Международный музыкальный фестиваль La Folle Journée впервые на 21-м году жизни прибыл в Россию и прошел в столице Урала под названием «Безумные дни в Екатеринбурге» с подзаголовком «Страсти земные и небесные». 70 концертов на шести площадках дали за три дня более трехсот музыкантов из 17 стран мира, проданных билетов 22 тысячи, пустых мест в залах практически не наблюдалось. Лариса Барыкина поговорила с автором идеи и продюсером фестиваля Рене Мартеном.
— Мсье Мартен, когда-то вы мне рассказывали, что идея La Folle Journée пришла вам в голову на стадионе, во время концерта рок-группы U2. Вы по-прежнему любите разную музыку?
— Я работаю только в сфере классической музыки, но для меня важно быть в курсе всей современной мировой музыки во всех жанрах. Я много слушаю джаз и рок, но это не значит, что я организую их концерты. Для меня важно быть в курсе, чем живет слушатель сегодняшнего дня. Особенно молодежь.
— Есть ли у вас собственный опыт музыканта? Вообще как становятся продюсером?
— Музыку я безумно любил с самого детства, пел в хоре. Потом был студентом консерватории, посещал классы гармонии, контрапункта и анализа. Занимался игрой на ударных инструментах. Затем играл в рок-группах, увлекался фольклором, традиционной бретонской музыкой. В общем, прошел все, что только можно. Но я всегда был продюсером. Я учился в школе управления и торговли, но уже тогда хотел организовывать концерты. В возрасте 23 лет я организовал свой первый концерт: это была программа с Вильгельмом Кемпфом. Потом уже работал с Рихтером, Мартой Аргерих, с Ашкенази. Благодаря Рихтеру и «Декабрьским вечерам» я познакомился с русскими музыкантами: Наталией Гутман, Олегом Каганом, Юрием Башметом… Спустя какое-то время я организовал уже 10 концертов, потом 30, потом 100… На сегодняшний день я по всему миру устраиваю 1600 концертов в год.
— Фантастическая цифра! А сколько всего вы придумали и проводите фестивалей?
— Самый крупный и проходящий по всему миру фестиваль — это, конечно, La Folle Journée, это 1200 концертов в год. Большой фортепианный фестиваль с 1981 года я провожу в Ла-Рок-д'Антероне (La Roque-d'Anthéron), там выступали практически все великие и знаменитые пианисты мира. Есть фестиваль Святослава Рихтера в Гранж-де-Меле (Grange de Meslay) в Турени. В прошлом году он отметил свое 50-летие, а 25 лет назад Святослав Рихтер передал мне управление этим фестивалем. Есть еще концертные серии в Королевском аббатстве Фонтевро (Abbaye Royale de Fontevraud), самом большом аббатстве католического мира. И красивый вокальный фестиваль в местечке Сен-Флоран-ле-Вьей (Saint-Florent-le-Vieil), это час езды от Нанта. А также серии концертов в самом Нанте, где я живу, в Ниме, Марселе и в других городах.
— Где и как вы находите музыкантов?
— Я много слушаю. Огромное количество записей, трансляций, я слежу за фестивалями и конкурсами. А еще у меня в друзьях известные профессора и педагоги, к мнению которых я прислушиваюсь. Например, Александр Рудин, Наталия Гутман, Элисо Вирсаладзе. Если Элисо скажет мне, что у нее есть интересный студент, то я, конечно, послушаю его. Вообще главное в моих отношениях с музыкантами — доверие. Я могу дать артисту очень сложную задачу, а артист, в свою очередь, может меня попросить о самом невероятном. Пианист Лукас Генюшас, которого я уже лет пять поддерживаю, в один прекрасный день сказал: «Мечтаю сыграть “Ludus tonalis” Хиндемита». Я тут же запланировал такой концерт. И поверьте — зал будет полон.
— Что на вашем фестивале вам нравится больше: встречаться со старыми друзьями-музыкантами или открывать новые имена?
— С музыкантами-друзьями я всегда могу позволить себе риск, они уже знают мою манеру работать. Но и с молодыми мне очень нравится. Особенно тот этап работы, когда происходит выбор произведений, репертуара. Вот как я выбирал музыкантов для Екатеринбурга? Я решил, что должны играть те, кто никогда здесь не был. Например, пианисты Николя Ангелих, Давид Кадуш, бельгийский барочный ансамбль Ricercar Consort, фантастический гитарист из Испании Хуан Мануэль Канисарес. Чтобы создать событие.
