Москва или Питер) стал местом первой постановки оперы Гласса в России, но это еще единственная опера в мире, требующая коуча по санскриту (и такой в екатеринбургской постановочной команде есть)! Ну ладно, санскрит санскритом, вряд ли кто к произношению будет придираться, но как должны звучать герметичные бесконечности Гласса, в наши дни нетрудно узнать в Ютьюбе. И как их будет петь русский тенор, вчера певший Германа? Уж не говоря о том, что ему для исполнения главной роли — а это Махатма Ганди — придется побриться наголо (перед премьерой это героически сделал Владимир Чеберяк) и в дальнейшем петь Германа в парике. Театр-то русский, репертуарный, «Сатьяграху» собираются исправно давать вперемежку с более привычными названиями.

Собственно, невероятнее всего то, что исполняют эту заокеанскую чудь в Екатеринбурге исключительно собственными силами. Варяг — только за пультом, лично и творчески знакомый с Глассом маэстро Оливер фон Донаньи, представитель известной дирижерской семьи. Екатеринбургскую труппу он начал тренировать на марафонские глассовские дистанции еще с зимы. Рассказывает, что в оркестровой яме была обнаружена спускающаяся сверху веревочка — скрипач подвязывал руку за локоть, чтобы меньше уставала во время бесконечных повторов одной и той же фразы.

В результате оркестр и хор, на котором тоже огромная нагрузка (хормейстер Эльвира Гайфуллина), все три часа не теряют драйва и выдержки, иные вышколенные переборы деревянных духовых или сотни раз повторенные похохатывания хора настолько близки к идеалу, что не веришь своим ушам. С солистами сложнее забыть о русской музыкальной реальности, теплота и душевность нет-нет да проскальзывают в совершенно для этого не предназначенное безвоздушное пространство. Гласс получился в итоге какой-то свойский и очеловеченный, но это даже трогательно.

Однако проблемы с Глассом — не только музыкальные, но и содержательные. Эта опера — не отдых и не мелодрама, как у нас привычно, а серьезный разговор на, как выясняется, все еще острые политические темы. Премьера ее состоялась в 1980 году в Роттердаме. Это вторая часть оперной трилогии Гласса про людей, которые, как он считает, силой своего духа изменили мир. Помимо Ганди двое других — ученый Альберт Эйнштейн и древнеегипетский фараон, религиозный реформатор Эхнатон. Сюжета в привычном понимании в опере нет, есть жизнь идей, сходство которых прослеживается в учениях Льва Толстого, Рабиндраната Тагора и Мартина Лютера Кинга — именно этими именами называются три части оперы.

«Сатьяграха» в переводе с санскрита — «стремление к истине», применительно к Ганди — методика ненасильственной борьбы за независимость, которую он разработал, живя в начале XX века в Южной Африке. Две ее формы — несотрудничество с властью и гражданское неповиновение — по нынешним временам выглядят небезобидно, и охранительная виньетка в буклете в виде цитаты из Путина про то, что после смерти Ганди и поговорить-то не с кем, не кажется лишней.

Для молодого американского режиссера Тадеуша Штрассбергера (он же сценограф) «Сатьяграха» стала первой работой в России. Впереди, впрочем, приглашение поставить «Орестею» Танеева в Мариинке (он ее уже ставил в американском Бард-колледже). Его постановка — никакой не эстетический шок, а попытка достучаться. Максимально дружелюбная. Он отправляет артистов с ритуальными шествиями в зал. Он придумывает на сцене свои человеческие истории, простые и доходчивые. Вот колонизаторы сгоняют индийцев насильно регистрироваться, берут отпечатки пальцев, а те рвут полученные бумажки. Вот белая женщина закрывает Ганди своим зонтиком от солнца и спасает его от издевательств толпы. Самый волнующий момент — просто видео с речью Мартина Лютера Кинга, сказанной 28 августа 1963 года, где озвучена мечта о равенстве белых и черных. Заканчивается спектакль стоячей овацией.

Третий Симфофорум. Как нам уже наконец-то обустроить оркестровую Россию?

На соседней с оперным театром Екатеринбурга улице — филармония во главе с Александром Колотурским, лучшая в России, если не меряться с Москвой (про Москву, кстати, тут вообще лучше забыть — там другие деньги, другие распальцовки, усталость, неверие, пресыщенность и страх). Директора оперы и филармонии, правда, видят друг в друге скорее конкурентов, чем единомышленников, но со стороны понятно, что занимаются они примерно одним и тем же — романтическими подвигами. Чего стоит любимый филармонический проект: абонементные серии в филиалах с выездными концертами и в совсем уж маленьких и отдаленных поселениях — с интернет-трансляциями.

Крошечный городок Алапаевск за130 кмот Екатеринбурга, тут когда-то был металлургический завод, на нем служил отец Чайковского, семья прожила тут 15 месяцев, когда Пете было 9—10 лет. Теперь завода нет, работы в городе мало, денег мало, но есть Дом-музей Чайковского со святыми служителями и филармонический филиал с не менее святыми управляющими. Одна из увиденных мною в рекламном листочке причин купить концертный абонемент звучит так: «Те, кто часто бывает за границей, знают, что там абонементы в академический зал — отличительный знак элиты общества».

Каждую осень филармония проводит один из имиджевых своих фестивалей — в прошлом годы была международная «Евразия», в этот раз — сугубо внутрироссийский Симфофорум, смотр оркестров страны, в идеологии которого просматривается желание разобраться, кто есть кто на безразмерном, неструктурированном и не обозреваемом никем, в том числе и Министерством культуры, нашем оркестровом пространстве. И наконец-то выяснить, что такое хорошо и что такое плохо.