— Вы говорили, что слушаете много конкурсов; наверняка не прошли и мимо последнего конкурса Чайковского. Какие у вас впечатления, например, от пианистов?
— Многих участников 2015 года я знал и до конкурса. Например, Андрей Коробейников давно участвует в моих фестивалях.
— Тут я должна сказать, что именно вы открыли мне Коробейникова, которого я в первый раз услышала в Нанте в 2007 году; по-моему, о нем у нас тогда практически никто и не знал…
— Это приятно слышать. Я уже упомянул Лукаса Генюшаса. Особенно бы выделил Юрия Фаворина: он — ученик Вирсаладзе, прекрасно играющий современную музыку.
— А вот Россия сошла с ума от Люка Дебарга; что вы о нем скажете?
— В ближайшее время он будет принимать участие в La Folle Journée в Варшаве. Это прекрасный музыкант, очень яркая личность. Планирую пригласить его в Екатеринбург в 2016-м.
— У нас была информация, что во Франции у него не так хорошо с признанием, да и не все члены жюри к нему одинаково восторженно отнеслись.
— Это проблема жюри. А, например, Борис Березовский полагал, что Дебарг достоин первой премии.
— Кстати, о Березовском. Когда-то он сказал очень важную вещь: что на вашем фестивале главное — не исполнители-звезды, а сама музыка.
— Это правда. Это мой приоритет. Мы все на службе у музыки. Я никогда не программирую фестиваль на звездах. Я выбираю тех исполнителей, которые наиболее четко придерживаются композиторского замысла. И это очень важный момент.
© Свердловская филармония
— А кто вам вообще помогает? Например, составлять программу?
— Программы составляю я один. В моем компьютере должно быть тысяч пятнадцать произведений, я их слушаю везде: в самолете, в аэропортах, в отелях... Вообще слушать музыку и придумывать программы — мое самое большое удовольствие в жизни. Открыть для себя новую музыку, новых исполнителей — это такое счастье, и этим занимаюсь только я. А в организации фестиваля мне помогает команда, это всего 10 человек.
— Вы начинали с монографических La Folle Journée, их было довольно много, а сейчас перешли к философско-концептуальным темам.
— На 20-м фестивале я выбрал темой американскую музыку XX века: Чарльз Айвз, композиторы репетитивной техники, Филип Гласс и так далее. А еще в Америке есть джаз и мощная киномузыка — и вообще много жанров. Фестиваль имел большой успех. И я сказал себе: нужно придумать тему, которая бы представила панораму четырех веков европейской музыки, от Возрождения до современности. Тема «Passions» («Страсти») — это богатая идея, можно показать музыкальные веяния, тенденции, прошедшие сквозь века: например, как музыка Монтеверди повлияла на современную оперу. Можно показать жанры светские и сакральные. Тематические фестивали делать сложнее, надо все со всем соединить. Но это дает богатый выбор и производит больше впечатления на публику, чем, например, музыка одного автора.
— Немного спустимся с небес на землю. Как финансово устроен La Folle Journée?
— Общая схема такова: 25 процентов — государственное финансирование (и муниципальное в том числе), следующие 25 процентов — спонсорская помощь. И ровно половину бюджета — 50 процентов — составляет выручка с продажи билетов. А это немалые деньги: ведь в Нанте мы продаем почти 300 тысяч билетов, а в Токио — миллион. Да, здесь, в Екатеринбурге, это пока 22 тысячи, но ведь это только начало.
— Я слышала, что и гонорар на La Folle Journée весьма невелик; несмотря на это, все у вас выступают…
— Когда я создавал фестиваль, я хотел, чтобы музыканты стали его частью, чтобы мы вместе работали на его главную идею. Каждый из нас служит Брамсу, Бетховену, Моцарту, самой идее подобного фестиваля. О финансовой стороне: мы договариваемся. Артисты выступают за более скромный гонорар, вернее, так: он у них обычный, но количество концертов увеличено. Потому что каждый из них знает: он работает на публику завтрашнего дня. Публика, которую я призываю, приходит со свежими ушами, в этом моя сила, я умею это делать: дать артисту ту публику, что он заслуживает.
© Свердловская филармония
— А как вы относитесь к мнению, что академическая музыка становится частью шоу-бизнеса?
— Нет-нет, это не шоу-бизнес! Моя концепция (для всех моих фестивалей!) такова: это размышления о классической музыке, которые дают направление развитию музыки в будущем. (Рисует схему.) И каждый год я ставлю под сомнение все, что делаю.
— Я говорю не о вашем фестивале, а об идеях Нормана Лебрехта, который полагает, что система звезд и колоссальных гонораров, стадионные шоу и элементы индустрии приводят к гибели классическую музыку…
— Не читал этого автора, но ничего этого у меня нет. Например, Гергиев и Ланг Ланг выступают на стадионах, но это маленький сегмент. Настоящая классическая музыка — это музыкальная жизнь Екатеринбурга, где я сейчас нахожусь. Это жизнь Московской консерватории им. Чайковского. И это далеко не шоу-бизнес.
— Каким образом, несмотря на обилие концертов на вашем фестивале, в целом не возникает ощущения конвейера и снижения планки?
— Когда я создавал фестиваль, моим приоритетом было требование для музыкантов — высочайший уровень исполнения. Это, конечно, очень трудно. Посмотрите, например, в течение одного дня в Нанте выступают скрипачи: утром Вадим Репин, днем Рено Капюсон, вечером Гидон Кремер. Все — великие, все — в одном зале. Для музыкантов это невероятный вызов, это обмен профессиональным опытом, не забывайте про конкуренцию! И они работают много-много-много, даже больше, чем для обычных концертов. В Нанте, где проходит 300 концертов, запланировано 800 репетиций. Каждый репетирует по два-три раза. При этом солисты играют свою программу с разными оркестрами. Концерты транслируются в прямом эфире на радио и телевидении, и музыканты просто не могут прийти неподготовленными. В общем, это мой приоритет — высокое качество.
— Но может просто не хватить эмоций, душевных сил?
— Нет, чем больше мы работаем, тем более мы свободны. Возникает какой-то новый уровень, второе дыхание. Этот фестиваль для меня — будущее классической музыки, это не шоу-бизнес, здесь нельзя делать деньги. А главная моя мысль вот в чем. Люди должны знать, что музыка Чайковского, Рахманинова, Моцарта, Бетховена существует. И после знакомства с ней публика должна стать другой.
© Свердловская филармония
— Как, на ваш взгляд, прошел дебют фестиваля La Folle Journée в Екатеринбурге?
— Блестящая организация, 95 процентов билетов было продано еще до начала фестиваля, а потом и все остальные. Теплая, почти семейная атмосфера, очень много молодежи. Артисты из европейских стран, которые впервые приехали в Екатеринбург, потрясены публикой. Они считают, что публика очень открытая, внимательная и дружелюбная.
У меня не было задачи сделать в Екатеринбурге копию «Безумных дней» в Нанте. Поэтому наряду с зарубежными артистами здесь выступают местные оркестры, хоры, ансамбль старинной музыки. У нас был свой бюджет, и я попытался сделать чудо исходя из тех средств, что у меня есть. Мне было просто с Екатеринбургом еще и потому, что около десяти лет я работаю с Уральским филармоническим оркестром и Дмитрием Лиссом, я влюблен в оркестр, знаю всех концертмейстеров, все первые пульты. Слышал почти весь репертуар, знаю их возможности, я им полностью доверяю. Я занимался выпуском их дисков, был продюсером их выступлений на других фестивалях. С екатеринбургской командой нам не нужно что-то друг другу специально объяснять, у нас прекрасное взаимопонимание.
— В Екатеринбурге вы столкнулись с ситуацией, когда нет единого здания, и ваша концепция «безумного дня» в понимании Бомарше и французского классицизма — единство времени и места — несколько покачнулась…
— Конечно, Дворец конгрессов, как в Нанте, сильно бы облегчил нашу задачу. Но я предпочитаю иметь в Екатеринбурге такую команду, как у Александра Колотурского, и не иметь единой концертной площадки. Очень часто мы строим какие-то здания, но не очень знаем, что будем делать там внутри. В Екатеринбурге мы создали проект La Folle Journée. Возможно, в будущем наш проект станет основой для постройки нового концертного зала или комплекса залов. И мы будем привлекать для этого наших союзников и единомышленников. А сегодня мы планируем 2016 год, тема фестиваля — «Nature» («Природа»), и его русская часть снова пройдет в Екатеринбурге.
Понравился материал? Помоги сайту!