Форум прошел уже третий раз, имел спецпроект, посвященный суровой музыке Авета Тертеряна (к 85-летию композитора, в конце жизни много бывавшего в Екатеринбурге), и собрал в этом году шесть коллективов, среди которых на правах хозяина был европейской выправки Уральский филармонический, возглавляемый Дмитрием Лиссом (на заключительном концерте исполнивший Третью симфонию Тертеряна с солирующими дудуками), а также два медийных тяжеловеса: MusicAeterna с Теодором Курентзисом (первый выезд пермяков к соседям) и Госоркестр с Владимиром Юровским (первая гастроль маэстро по стране). Курентзис вызвал переаншлаг, восторги, мрачные взгляды, обиды и неутихающие споры. Юровский, в обязательной программе которого были вступительное слово и разговор со слушателями после концерта, полюбился решительно всем — в том числе и своим умением абстрактный мир звуков переводить во что-то конкретное, тебя касающееся. Если суммировать слова и музыку, то его выступление, включающее «Франческу да Римини» Чайковского и посвященное при этом Первой мировой войне, носило явный антивоенный характер, а вопрос про то, что такое хорошо и что такое плохо, был на какое-то время решен — причем не только в области музыки.

«Дон Жуан». Viva la liberta!

Пять часов на поезде по уральским холмам — и попадаешь на передовую европейского искусства. Пермский театр оперы и балета под управлением Теодора Курентзиса. Какие последние тренды? Какие новые горизонты? Что тут они опять себе напозволяли, о чем потом весь сезон будут меня спрашивать в разных столицах на разных языках? Попутно отбиваясь от министра Гладнева, тут ждут на ближайший Дягилевский фестиваль Ромео Кастеллуччи и Маркуса Хинтерхойзера и принимают приглашения от Руртриеннале и Зальцбурга. За запись на Sony первой оперы трилогии Моцарта — Да Понте — «Свадьбы Фигаро» — уже получена премия ECHO Klassik. На подходе релиз «Так поступают все женщины». И вот поставлена финальная часть трилогии — «Дон Жуан». Диск выйдет в следующем году. А все три оперы подряд впервые будут показаны на пермской сцене в конце ноября. С лютней и хаммерклавиром, с жильными струнами и вольными вокальными завитушками у солистов в духе XVIII века. Да, кстати, вместе с привыканием к историческим инструментам и строю 430 Гц пора переучиваться на итальянские названия моцартовских опер.

Все они сделаны разными импортными командами в совершенно контрастных стилях. За два предыдущих года уже стало понятно, что общей режиссерской концепции ждать не надо, моцартовский пермский проект — в первую очередь дирижерский, и не будем в очередной раз повторять, кто его главный герой. Тем не менее «Don Giovanni» оказался эффектным театральным высказыванием, от которого просто так не отмахнешься.

Поставила его многолетняя участница знаменитой каталонской группы La Fura dels Baus Валентина Карраско — будто играючи, без робости и придыхания, с лихачеством и свободой. И выдался он зрелищным, чувственным, веселым (зал реально постоянно хохочет), грустным и очень живым, несмотря на то что речь в нем идет о людях-манекенах.

Настоящих манекенов в постановке очень много. Дополненные видеорядом в жанре нуар, они заполняют хитро затемненную сцену (художник по свету — Петер ван Прает) в качестве декораций (сценографы — сама Карраско и Эстерина Зарилло). Среди них плутает обслуживающий их персонал, а также, собственно, герои оперы Моцарта, так что заблудиться и обознаться, как того требует сюжет, не составляет никакого труда. Тела с женскими округлостями, груженные оптом и в розницу, отлично подходят для иллюстрации лепорелловой «арии со списком». Одновременно манекены — символ смерти.

Ничего неожиданного про главного героя не сказано, просто это сделано очень убедительно, неформально, невампучно и со знанием дела. Дон Жуан — воплощение свободы, он делает только то, что хочет, добивается тех, кого хочет, веселится, не отступает, не боится смерти и ограничений, накладываемых обществом. Грустно только, что свою Серенаду ему приходится петь надувной кукле. В первом из двух составов это давно знакомый по курентзисовским проектам обаятельный и витальный Симоне Альбергини. Его слуга Лепорелло (Гвидо Локонсоло) ближе остальных ему по духу, остроумный очкарик в кепке, таскающий с собой в дорожной сумке игрушечного Чебурашку. Женщины, по версии режиссера, — более невзрачные, затушеванные, легче сливающиеся с манекенной массой. Но, однако, это не мешает заметить вокальные успехи пермячки Натальи Кирилловой (Донна Эльвира) и новенькую звезду на моцартовском небосклоне Курентзиса Надежду Павлову (Донна Анна).

Дон Жуан единственный не обмотан всевозможными ортопедическими корсетами и бандажами, не сливается с манекенами, выделяется ярким пятном на общем фоне (художник по костюмам — Мета Бронски). Все, кто с ним соприкасается, получают эту прививку свободы — хотя бы ненадолго, хотя бы на время устроенного им ошеломительного, яркого, раскрепощающего, даже пусть хулиганского праздника, которым заканчивается первое действие.

Под конец главного, слишком свободного, героя все равно изничтожают эти люди-манекены и остаются сидеть скучные, пресные и сексуально неудовлетворенные. Но полотнище с его праздничным лозунгом — «Viva la liberta!» («Да здравствует свобода!») — остается символом всего спектакля, и на поклоны под визги и гул зала артисты выходят именно с ним. И, кажется, театр гудит не только благодаря поставленному на его сцене Моцарту, но и резонируя с тем, что снаружи.

Понравился материал? Помоги сайту!